Она жадно ловила ртом воздух, силясь взять себя в руки, стараясь снова обрести способность соображать. Нужно что-то сделать, что-то сказать.
Дреа подняла голову, и Рафаэль вздрогнул. Его глаза потрясенно расширились. Дреа хорошо понимала, как сейчас выглядит – заплывшие глаза, измятое лицо. Раньше она представала перед Рафаэлем только в безупречном виде, но теперь ей было на все плевать.
Ее вдруг в очередной раз озарило. Снизошедшее на нее просветление сейчас было даже более ярким, чем в первый раз, и она внезапно отчетливо поняла, что сделает и что скажет. Ее замысел был настолько грандиозным, что, помедли она еще мгновение, и могла бы струсить. Рафаэль должен заплатить, и теперь она знала, каким образом она этого добьется.
Дреа сделала глубокий вздох, сотрясаясь всем телом, но смогла взять себя в руки.
– Прости, – задыхаясь проговорила она, заливаясь слезами, снова хлынувшими из глаз от усилия, которое ей пришлось сделать над собой, чтобы попросить у мерзавца прощения. – Я не знала… я не знала, что тебе на-надоела… – Ее голос прервался, и она закрыла лицо руками. Плечи ее ходили ходуном от рыданий.
Послышалось шарканье ботинок по плитке – Рафаэль подошел ближе и остановился в нерешительности, будто не знал, что делать, либо знал, но не хотел. Наконец его ладонь легла ей на плечо.
– Дреа… – начал он.
Она отпрянула, не в силах вынести даже малейшее его прикосновение.
– Не надо! – судорожно выдохнула она и вытерла лицо рукавом халата, но слезы тут же с новой силой побежали по щекам. – Мне не нужна твоя жалость. Я знала, что ты меня не любишь, – шепотом проговорила она, – но д-думала, у меня есть шанс, думала, быть может, когда-нибудь ты сможешь меня полюбить. Но теперь я вижу, что заблуждалась. – Ее губы и подбородок дрожали. Она устремила взгляд вдаль, хотя почти весь обзор был закрыт стеной. Смотреть на Рафаэля она не решалась – боялась, что он прочтет в ее глазах безграничную ненависть к нему. Слава Богу, слезы не унимались. Правда, придется убедить Рафаэля, что плачет она из-за него, а не…
Но нет. Она плакала вовсе не из-за этого проклятого киллера. Она и сама не знала из-за чего. Может, она свихнулась или что-то еще в этом роде. Как бы то ни было, а она будет играть выбранную ею роль на пределе своих возможностей. Дреа рассчитывала на самолюбие Рафаэля, на то, что ему польстит ее любовь и он купится на все, что она ему преподнесет.
Он опустился рядом на корточки, пытливо заглядывая ей в лицо своими темными глазами. Дреа продолжала смотреть перед собой. Возможно, в том, что происходило сегодня, есть и ее вина – она выпустила ситуацию из-под контроля, но с Рафаэлем Салинасом она все устроит как надо или по крайней мере постарается.
– Он сделал тебе больно? – в конце концов тихо спросил Рафаэль. В его бесстрастном тоне ей послышалось что-то новое.
Но Дреа не стала анализировать это, целиком и полностью подчинившись своей интуиции.
– Он ко мне даже не прикоснулся. Я была сама не своя, и он… он сказал, я того не стою, и ушел. – Дреа коротко и горько рассмеялась. – Так что ты ему, наверное, остался должен сто тысяч… Извини. – Рафаэль – латинос. Если б он знал, что киллер отымел ее, то цена Дреа резко упала бы в его глазах, возможно, настолько, что он не пожелал бы более держать ее при себе. Но Дреа была не готова уйти – пока не готова, – а потому стремилась убедить его, будто ничего не произошло.
– Он тебя не тронул? – не в силах скрыть потрясения, переспросил Рафаэль.
– И он тоже. Он тоже не захотел меня. – Дреа не собиралась этого говорить, слишком глубокой и острой была обида, но слова вырвались у нее сами собой. Ей было жаль, что она не сдержалась и приоткрыла перед Рафаэлем свои истинные чувства, но зато благодаря именно этому ее игра выглядела весьма убедительно.
Одного раза достаточно.
