времени на расспросы о том, что произошло с Госсом, потому что все было понятно и так.
Тошнотный ком подступил к горлу.
– Останови, – сказал Госс. – Меня сейчас вырвет.
Токстел вырулил на обочину и остановил машину. Два левых колеса «тахо» оставались на дороге, обочина была неширокой. И, когда Госс выбрался из машины, он едва не свалился в канаву или ров, как они его там называют. Хватаясь за машину, чтобы удержать равновесие, он кое-как добрался до заднего бампера и наклонился, вцепившись ладонями в колени. От такого положения голова загудела еще сильнее, а все деревья и прочая зелень начали медленно, тошнотворно вращаться.
Он слышал, как хлопнула водительская дверь. Токстел подошел к нему.
– Ты в порядке?
– Сотрясение, – выдавил Госс. Он глубоко втягивал в се воздух, борясь с тошнотой. Хватит с него того, что его свалил мастеровой, он не хотел, чтобы его еще и стошнило на глазах у Токстела.
Токстел не стал выражать ни сочувствия, ни соболезнования. Он просто вытащил чемодан Лейтона из багажника и сказал:
– Давай посмотрим, что мы имеем. Я хочу убедиться, что флешка здесь, прежде чем буду звонить Фолкнеру.
Госс с трудом выпрямился. Токстел расстегнул молнию на чемодане и принялся вытаскивать вещи. Каждая вещь тщательно проверялась, каждый карман, каждый шов. Отработанный материал бросали на дорогу. В пластиковом пакете лежал трекфон,[9] что выглядело обнадеживающе, но, когда Токстел снял с прибора заднюю крышку, ничего интересного, кроме батареек, не обнаружил. Токстел разобрал прибор, но так ничего и не нашел.
В чемодане еще была пара черных туфель. Токстел занялся ими. Он стучал ими по машине до тех пор, пока не отлетели каблуки, но флешки там тоже не оказалось.
Пришла очередь самого чемодана. Токстел отпорол подкладку, проверил каждый дюйм, даже надрезал швы в местах крепления ручек, но ничего не нашел.
– Черт! – выругался он, бросив чемодан. – Флешки там нет.
– Может, Лейтон взял флешку с собой? Ему всего лишь надо было сунуть ее в карман, – сказал Госс. Он был расстроен тем, что возможность подставить Фолкнера не реализовалась. Но сейчас у него слишком сильно болела голова, чтобы изобретать новый план.
– Мог, если не собирался возвращаться. Черт, он все время мог носить ее в кармане. Я бы тоже так решил, если бы не кое-что подозрительное в этом чемодане.
– Что именно? – устало спросил Госс. – Ты его весь разобрал и ничего не нашел.
– Да, и то, что я в нем не нашел, наводит меня на мысль, что стерва не все нам отдала.
– О чем ты?
– Ты видел бритву, зубную пасту, дезодорант, лосьон после бритья?
Госс окинул взглядом содержимое чемодана и, как бы сильно у него ни болела голова, не мог не прийти к очевидному выводу:
– Она нам не все отдала.
– Обычно люди держат туалетные принадлежности в несессере. Его тут нет. Да и шмоток тут мало. Я думаю, есть еще один чемодан.
– Черт! – Госс присел на бампер и дотронулся до затылка. От одного прикосновения боль пронзила его череп тысячью игл, а перед глазами посыпались искры. Кажется, появлялся второй шанс, но Госс пока не мог мыслить достаточно ясно, чтобы ухватить, в чем он состоял.
– Мы не можем туда вернуться, – мрачно заключил Токстел. – Она нас знает и, возможно, уже позвонила копам.
Сквозь пелену боли Госс все же смог осознать то, что недоговаривал Токстел. Госс понимал, в чем состоит конструктивная дилемма напарника. Токстел мог бы просто позвонить Фолкнеру и сказать все как есть. Попросить, чтобы он послал в Трейл-Стоп кого-то другого. Но это означало невыполнение задания, а ни один из них двоих никогда не оставлял работу недоделанной, никогда не заявлял о том, что не в состоянии выполнить задание.
Дело было не в самомнении. Вернее, не только в нем одном. Они – и Госс, и Токстел – зарабатывали деньги тем, что улаживали чужие проблемы. Они оба имели репутацию людей, которые доводят дело до конца вне зависимости от того, сколько дерьма придется спустить в канализацию. И именно поэтому Фолкнер поручал работу им. Стоило один раз показать свою ненадежность, и дела их плохи. Они ведь не на жалованье сидят, черт возьми. Они получают проценты от того, сколько платит клиент. И чем труднее была работа, тем лучше она оплачивалась.
– Мне кое-что пришло в голову, – сказал Токстел, глядя на дорогу. – Дай мне немного подумать. Кстати, тебе врач не нужен?
– Нет, – не задумываясь, ответил Госс. И, мысленно попытавшись оценить свое состояние, добавил: – Узнаем, когда я усну. Если ты не сможешь меня разбудить, тогда зови врача. Или копай могилу.
– Я буду сидеть у твоей чертовой постели всю ночь и трясти тебя каждый час, – спокойно заявил Токстел. – Так что лучше бы тебе знать наверняка, что с тобой все в порядке.
Вот он – Токстел. Душка Токстел. Токстел Чуткое Сердце.
– Поехали, – буркнул Госс. – Дашь мне знать, когда у тебя созреет план.
Вопрос: куда ехать? Им надо было где-то остановиться, хотя бы временно. Но он не помнил, чтобы от самой взлетной полосы ему встретилась хоть одна вывеска с хоть одним захудалым мотелем. Токстел достал карту и разложил на капоте. Госс тем временем рылся у себя в сумке в поисках болеутоляющего. В его дорожном наборе нашелся ибупрофен,[10] распакованный по отдельным
