личным рекордом.
Да, оставалась еще Сонька. Ее наряд был сшит из моего свадебного платья от первого брака тем же способом. На дитя был напялен предмет, после чего все лишнее подкололось, подстрочилось и отрезалось. Для полноты образа у подруги (она и ее дети тоже сумасшедшие, не поймите меня превратно) были взяты крылья и нимб. Если вы думаете, что они участвовали в театральной постановке — так вот хрен. Дочка подруги выходила замуж, и крылья и нимбы были на обоих — и на женихе, и на невесте. Если учесть, что жених — габаритный финн, то смотрелись они тоже гламурно. Так что наш семейный ангел не только пролетел, а еще и участвовал во всех мероприятиях.
В кафе, которое мы заказали, нам по давнему знакомству разрешили принести свои соки, фрукты и спиртное. Но нужно было завезти это все накануне мероприятия.
Сонька очень хотела хоть как-то помочь, поэтому стала делать карточки, которые должны стоять на столах, отмечая места посадки. Она очень старалась, но ожидалось, что нас будет двадцать пять человек, карточки для мужчин и женщин разные, поэтому процесс растянулся буквально до того дня, который накануне.
И вот канун. На работе я пробыла до обеда. Потом заехала в «Метрополь» за пирожными. Потом домой, оставила пирожные и поехала за спиртным. Там же купила колготки, потому что мой склероз временно отступил, и я вспомнила об их отсутствии в моей жизни. Привезла спиртное — понеслась на рынок за фруктами. По пути заскочила в хозяйственный магазин и прикупила лак для ногтей, потому что моя слабая память подсказывала, что маникюр я делала очень давно, и с этого момента имеющиеся лаки могли засохнуть и покрыться глубокими трещинами. Лак я купила в самой мелкой расфасовке, заплатила за него десять рублей и сунула в карман куртки.
В это время Евгеньич сидел, не поднимая глаз от монитора, и ваял слайд-шоу, которые намеревался показать гостям.
Была, была у меня мысль закричать: «Немедленно оторви зад от табуретки, глаза от экрана и помоги мне!» Но я не стала. А стала готовить ужин, потому что свадьба свадьбой, а ужин они у меня потребуют. Тут благородный папа быстренько съездил и помыл машину, потому что после моих сумасшедших вояжей последних дней она была так празднично изгваздана, что появиться у загса на ней было бы стыдно.
Потом я быстро-быстро надписала карточки и отправила мужчин завозить все в кафе. В это время я помыла Соню, посушила и полтора часа накручивала ее на бигуди. Потом сама легла в ванну и еще час накручивалась. Хованов, приехав из кафе, довершил слайд-шоу и завалился спать, озадачив меня напоследок вопросом:
— А у меня есть белая рубашка?..
Потом я посмотрела на часы — был час ночи.
Осознав, что времени до регистрации все меньше и меньше (а она у нас была задумана в 10.45), я впала в легкую депрессию.
Во-первых, на глаза мне вдруг попались мои собственные руки, радующие глаз абсолютным, девственным отсутствием маникюра.
Во-вторых, я поняла, что не знаю, где кольца (те самые, свадебные) и косметика (вот что значит краситься раз в год по обещанию), и есть ли она у меня или уже окончательно превратилась в экспонат для археологической экспозиции.
В-третьих, жаба жабой, а букета невесты у меня нет и в помине. И вообще никакого букета нет. В- четвертых, что нужно бы уже на Сонькином платье отрезать лишнее на талии, а то ангел мой получится если не беременным, то очень жирненьким.
И я стала бороться. За результат.
Первым делом я решила сделать маникюр. Достала ножницы, пилку, маникюрный набор дочери. Осмотрела все это. И убрала. Нафиг, накрашу ногти — и будет очень хорошо.
