– И в ответ услышали бы, что он вовсе не был важной персоной, а просто хорошим парнем. – Этуотер снова посмотрел на документы. – Этот сукин сын предал свою страну и стал причиной гибели тысяч людей с обеих сторон. Повешение было бы слишком простым наказанием для него. – Выругавшись, он впервые не извинился перед Энни.
– Что нам теперь делать? – спросила Энни.
Этуотер почесал затылок.
– Я сам толком не знаю. Я – представитель закона, а не политик, а у меня такое ощущение, что здесь нужен политик, черт бы побрал их скользкие души! Простите, мэм. Я не знаю людей, обладающих достаточной властью для этого дела. Насколько нам известно, некоторые сукины дети в Вашингтоне – простите, мэм – могли получать какую-то часть денег из прибыли Вандербильта. Если использовать эти бумаги до того, как с тебя будет снято обвинение в убийстве, то боюсь – ты не увидишь, как возмездие настигнет Вандербильта.
– Эти бумаги помогут признать Рейфа невиновным или нет? – с отчаянием спросила Энни. – Вы нам поверили: почему бы присяжным не поверить?
– Этого я сказать не могу. Насколько я слышал, дело против Рейфа выглядит довольно простым. Его видели выходящим из комнаты Тилгмана. Потом Тилгман был найден мертвым. Некоторые могут подумать, что он убил Тилгмана, чтобы самому завладеть этими бумагами и деньгами, может
– быть, даже попытаться шантажировать. Умный адвокат может так вывернуть все наизнанку, что человек сам себя не узнает.
Об этом Энни не подумала. Нет, позволить Рейфу явиться в суд было слишком рискованно. Этуотер продолжал размышлять.
– Я не знаю никаких политиков, – повторил он. – Никогда не стремился узнать.
Энни взяла несколько листков и начала читать. Ее волновало сознание, что она держит в руках саму историю. Она пробежала их глазами, и перед ней возник образ человека, написавшего их. Джефферсона Дэвиса изображали в газетах северян отвратительной личностью, но факты его жизни до начала войны говорили об обратном. Он окончил университет в Вест-Пойнте, стал зятем Закари Тейлора. Был сенатором Соединенных Штатов, военным министром при президенте Пирсе. Говорили, что это человек самого тонкого ума и самой безупречной честности.
– Где сейчас мистер Дэвис? – спросила Энни неожиданно для себя самой.
У Рейфа был озадаченный вид. Когда он слышал о Дэ-висе в последний раз, говорили, что бывший президент Конфедерации освобожден из тюрьмы и уехал в Европу.
Этуотер вытянул губы.
– Дайте подумать. Сдается мне, говорили, что он обосновался в Мемфисе, в какой-то страховой компании или что-то вроде того.
Энни снова перевела глаза на Рейфа.
– Ты знаешь мистера Дэвиса, – сказала она. – Он политик.
– Проигравшей стороны, – с иронией отметил он.
– До войны он был сенатором и членом кабинета министров. Он знает людей.
– Почему он должен нам помогать? Если он что и сделает, так это сдаст меня, чтобы этим бумагам не дать ходу.
– Нет, – осторожно возразила Энни, – если у него есть честь.
Рейф разгневался.
– Ты хочешь, чтобы я поверил в честность человека, который продал свою страну, послал на бессмысленную гибель тысячи людей, включая моих отца и брата?
– Строго говоря, он этого не делал, – сказала Энни. – Он не предавал свою страну, не предавал, если считать его страной Конфедерацию. Он взял деньги, чтобы продолжать войну и сохранить Конфедерацию.
– А если ты снова прочтешь эти бумаги, то увидишь написанное его собственной рукой признание, что он знал о тщетности этих усилий!
– Но долг чести заставлял его все равно предпринимать эти усилия. Это была его работа, пока правительство Конфедерации не распалось и штаты не объединились вновь.
– Так ты его защищаешь? – спросил Рейф деланно мягким голосом.
