— Мне придется покинуть тебя, или вечером я опоздаю на свидание. Не сиди здесь слишком долго, а то обгоришь на солнце. Твои плечи уже горячие.
— Хорошо. Увидимся в семь.
Она осталась сидеть на террасе, а Роберт, подавляя разочарование, сверху посмотрел на ее головку с рыжеватыми и коричневыми прядями. Как только он подумал, что наконец серьезно продвинулся в отношениях с ней, Эви снова мысленно отдалилась, как черепаха, скрывающаяся в своем панцире. В сегодняшнем послеобеденном настроении причудливо смешались удовольствие, грусть и смирение. Может быть, Эви беспокоилась о машине, может быть, нервничала из-за их первого свидания, хотя почему это могло быть так, если он уже видел ее полураздетой, оставалось за пределами его понимания.
Суть в том, что она так же непроницаема для него, как он для других. Роберт всегда умел читать мысли по лицам людей, но разум Эви был закрыт для него. Или она реагировала абсолютно неожиданным образом. Он не мог предсказать, что она сделает или скажет, не знал, о чем она думает, и это медленно сводило с ума. Роберт принудил себя отойти, вместо того чтобы стоять, ожидая, пока она взглянет на него снизу вверх. Чем бы это могло окончиться? Вероятно, она бы догадалась, чего он ожидает, и взглянула на него, просто чтобы положить этому конец, и он бы ушел. Оказывать некоторое давление с целью получить преимущество склонны только неуверенные в себе люди, а в Роберте не было ни капли неуверенности. Однако уходил он неохотно. О том, что делает Эви, он не беспокоился только тогда, когда находился рядом с ней.
Забираясь в джип, Роберт с горьким юмором размышлял о том, что дела совсем плохи, если им так завладела женщина, которой он не может доверять, как только она оказывается вне поля его зрения.
После того, как шум двигателя затих вдали, Эви еще долго оставалась на прежнем месте. Роберт уклонился от вопросов, и она с грустью признала, что он не собирался позволить ей приблизиться к себе. Возможно, она могла бы проявить стервозность и продолжать надоедать ему, но это только заставило бы его еще больше закрыться. Нет, если она хочет иметь с ним какие-то отношения, то придется довольствоваться тем немногим, что он спокойно и без напряжения сам отдаст. Она знала Мэтта до мозга костей и любила до глубины души. Какая ирония, что сейчас она влюбилась в человека, который позволил ей коснуться только самой поверхности.
Наконец Эви вытащила ноги из воды и встала. Этот день был изматывающим, хоть она и старалась не слишком волноваться. Лучше бы ей заняться сборами к важному свиданию. Эви чувствовала, что подготовиться нужно настолько хорошо, насколько она только сможет.
Глава 10
Ни одна женщина не смела бы и мечтать о более прекрасном спутнике, поняла Эви где-то в середине вечера. При всей искушенности Роберта или, возможно, как раз из-за нее, чувствовалось что-то очень старомодное в обходительности и покровительстве, с которыми он относился к ней. Он все устроил для ее удовольствия, ее комфорта, и сама она была достаточно старомодной, достаточно южанкой, чтобы принимать такие манеры как должное. Роберт Кэннон ухаживал за ней, потому что хотел удостовериться, что она довольна вечером.
Его внимание сосредоточилось исключительно на Эви. Он не смотрел на других женщин, хотя она заметила, как много красоток не сводило с него глаз. Он всякий раз придерживал для нее стул, когда она вставала или садилась, подливал вино, попросил метрдотеля подрегулировать термостат, когда заметил, что она продрогла. Что-то было в нем такое, от чего его просьбы выполнялись без промедления. Когда они шли, его рука тепло возлежала на ее изящной спине в защищающем собственническом прикосновении.
В мгновение ока Роберт заставил ее почувствовать себя совершенно непринужденно. Вполне естественно, что Эви волновалась насчет сегодняшнего вечера: в конце концов, последнее свидание было двенадцать лет назад, и существовало большое различие между восемнадцатилетней девушкой и тридцатилетней женщиной. Тогда свидание подразумевало гамбургеры и кино или просто встречу с толпой друзей на катке. Эви сильно сомневалась, что кто-то из них ходил на свидание с мужчиной, который привык к самым изысканным развлечениям.
