Ну да, зов моего желудка.
МЕЛЬХИОР
Понимаю, у тебя внутри все сжалось.
КАСПАР
Заурчало.
МЕЛЬХИОР
Я хочу сказать, ты испытал чувство полноты.
КАСПАР
Нет, пустоты, этакое пощипывание и покалывание в самой середке. Я тут же вскакиваю с кровати, нахлобучиваю корону и — в кладовую. Только добежал — слышу это громогласное приглашение. Хочешь — не хочешь, пришлось все бросить и явиться на зов.
МЕЛЬХИОР
Конечно, хочешь. Если не хочешь услышать этот зов, то и не услышишь, пусть даже труба вечности трубит тебе в самое ухо.
КАСПАР
Так то труба. Но чтобы урчание?
МЕЛЬХИОР
Царь Каспар, сосредоточься на твоей истинной и собственной внутренней сути и скажи мне, наконец, неужели ты говоришь совершенно серьезно?
(Каспар долго раздумывает.)
Ну, на что направлены твои мысли?
КАСПАР
На трактир.
МЕЛЬХИОР
Трактир!
КАСПАР
Он называется «Однорукий скрипач», и там готовят такие потроха…
МЕЛЬХИОР
Не притворяйся глупей, чем ты есть. Зайдем в соседнее царство за аравийским царем Бальтазаром, а потом вместе отправимся в Иерусалим; ибо никак не позже Рождества появится на свет Дитя, которому мы должны поклониться.
КАСПАР
Куда мы отправимся?
МЕЛЬХИОР
В Иерусалим.
КАСПАР
Все ясно. Знать бы, какие там трактиры, на этой дороге в Иерусалим…
МЕЛЬХИОР
Так мы идем?
КАСПАР
Куда?
Оба уходят.
2. Иерусалим, дворец. Звезда как в первой картине. Выходит Ирод.
ИРОД
Я — Ирод, ваш слуга покорный, Но в Палестине я царь законный Сейчас вот разбираюсь с делами, А дел у царей… знаете сами. Письмо. Пришло с императорской почтой. Что это значит? А значит вот что. У императора я не на службе — Август великий со мною в дружбе. Пусть затевает он новые войны, Пока он воюет, живу я спокойно. Он избавляет меня от забот: Сражается Рим, Палестина цветет. Пусть Рим разорил Палестину вконец, Но что об этом сказал мудрец? Что черные дни для владык настанут, И что последние первыми станут. А для меня только мир и свят. Люблю народ. Но не всех подряд. Из тех, кто в моей стране проживает, Утром пашет, кует, копает, По вечерам набивает живот, На скрипке пиликает, песни поет, — Из всех евреев, греков и прочих Евреев люблю я не то чтобы очень. Заскоки бывают у всех буквально. Это нормально. Еврей ли араб — никакого отличья, Разве что мания величья. Евреи властям не дают покоя — Права качают и все такое, Верят, что царь их какой-то придет И сразу избавит от Рима народ. Я крови не жажду, я им благодетель, Подчас нелегко мне, Юпитер свидетель, Но ежели кто возомнит, что он Призван главой быть еврейских племен, Того повергну я в прах без пощады. Вообще-то всех их казнить бы надо: Сельских старост и грамотеев, Маккавеев и асмонеев, Смерть вам, Гирканы и Аристоболы, Иерусалимской исчадья школы, Дядья мои и мои кузены — Сабля моя не простит измены. Всех изрублю, поштучно и оптом. Я уж научен горьким опытом. Кстати: казнил с удовольствием тещу, Да и жену казнить было проще. Все — в интересах дела, поверьте, Кто Ироду враг — повинен смерти. (Вскрывает письмо.) 