– Нет. Я говорю, что он – наш единственный шанс, единственный известный тебе политик, который кровно за интересован в этих бумагах.
– Она права, – сказал Этуотер. – Мы могли бы подняться по реке на пароходе до Мемфиса. Никогда раньше не плавал на пароходе. Слышал, что это чудесный способ путешествовать.
Рейф прошел к окну и встал там, глядя на оживленную улицу Нового Орлеана. За эти четыре года он ни разу не смог преодолеть своего гнева на президента Дэвиса и ощущения, что тот его предал. Пойти к этому человеку никогда не пришло бы ему в голову. Однако Энни считала, что это стоящая мысль, и Этуотер тоже. Этуотер – хитрый негодник, но Энни... Ее аргумент был для него самым веским.
Энни – его жена и носит его ребенка. Одно это делало ее особенной, но она и в самом деле была не похожа на других. Рейф ни разу не заметил в ней ни капли злобы, даже тогда, когда можно было бы этого ожидать. Она видела много безобразного в жизни, но это не затронуло ее внутренней чистоты. Он доверял ей, он любил ее и именно поэтому, вздохнув, отвернулся от окна.
– Мы едем в Мемфис, – сказал Рейф.
– Нам нужно соблюдать осторожность, – заметил Этуотер. – Никаких признаков того, что Дэвис соучастник Вандсрбильта, но он тоже не захочет, чтобы эти бумаги были преданы гласности.
Рейф подумал о репутации Дэвиса. Кроме этого единственного случая, его честность была незапятнанной. А учитывая то, как поступили с ним после войны, мистер Дэвис не может испытывать большой симпатии к Северу. Все равно это ничего не меняло.
– У нас нет выбора. Нам придется довериться ему.
Глава 19
Найти дом мистера Дэвиса в Мемфисе оказалось нетрудно: экс-президент Конфедерации был личностью знаменитой. Он действительно работал в страховой компании – эту работу ему предоставили его приверженцы. Однако что такое страховая компания по сравнению со страной, которую он возглавлял в течение четырех лет.
Пока Этуотер пытался повидаться с мистером Дэвисом в его конторе, что казалось проще всего, Рейф и Энни не выходили из номера гостиницы. Рейф рад был на время получить Энни в свое полное распоряжение. Ему хотелось заниматься любовью с женой при дневном свете, чтобы хорошенько разглядеть почти неуловимые изменения, вызванные беременностью. Пока еще живот ее оставался плоским, но груди отяжелели, розовые соски потемнели. На время он забыл и об Этуотере, и о мистере Дэвисе, обо всем, кроме того волшебства, в котором они участвовали вместе.
Этуотер вернулся в отвратительном настроении.
– Он даже поговорить с тобой отказался, – сказал он. – Правда, я не выложил ему всего и не рассказал, что у нас есть, потому что в конторе был народ, – могли услышать. Но мистер Дэвис сказал, что он пытается прийти в себя после войны и не хочет заново переживать ее, и не считает, что можно чего-то достичь, снова обсуждая те события. Это его слова – не мои. Я так не выражаюсь.
– Ему придется изменить свое мнение, – сказал Рейф. Его взгляд ясно показывал, что он не собирается считаться с чувствительностью мистера Дэвиса.
Этуотер вздохнул.
– Он выдохся – это заметно. Выглядит совсем больным.
– Я буду выглядеть не лучше, болтаясь в петле. – Рейф тут же пожалел об этих словах, потому что Энни вздрогнула. Извиняясь, он похлопал ее по колену.
– Ну, я завтра опять пойду туда, – сказал Этуотер. – Может быть, застану его, когда вокруг не будет целой толпы людей, настороживших уши...
На следующий день Этуотер отнес Дэвису записку. В записке сообщалось, что люди, которые хотят с ним ветре-титься, имеют в своем распоряжении некоторые его старые бумаги, те бумаги, которые были потеряны во время бегства в Техас как раз перед тем, как его схватили.
Мистер Дэвис прочел записку, и его красивые, умные глаза затуманились. Он мысленно перенесся на
