революциями или социальными революциями. В качестве выдающихся примеров можно назвать французскую, китайскую, мексиканскую, русскую и кубинскую революции.
Революции редки. Многие общества никогда не переживали революции, и многие столетия, предшествовавшие современной эпохе, не знали революций. Революции, в подлинном смысле слова, суть, как выразился К. Фридрих, «особенность западной культуры». Великие цивилизации прошлого — Египет, Вавилон, Персия, государство инков, Греция, Рим, Китай, Индия, арабский мир — знавали восстания, мятежи и смены династий, но все это «никак не напоминало „великие“ революции Запада»1. Подъем и падение династий в древних империях и попеременное утверждение олигархий и демократий в греческих городах-государствах были примерами политического насилия, но не социальных революций. Говоря точнее, революции характерны для периодов модернизации. Это один из путей модернизации традиционного общества, и они были так же незнакомы традиционным обществам на Западе, как и традиционным обществам в других регионах. Революция — это предельное выражение модернизаторской установки, убежденности в том, что во власти человека контролировать и изменять свою среду и что он не только способен, но и вправе делать это. Поэтому, как замечает Ханна Арендт, «говорить в связи с феноменом революции о насилии не более уместно, чем говорить об изменении; только в тех случаях, когда изменение имеет качество начала нового, когда насилие применяется для установления совершенно новой формы правления, если оно приводит к формированию нового политического целого… можем мы говорить о революции»2.
Предшественницей современных революций была английская революция XVII в., лидеры которой были убеждены, что им предстоит «совершить большие дела, сотворить для нас новое небо и новую землю, а у больших дел бывают большие враги»3. Их семантика была религиозной, но их цели и плоды их действий были радикально современны. Люди переделывали общество посредством законодательных действий. В XVIII в. образ революции секуляризовался. Французская революция породила революционное самосознание. «Она расколола современное сознание и заставила людей понять, что революция — это реальность, что большая революция может произойти в современном, прогрессирующем обществе… После Французской революции мы наблюдаем сознательную разработку революционных учений в предвидении грядущих революций, и вообще распространение более активного отношения к сознательному контролю над институтами»4.
Революция, таким образом, есть один из аспектов модернизации. Она не может произойти в обществе любого типа в любой период его истории. Это не универсальная категория, а, скорее, исторически ограниченный феномен. Ему нет места в очень традиционных обществах с низким уровнем социальной и экономической сложности. Не встречается он и в наиболее современных обществах. Как и другие формы насилия и нестабильности, революции чаще всего происходят в обществах, где уже имело место некоторое социальное и экономическое развитие и где процессы политической модернизации и политического развития отстают от процессов социального и экономического изменения.
Политическая модернизация связана с распространением политического сознания на новые общественные группы и вовлечением этих групп в политику. Политическое развитие предполагает создание политических институтов, достаточно адаптивных, сложных, автономных и слаженных, чтобы направлять и упорядочивать деятельность этих новых групп, способствовать социальным и экономическим изменениям в обществе. Политическая сущность революции состоит в быстром распространении политического сознания и быстрой мобилизации новых групп в политику — настолько быстрой, что существующие политические институты не могут их ассимилировать. Революция — это крайний случай взрывного роста политической активности. Без такого взрыва нет революции. Завершенная революция, однако, предполагает и вторую фазу: создание и институциализацию нового политического порядка. В успешной революции сочетаются быстрая политическая мобилизация и быстрая политическая институциализация. Не все революции имеют своим результатом новый политический порядок. Мерой революционности служат быстрота и масштабы роста политической активности. Мерой успешности революции служат авторитет и стабильность институтов, которые она породила.
Полномасштабная революция, таким образом, связана с быстрым и насильственным разрушением существующих политических институтов, мобилизацией новых групп в политику и созданием новых политических институтов. Последовательность этих трех аспектов и соотношение между ними могут быть разными в разных революциях. Можно выделить две распространенные модели. В «западной» модели сначала терпят крушение политические институты старого режима; за этим следуют мобилизация новых групп в политику и затем создание новых политических институтов. «Восточная» революция, напротив, начинается с мобилизации новых групп в политику и создания новых политических институтов и заканчивается насильственным низвержением политических институтов старого строя. Французская, русская, мексиканская и, на своих первых этапах, китайская революции приближались к западной модели; позднейшие фазы китайской революции, вьетнамская революция и другие случаи колониальной борьбы против империалистических держав следовали восточной модели. В целом последовательность фаз более четко выражена в западной революции, чем в революции восточного типа. В последней все три фазы обычно осуществляются более или менее одновременно. Существует, однако, одно фундаментальное различие в последовательности фаз между двумя типами революций. В западной революции политическая мобилизация есть следствие крушения старого режима; в восточной революции она служит причиной его крушения.
Первая фаза западной революции — это крушение старого режима. Вот почему при анализе причин революции внимание исследователей обычно сосредоточено на политических, социальных и экономических условиях, существовавших при старом режиме. При этом неявно предполагается, что раз старый режим лишился власти, то это с неотвратимостью положило начало революционному процессу. На самом деле, однако, крушение многих старых режимов не приводит к полномасштабным революциям. Причины крушения старого режима необязательно достаточны для того, чтобы положить начало большой революции. События 1789 г. во Франции привели к крупному социальному перевороту; события 1830 и 1848 гг. не имели таких последствий. За падением маньчжурской династии в Китае и династии Романовых в России последовали великие революции; при падении династий Габсбургов, Гогенцоллернов, Османской и Каджарской[37] этого не произошло. Свержение традиционных диктатур в Боливии в 1952 г. и на Кубе в 1958 г. высвободило мощные революционные силы; свержение традиционных монархий в Египте в 1952 г. и в Ираке в 1958 г. привело к власти новые элиты, но не разрушило полностью структуры общества. Падение режима Ли Сын Мана в Корее в 1960 г. могло послужить началом большой революции, но не послужило. Практически во всех этих случаях социальные, экономические и политические условия, существовавшие при старых режимах, за падением которых последовали революции, и при старых режимах, за падением которых этого не произошло, были одинаковыми. Старые режимы — традиционные монархии и традиционные диктатуры, власть которых централизована, но не велика, — очень часто рушатся, но редко за этим следует большая революция. И отсюда следует, что у нас не меньше шансов обнаружить факторы, ответственные за революцию, в ситуации, возникающей после крушения старого режима, чем в ситуации, существовавшей до его падения.
В «западной» революции для свержения старого режима требуется не слишком большая открытая активность со стороны мятежных групп. «Революция, — пишет Пети, — не начинается с того, что некая новая могущественная сила атакует государство. Она начинается с внезапного осознания почти всеми активными и пассивными участниками, что этого государства больше нет». Следствием крушения является отсутствие власти. «Революционеры выступают на сцену не верхом на коне, не как победившие заговорщики на форуме, а как испуганные дети, обследующие пустой дом и при этом не уверенные, что он пуст»5. Получит ли развитие революция, зависит от числа и характера групп, входящих в дом. Если общественные силы, сохранившиеся после ухода со сцены старого режима, заметно различаются по своей мощи, то наиболее мощная сила или комбинация сил сможет заполнить вакуум и восстановить порядок, не допустив значительного расширения границ политической активности. Крушение всякого старого режима влечет за собой беспорядки, демонстрации и выход на политическую арену ранее мирных или подавляемых групп. Если новая общественная сила (как в Египте в 1952 г.) или комбинация общественных сил (как в Германии в 1918–1919 гг.) сумеет быстро взять под свой контроль
