Светка села на кровать, расправила платье на коленях. Ткань платья потерлась о колготки, зашелестела. Раньше я ненавидел этот звук – такой, как если потереть обложки для книг друг о друга. Сейчас мне даже понравилось.
Я выбросил сигарету, глянул в окно. По дорожке у дома шли два пацана. Я знал их наглядно. Один держал в руке хлопушку. Он прицелился – типа в меня и дернул за нитку. Хлопнуло. Конфетти посыпались на снег.
– С Новым годом, малый! – крикнул пацан.
Я отвернулся.
– Закрой окно, а то холодно, – сказала Светка.
Я встал, защелкнул шпингалет. Коля дернулся, открыл глаза – он уже успел отрубиться.
– Как ты думаешь, там шампанское еще осталось? – спросила Светка.
Коля помотал головой.
– Откуда ты знаешь?
– Видел. Когда мы уходили, во второй бутылке было на дне.
– Это плохо. Нечем заняться.
– Давайте анекдоты рассказывать, – предложил я.
– Нет, анекдоты – ну их на фиг. Анекдоты – последнее дело. Лучше расскажи что-нибудь интересное…
– Ну, я не знаю, что рассказать…
– А давайте в карты поиграем… – сказал Коля.
– На раздевание, – добавил я.
– Вы это серьезно? – Светка посмотрела на меня, на Колю.
– Ну да… – сказал я. – А ты что, стесняешься?
– Да нет, чего мне стесняться? Только нечестно получается: у вас у каждого и рубашка, и джинсы, и майка, и пуловер, и ремень вон у тебя… – Она кивнула на Колю. – А у меня только платье. Ну, еще колготки…
– Ну, наверное, что-то еще есть… – сказал я.
– Есть, конечно. Но разве мы и белье собирались снимать?
Я пожал плечами.
– В общем, следующий раз на раздевание, – сказала Светка. – А пока давайте просто в дурака.
В палисаднике у дома валялась облезлая елка с остатками «дождика». Кто-то, наверно, выкинул из окна. Нашу папа разобрал, сложил в коробку и засунул в кладовку. Мама хотела выкинуть, но он уперся, пообещал, что к следующему году отремонтирует.
Я снял рукавицу, потрогал снег. Он был липкий. Я слепил снежок, бросил в дверь четвертого подъезда. Он разбился. На двери остался белый отпечаток.
Я поднялся по лестнице, позвонил. Коля открыл сам.
– Ты один?
Он кивнул.
Я снял ботинки и куртку, прошел в его комнату. По столу были разбросаны радиодетали. Дымился паяльник.
– Тебе не скучно все время сидеть и паять? – спросил я. – Даже музыку никакую не включишь…
– Не-а, не скучно. А музыку я иногда включаю – проигрыватель в радиоле.
– Что, есть нормальные пластинки?
– Нет. Так, чтобы что-то играло… Челентано, например…
– Ты что, слушаешь Челентано? Этого придурка?
– Иногда.
– А Серый тебе маг не отдаст? Он же говорил, что хочет себе взять бобинник…
– Это только осенью, после «строяка». Я к тому времени уже сделаю свой. Надо только купить в «Сделай сам» лентопротяжный механизм… Пока у них нет.
– А не знаешь, Светка с кем-нибудь ходит сейчас?
– Ты что, хочешь к ней подколоться?
– Да нет, просто вообще…
– Ходила с одним пацаном из десятого, но он ее бросил. Или она его. Точно не знаю. Но у тебя шансов нет никаких. Она даже со своими ровесниками не ходит, а ты младше на два года – вообще для нее еще малый…
– Я тебе говорю – не собирался я к ней подкалываться, просто спросил… Пойдешь со мной погулять?
– Не-а. Неохота сегодня никуда идти. Лучше еще посижу попаяю.
– Ладно, а я пройдусь по Рабочему.
Под крышей остановки сидел Кузьменок. Он заметил меня, помахал рукой. Я подошел. Он снял рукавицу, сунул руку. Мы поздоровались.
– Бабки есть? – спросил Кузьменок.
– Нет.
– Это плохо. А то можно было бы пива…
– В пивбаре?
– Ты что, дурак? В магазине, а не в пивбаре. В пивбаре не продадут.
– А в магазине?
– В магазине можно сказать, что для батьки.
– И поверят?
– Много раз покупал так.
– Ладно, я пошел.
– Ну, давай.
У двери магазина стояли три пацана из восьмого, трясли копейки. Я прошел мимо почты и опорного пункта. Напротив дома сто семьдесят «а» улицу переходили Дорофеева и Батуро из «А» класса, обе накрашенные, как обезьяны.
На среднем ряду, рядом с Завьяловой, сидела новенькая – малого роста, с короткими темными волосами. Перед ней лежала тетрадь в красной обложке с нерусскими надписями и прозрачная шариковая ручка.
– Она из Германии, – шепнул мне Коля. – Будет с нами учиться два месяца. Пока ее папаша здесь в отпуске. Он военный, служит там…
– Откуда ты знаешь?
– Она рассказала сама – только зашла и сразу все рассказала. Зовут Света. Света Соловьева.
Я еще раз глянул на нее. Обыкновенное платье, как у всех наших, обыкновенный черный передник, даже не кружевной. Только тетрадка и ручка не наши.
Соловьева открыла тетрадь на последней странице. Там лежала цветная фотография из журнала. Я встал за партой, глянул. На фотографии были два пацана – темный и светлый. Оба – с длинными волосами, но у темного длиннее. Сверху было написано «Modern Talking». Кузьменок встал со своей парты, подошел.
– Это твой пацан, да? – спросил он и показал на темного.
– Нет, конечно. Это же Томас Андерс из группы «Модерн токинг». Это очень популярная сейчас группа. А у вас ее что, не слушают?
Зазвенел звонок. Кузьменок вернулся к своей парте. Соловьева закрыла тетрадь. В класс зашла математица.
Во дворе играла похоронная музыка. Я побежал в прихожую, накинул куртку, вышел на балкон. У подъезда стоял «ГАЗ-53» с открытыми бортами. Кузов был застелен старым красным ковром. На ковре стоял закрытый серый гроб – цинковый. К кабине были привязаны две елки. Я понял, что хоронили Саню Маненка с пятого этажа. Он недавно погиб в Афгане.
Дядьки из оркестра стояли на бетонной плите – она осталась от ремонта теплотрассы – и дудели в свои трубы. Вокруг толпились люди из нашего дома и соседних, больше всего – стариков и малых. Эти во все
