Однако такие партии имеют обычно слабую поддержку со стороны других социальных групп. Им противостоят партии, защищающие интересы других групп. И поскольку мобилизация крестьян на политическое действие труднее, их партиям трудно стать партиями большинства. В результате этого политическая ассимиляция сельских масс, если она вообще происходит, имеет прерывистый и разрозненный характер. В Латинской Америке, где многопартийные системы широко распространены, до 1967 г. единственным случаем успешной мобилизации крестьян была Венесуэла. Здесь идеология, эффективное лидерство и почти революционная борьба против диктаторских режимов Гомеса и Переса Хименеса послужили предпосылкой мобилизации и организации сельского населения в рамках крестьянских союзов, ассоциированных с Демократическим действием. Похожим можно считать развитие, которое имело место в Перу и Чили. Однако проблемой многопартийной системы является то, что, во- первых, она не содержит в себе достаточного стимула, чтобы какой-то из ее утвердившихся элементов стремился мобилизовать крестьян, и, во-вторых, если такая мобилизация все-таки происходит, она множит политические и социальные расслоения, затрудняющие интегрирование крестьянского политического движения системой.
В системе с доминированием одной партии тот факт, что демократия расширяет политическое действие и включает в него деревню, оказывает влияние на распределение власти между партиями. Однако более вероятны изменения в организационной структуре и распределении власти внутри доминирующей партии. В Индии, например, 1950-е гг. были отмечены борьбой между «правительственным» и «организационным» крылом партии Конгресса. В этой борьбе организационное крыло вело себя на самом деле «в духе, обычно ассоциируемом с поведением оппозиционных партий». Его члены критиковали правительство, публиковали свои претензии к нему в прессе, пытались получить большинство в законодательном собрании и вели собственную энергичную кампанию на уровне выборов в партийные комитеты и на лидерские посты45. В этой борьбе организационное крыло в итоге вышло победителем, и высшие позиции в правительстве и партии были заняты новой группой лидеров, которая поднялась через местные и государственные партийные структуры и была более отзывчива к местным, коммунальным и сельским, нуждам, чем к национальным.
Электоральное состязание в Индии способствовало замене лидеров националистического и космополитического толка, имевших европейское образование, лидерами более провинциальными, хуже образованными и ориентированными на местные проблемы. На выборах 1962 г. «практически всюду проявлялась заинтересованность в том, чтобы избрать местных людей, которые бы могли выступать посредниками между избирателем и сложной, часто медлительной правительственной бюрократией, а не государственных деятелей, не публичных политиков, которые бы дискутировали на общенациональные темы»46. В качестве символа общего сдвига, происходившего внутри партии Конгресса, можно, пожалуй, рассматривать те изменения, которые претерпело ее руководство в 1965 г. Неру, получивший образование в Хэрроу и Кембридже, был настолько же англичанином, насколько индусом. Шастри до того, как стал премьер-министром, никогда не бывал за пределами страны. Его безвременная смерть в момент, когда местные политические силы набирали влияние, ускорила закат партии Конгресса.
Динамика демократической политики была также фактором выхода на авансцену лидеров из провинции. Около 15% членов временного парламента 1947 г. были выходцами из сельских районов. В 1962 г. около 40% Лок Сабха[72] были оттуда же. Такие же изменения в составе партии Конгресса имели место на уровне штатов. В Мадрасе, например, «адвоката-брамина» Раджагопалачари сменил в качестве главного министра К. Камрадж, малообразованный в формальном смысле крестьянин. Первый знал и английский и санскрит так же, как местный диалект, он был первым генерал-губернатором Индии индусского происхождения и лидером национального масштаба в партии Конгресса. Второй — проницательный местный политик, хорошо говоривший только по-тамильски. Камрадж определенно не был интеллектуалом, его славили именно как «человека из народа». Это можно сравнить с поражением Джона Куинси Адамса от Эндрю Джексона в США47.
М. Вайнер нашел также, что в сельских отделениях партии Конгресса «в качестве источника партийных кадров городские центры сменили малые города и большие деревни. Отмечалось общее снижение доминирования наиболее образованных высших каст и соответствующий рост числа людей из сельского хозяйства, людей более разнообразного образовательного уровня, представителей так называемых средних каст»48. Параллельно этому сдвигу в характере рекрутирования актива происходило перераспределение власти в направлении от центрального партийного лидерства к политическим центрам штатов и далее к партийным организациям этого уровня.
В 1950-х в Индии, а также на Цейлоне выборы и демократия в целом были фактором «усиления, а не подтачивания власти традиционных лидеров» и тем самым порождали «резкий конфликт между ценностями представительной системы власти и планового социально-экономического развития». Отсутствие в Пакистане выборов в 1950-х гг. избавило страну от этого конфликта49. Но уже в 1960-х работа «первичных демократических организаций» выдвинула на повестку дня ту же проблему. Как отмечал один видный пакистанский чиновник: «Одно из внутренних противоречий социального развития состоит в том, что люди, руководящие его программами, представляют группы интересов и классы, которым в случае успеха предстоит потерять свой статус, привилегии и власть. Нынешняя политическая и экономическая власть сконцентрирована в руках вестернизованной элиты и особенно правительственных служащих, а демократизация должна лишить их этой власти»50.
Есть в Южной Азии три страны, очень точно иллюстрирующие три различных типа отношений, которые могут существовать между националистическим движением и политической мобилизацией сельского населения. В Индии националистическая элита добилась широкой народной поддержки до того, как страна получила независимость, и могла дальше расширять и перестраивать эту поддержку после получения независимости. В результате она смогла оставаться у власти более двадцати лет. Пакистанская националистическая элита не мобилизовала народной поддержки в сельских районах до получения независимости и не рискнула подвергнуть себя испытанию выборами после. В результате она была легко устранена чиновными служащими былой имперской власти. На Цейлоне националистическая элита тоже не имела перед получением независимости широкой народной базы. Тем не менее она подвергла себя электоральному испытанию и была сметена в 1956 г. тем, что можно рассматривать как архетипическое проявление «выборов с сельским уклоном». Речь идет о типичном пути, по которому двухпартийная система в модернизирующейся стране идет к организации широкого участия деревни в политической жизни.
Цейлон стал независимым в 1948 г. под руководством Д. С. Сенанаяке и его Объединенной национальной партии, которая была создана годом раньше. В ОНП вошло много членов Цейлонского национального конгресса, организованного в 1919 г. Последний «не имел организационных корней в деревне и среди низших классов городского населения, подобных тем, что создал индийский Конгресс, но его состав был тем же — тот же тип по-западному образованного верхнего среднего класса с лидерами из высшего класса»51. Независимость была, по существу, дарована Цейлону индийцами и британцами: заставив последних дать независимость Индии, первые не оставили им иного выбора, кроме как дать ее и Цейлону. Основная масса цейлонского населения не играла никакой роли в борьбе за независимость. «Массового освободительного движения на Цейлоне не существовало, не было больших жертв, если вообще были какие-то (даже со стороны главных лидеров), и практически никаких героев и мучеников»52.
После получения независимости в правительстве доминировала узкая группа городской элиты из англизированных представителей высшего и верхушки среднего класса, объединенных рамками ОНП. Ее члены были, по замечанию одного наблюдателя, подобны «во всем, кроме цвета кожи, бывшим колониальным правителям»53. Подавляющее большинство членов группы жили в городах, в то время как 70% цейлонского населения живет в деревне. Большинство составляли христиане, в то время как 91% цейлонцев — нехристиане, а 64% придерживались буддизма.