Да пошел он к черту! Для нее этого одного раза даже больше, чем достаточно. Дреа поняла, в чем дело – он вел с Рафаэлем какую-то игру, причем такую тонкую, что Рафаэль даже не подозревал, что участвует в ней. Игра называлась «Кто лучше в постели», и в ней киллер вышел победителем. Он так ублажил Дреа, что она, потеряв голову, стала проситься с ним. Да, дурища она та еще, причем мозги у нее, кажется, до сих пор набекрень, иначе бы перестала реветь белугой.
Боль, до сих пор свежая и пронзительная, снова накрыла ее волной. Она уткнулась лицом в колени и зарыдала.
Рафаэль топтался, переминаясь с ноги на ногу, рядом, словно никак не мог решить, что делать. До сих пор ничто в их отношениях даже не намекало о том, что подобное возможно. Дреа всегда была покладиста, улыбчива, немного примитивна, в общем, украшала его жизнь. Он никогда не видел ее расстроенной или даже раздраженной. Она не сомневалась, что убедила Рафаэля в отсутствии у нее каких-либо других интересов, кроме магазинов и своей внешности, она из кожи вон лезла, чтобы заставить его в это поверить.
– Я принесу тебе воды, – наконец проговорил он и исчез в квартире.
Воды! Будто ее можно было успокоить водой. Она не хочет пить, ей плохо. И все-таки этот жест говорил о многом: не в правилах Рафаэля было кого-то обслуживать – обычно бывало наоборот.
Он отсутствовал дольше, чем требовалось для того, чтобы налить стакан воды, и Дреа поняла: он осматривает квартиру в поисках того, что могло бы уличить ее во лжи. Она быстро припомнила все свои действия, гадая, не упустила ли чего из виду.
Наконец Рафаэль снова появился на балконе и присел рядом на корточки.
– Вот, – сказал он. – Выпей.
Слезы перестали течь, и Дреа показалось, что теперь она может говорить. Она приподняла голову, вытерла лицо и, взяв стакан, сделала глоток.
– Я хотела начать собирать вещи, – с несчастным видом призналась она. Ее слова звучали невнятно, с трудом продираясь из сведенного судорогой горла. – Но мне не-некуда идти. Я постараюсь найти себе жилье, если ты позволишь мне остаться здесь на пару дней.
– Тебе не нужно переезжать, – ответил Рафаэль, снова опуская ей руку на плечо. – Я не хочу, чтобы ты уезжала.
– Я тебе не нужна, – сказала Дреа, удрученно качая головой, и наконец отважилась взглянуть на него или по крайней мере в его сторону. Из-за слез, отуманивавших ей глаза, его лицо ей показалось бесформенным пятном. Она сглотнула комок в горле и продолжила с дрожью в голосе: – Ты о-отдал меня ему. Хотя мог бы просто попросить уйти. Мне бы вовремя заметить, что я стала тебе надоедать, но я очень надеялась и, как видно, зря, что ты сможешь меня полюбить, что я… – Она умолкла и снова покачала головой. – Впрочем, все это теперь не имеет значения.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала, – настойчиво повторил Рафаэль. – Я бы никогда… Послушай, он держит меня за жабры и знает это. – Рафаэль оглянулся, словно оценивая возможности «жучков», и нетерпеливо позвал: – Пойдем-ка внутрь, здесь нельзя говорить.
Дреа позволила Рафаэлю поднять себя на ноги, и он, по-хозяйски положив ей руку на талию, подтолкнул ее в квартиру. Дреа охватило ликование, и слезы, по крайней мере на время, высохли.
Рафаэль заплатит за все и по самой высокой ставке.
– Ну и как это, по-твоему, понимать? – потрясенно спросил Ксавье Джексон, в недоумении глядя на параболический микрофон. Качество звука из-за ветра, расстояния и прочих факторов оставляло желать лучшего, но значительную часть помех компьютерная программа могла отфильтровать.
– Думаю, нужно выяснять, кто этот загадочный незнакомец, – ответил Коттон, – раз он такая важная птица, что заставил даже Салинаса поделиться своей девушкой. Он еще не выходил из здания?
– Если выходил, мы его просмотрели. Но ведь и то, как он входил, мы тоже не видели. Ни разу.
– Значит, у него есть какой-то потайной подземный ход, туннель, по которому он передвигается, либо он так хорошо маскируется.