— Ну кто увидит, есть у тебя маникюр или нет его? — вопрошала я, вспоминая, где же мой свежекупленный лак, потому что остальные бутылочки, как водится, годились только в помойку. Сунулась в карман куртки — нет лака. В другой — нет лака. Тут я почти запаниковала. Сунулась еще раз и в один, и в другой карман — нет лака! Но нас так просто на понт не возьмешь. Я стала методично выкладывать все из карманов. Нашла там два телефона, кошелек, мелочь россыпью, огромное количество чеков из магазинов, которые я посетила в этот день, ручку, сигареты с зажигалкой, перчатки, расческу (зачем она в кармане — ума не приложу), ключи от дома, ключи от машины, леденцы в коробочке, шелковую ленточку, четыре шпильки и две заколки. И все. Хорошо, что у меня хватило терпения дожить до конца этого мероприятия и еще вывернуть карманы наизнанку. Вот тут-то он и выпал, этот огромный флакон с лаком чудесного бело- розово-перламутрового оттенка.
Я счастливо выдохнула и тут же кинулась красить ногти. Забыв, что неплохо было бы сначала положить все обратно, заранее налить себе кофе и достать сигарету.
И вот полвторого, ногти накрашены, а я себе даже кофе налить не могу, потому что жидкость для снятия лака я купить не догадалась, а что я буду делать, если смажу картину, даже представить страшно. Но кофе все-таки придется налить. Вы понимаете, что это похоже на десятый подвиг Геракла, особенно если учесть, что кофе в большой банке на самом дне? Во-во, и я удивилась, когда мне это удалось. Пока я медитировала, а ногти сохли, я вспомнила, что в соседнем «Оранже» продавалась гортензия, которая при ближнем рассмотрении вполне может сойти за свадебный букет от модного дизайнера. Ну, от того, который «будем ближе к природе».
И тут я легла спать. С башкой в бигуди. Те несчастные четыре часа сна прошли под девизом «сон алкоголика недолог и тревожен». Не в смысле волнения перед свадьбой, а в смысле, что башку в бигуди очень трудно пристраивать на подушку. Какая-то она неравномерная получается.
Утро порадовало светлым небом и даже солнышком, которое появилось аккуратно, чтобы не разозлить меня в ненужный момент.
Сонька поднялась еще раньше меня, мы с ней позавтракали, и тут началось…
Когда я сняла бигуди с нее, выяснилось, что волосы такой длины и фактуры просто не могут завиться за такой короткий срок. Волосы, освобожденные от бигуди, радостно сказали: «Ух, блин!» — и повисли вниз тяжелой массой. Я сзади попритихла и судорожно стала думать, что же сказать девочке, которая так же, как и я, мучилась всю ночь. Сонька обернулась, обозрела мое лицо и стала меня утешать, что это ничего, что и так сойдет. Я выдохнула и стала раскручиваться сама. У меня другая история. Не могу сказать, что лучше. Волосы мои в три раза тоньше и в два раза короче, поэтому они-то как раз завились. Но слишком сильно.
Двадцать минут борьбы не прошли даром. Головы — моя и Сонькина — были более-менее в порядке.
Тут появился Хованов с задорным хохолком на темечке. Потому что сползал в душ перед сном — и спать. А высушить свою шевелюру не догадался. Поэтому пришлось засунуть его под душ еще раз и срочно делать укладку ему. Потому что с ним — самый ужас. У него очень непослушные волосы, они делают что хотят, с ним совершенно не советуясь.
За полчаса до рейса, то есть до выхода, я бегала по дому в лифчике, трусах и колготках. За следующие пять минут я обрезала лишнее на Сонькином платье и погладила его. И заодно погладила свое. А потом поняла, что неплохо было бы обозначить черты лица.
А косметики-то и нет. Зато есть дочь, у которой косметика есть. Подарила ей подружка на день рождения набор взрослой косметики. Хороший такой набор, дорогой. Сонька мне говорит: «Конечно, мамочка, я тебе дам попользоваться!» Дам-то дам, но сограждане убрали его в надежное место, куда — не сказали, а сами забыли. Поэтому следующие пять минут мы провели в поисках косметического набора, представляя собой живую иллюстрацию к явлению под названием «броуновское движение». Настойчивость — побеждает, мы его нашли. Параллельно я рассказала Славе про гортензию в магазине, а он порадовал меня тем, что нашел кольца.