Всматриваясь в его смуглое худощавое лицо, она поняла, насколько по-настоящему искушенным он был. Роберт привел ее в очень хороший ресторан в Хантсвилле, но она прекрасно понимала, что тот не сравнится с подобными заведениями Нью-Йорка, Парижа или Нового Орлеана. И тем не менее он даже намеком не дал понять, что здешние стандарты гораздо ниже тех, к которым он привык. Другие любители жизненных благ, но менее утонченные — и, конечно, менее вежливые — тонко попытались бы произвести впечатление, описывая действительно хорошие рестораны, в которых побывали. Но не Роберт. Она сомневалась, что он даже подумал об этом, потому что обладал талантом по-настоящему проницательного человека, чтобы чувствовать себя как дома в любом окружении. Он не производил оценку и не сравнивал, он просто наслаждался. Роберт Кэннон был бы так же счастлив есть жареное мясо руками, как и ужинать золотыми столовыми приборами и вытирать рот накрахмаленной льняной салфеткой.
О, Господи. Мало того, что он непринужденно обращался с малышами, так еще и идеально вписывался в ее мир. Просто еще один повод влюбиться.
Роберт махнул пальцами перед ее лицом.
— Ты смотришь на меня и улыбаешься уже минут пять, — заметил он тоном, в котором сквозило веселье. — Обычно это мне польстило бы, но сейчас почему-то напрягает.
Эви скривила губы, взяв вилку.
— Ну и зря, потому что на самом деле мысли были лестными для тебя. Я подумала, насколько легко ты вписался в здешнюю обстановку, несмотря на то, что здесь все совсем другое.
Он пожал плечами и мягко произнес:
— Отличия главным образом в лучшую сторону, хотя и признаю, что не был готов к такой жаре. Так или иначе, тридцать пять градусов в Нью-Йорке совсем не то, что тридцать пять здесь.
Она изящно подняла брови.
— Тридцать пять градусов — это еще не жара.
Он усмехнулся и снова задумался, почему она так легко может рассмешить его. Ничего слишком откровенного, лишь незначительные различия в ее мировоззрении и способе формулировать мысли.
— Это просто вопрос отношения. Хотя, конечно, такая температура выше обычной, и для жителя Нью-Йорка тридцать пять градусов настоящая жара. А по тебе, так сегодня чудесный денек.
— Не совсем. Нам тоже жарко, когда на улице тридцать пять. Но по сравнению с сорока градусами это совсем неплохо.
— Как я и сказал, это вопрос отношения. — Он отпил вина. — Я люблю Нью-Йорк таким, какой он есть. И люблю это место по той же самой причине. В Нью-Йорке воздух насыщен азартом и энергией, есть опера, балет, и музеи. А здесь чистый воздух, никакой толкотни, никаких пробок. Кажется, что никто никуда не спешит. Люди улыбаются незнакомцам.
Его глаза задержались на ее лице, и, когда он продолжил, голос стал немного глубже.
— Хотя признаюсь, что был разочарован, потому что ни разу не слышал, как ты говоришь: «Эй, вы все!». Да, собственно, я слышал это очень редко с тех пор, как приехал сюда.
Она спрятала улыбку.
— С чего бы мне так говорить тебе? «Эй, вы все» — обращение ко многим. А ты — один.
— Вот как? Такая незначительная деталь не пришла мне в голову.
— То, что ты один?
Она сделала паузу, понимая, что нарушает границы его частной жизни, и что он может просто закрыться, как сегодня днем.
— Ты когда-нибудь был женат?
Он снова отпил вина, и глаза заблестели над ободком бокала.
— Нет, — легко ответил он. — Однажды, еще в колледже, едва не женился, но мы вовремя поняли, что сыграть свадьбу — особенно друг с другом — самое глупое, что можно сделать.
