И вот в выходные повез меня Хованов на дачу. На даче было весело — потому что никаких домиков там не стояло, а стояло некое строение, похожее на хижины жителей острова Бали, — во всяком случае, сваи были.
Походили мы там, походили, пообозревали окрестности, но ничего более интересного не нашли, поэтому просто пошли гулять вдаль. А вдаль мы стали гулять по направлению к известному некоторым престарелым личностям знаковому месту — в Разлив. К шалашу, значитца, вождя нашего, Владимира Ильича. И догуляли.
Бродим мы по территории памятника, бродим — народу никого нет, потому что год уже, как вы можете понять, девяносто пятый, популярность вышеназванной личности ниже всяческого плинтуса. И даже любопытные и организованные китайцы, обожающие путешествовать по ленинским местам, отсутствуют.
А у меня в то время были, как вы догадываетесь, длинные волосы. И, так как было жарко, я их, конечно, скрутила в кукиш на затылке. Платье на мне пейзанское, длинное. Утомились мы гулять и присели на бревнышко покурить, аккурат напротив железного шалаша.
Надо заметить, в тех краях мужики своих барышень учили водить машины. Потому что, хоть и непопулярен Ильич, но дорожки там — не чета городским, да и шоссейкам тоже. Гладенькие были дорожки, самое то поучиться. И ментов нет.
И вот сидим мы со Славой, а тут из-за шалаша — джип с тонированными стеклами с проворотом колес выезжает и, громко заржав и встав на дыбы, тормозит. Окно открывается, оттуда высовывается характерная для девяностых мордатая личность. Редкие и светлые брови личности медленно ползут на лоб, когда он говорит своей кукле, показывая на Хованова: «О, бля, Ленин!!! — потом поворачивает голову, смотрит на меня. — И Крупская!!!»
Первое предложение Хованов мне сделал через полгода, когда официально развелся. Я отказалась. Вернее, согласилась, но не сразу, после пуда соли. Не понравилось мне как-то — ни на колени упасть, ни цветов… А потом, вдохновленный моим отказом, он делал мне предложение (такое же) два раза в год — как только я накрашусь, а он напьется — то есть на мой день рождения и на Новый год — тут же давай хотеть жениться. Но нас так просто не возьмешь. Каждый раз я соглашалась, но не тут же, потому что была не готова. Через три года родилась Сонька. На регистрации ребенка нас очень хотели зарегистрировать, но разве мы могли так бездарно прохекать повод для праздника? Потом было много разного. И отпуска, и больницы, и праздники, и похороны. И мы вместе через все это шли.
Дорожная инспекция
Например, муж мой с большим энтузиазмом отнесся к идее получения мною прав. Водительских. У него-то права с детства были, он еще в школе на грузовике с перегазовкой ездил. А для меня это всегда была мечта. И я ее осуществила. Уже не первое десятилетие сижу за рулем — и ни на минуту не забываю о серых братьях.
Это я имею в виду сотрудников ГАИ, а после — ГИБДД. Хотелось бы отметить, что у меня к ним нет совершенно никаких претензий, потому что за долгие годы вождения мной автомобиля они меня ничем не обижали. И общалась я с ними всего… (ну, пальцев хватит на двух руках точно, а может, и на одной, чтобы посчитать).
Первая встреча с представителями автоинспекции у меня произошла через три дня после получения прав. Естественно, совершая маневр под названием «поворот налево», я с большой помпезностью выехала на середину перекрестка и там заглохла. Тут же нарисовался товарищ сержант. Он с интересом изучил свежеполученные права, с тяжелым вздохом отдал их мне и пожелал счастливой дороги.
Второй раз меня остановили для проверки документов, когда я уже за рулем сидела довольно уверенно, но ситуация все равно была далека от штатной. Когда мы учились на курсах, преподаватели нам активно впаривали, что выходить из машины, когда тебя останавливает инспектор, не только не нужно, но и вредно, потому что мало ли какой он инспектор, а ты нежная фиалка, поэтому можешь разговаривать с ним через щелочку в окне.
И вот останавливает меня такой кадр. Молоденький, мордаха круглая, глаза голубые. Представляется честь по чести и просит предъявить документы.
— Хорошо, минуточку! — говорю я и начинаю вылезать из машины.
— Для чего? — спросите вы.
А для того, что на тот момент я уже часа два как сидела за рулем. И сейчас это никак не повлияло бы на скорость командирского крейсера, но на тот момент я была немножко беременна. То есть на девятом месяце. И, само собой, то поясница заноет, то нога затечет, в общем, размяться хотелось. Живот был уже очень большим, но как-то умудрялась я его размещать так, что он не мешал. А вот вылезать — да, сложно. Поэтому я высунула левую ногу на улицу, схватилась обеими руками за крышу машины и стала потихоньку вынимать свое плохо отцентрованное тельце наружу.
По мере того, как я вылезала из машины, глаза у инспектора становились все круглее и круглее, потому что я, хоть и цветок, но какой-то крупный. Типа — магнолия.
— Девушка, вы что, больная? — скромно поинтересовался он.
— Да нет, я не больная, — пыхтя и сопя, отвечала я, заканчивая маневр. — Я просто беременна.
На этом месте я вылезаю-таки из машины и с довольным стоном распрямляюсь, растирая поясницу.
Глаза гаишника, в которых плещется явный ужас, начинают поднимать фуражку.
— Поезжайте, поезжайте скорее! — тычет он в меня моими же документами.
А я не сдаюсь, потому что сил на выход из машины было затрачено много, что ж теперь, и не погулять вокруг нее? А погулять можно только под руку с гайцом, потому что стоим под знаком «Остановка запрещена».
— Ну уж нет! — говорю я ему. — Хотели документы посмотреть — смотрите, ни в чем себе не отказывайте!
И сую документы ему обратно. Он, бедняга, чуть не плачет. Что ж за невезуха? Баба на сносях, да еще и уезжать не хочет. А я ему, коварно:
— А кстати, юноша, вас учили роды принимать? А то я что-то разволновалась от этой вашей проверки документов…
Юноша бледнеет, зеленеет и начинает меня под локоток подталкивать к машине.
— Нет, действительно, что-то мне не по себе… — задумчиво говорю я, морща лобик и вглядываясь куда-то внутрь организма.
Тут молодому человеку становится совсем плохо, и он пытается запихать меня на водительское место моей машины, но получается это у него не очень хорошо, хоть он и прикрывает мою голову ладошкой, чтобы я не стукнулась и не расстроилась дополнительно. А я ж не лезу, хоть «форд сьерра», на котором я тогда ездила, достаточно большая машина. Но впихнуть-то меня еще труднее, чем вынуть! Ну, сжалилась я, сказала, что поеду, пожалуй. Села за руль и удалилась. Не думаю, что в этот день ему захотелось остановить кого-нибудь еще.
А, нет, забыла. В промежутке между этими двумя случаями меня останавливали еще один раз. Еду это я в папином автомобиле, никого не трогаю. Прямо под колеса бросается продавец полосатых палочек. Я по тормозам, опускаю стекло.
— Девушка! А что это у вас за машина? — с фанатичным огнем в глазах спрашивает серый брат. Не, ну понятно — он мальчик, ему интересно. Дело в том, что одно время мы ездили на машине, которых было в городе три штуки, — это была «вольво 66». О! Этот автомобиль! Вернее, не он, а она. Все-таки та машина была девушкой. 1978 года выпуска.
