русский, впрочем, это не играло никакой роли: мусульманская женщина все равно не имеет права голоса. Сайд говорил на родном языке, Такер владел фарси так же свободно, как и Сайд, Даллас — почти свободно, а Хади — вполне сносно. Ниема давно уже заметила, что все они пятеро черноволосые и черноглазые, и подозревала, что цвет волос сыграл не меньшую роль в утверждении ее кандидатуры, чем способности в электронике.
— Готово. — Даллас прицепил радиопередатчик на ремень и надел рюкзак со взрывчаткой. У них с Саидом было одинаковое снаряжение. Ниема практически по деталям собрала два передатчика — из тех дефектных, которые они получили. Она также подключилась к телефонной линии завода (простейшая задача, если учесть, что там оборудование модели начала семидесятых). Впрочем, никакой особенной информации им не удалось получить, кроме того, что их догадки подтвердились и маленький завод действительно готовил поставку сибирской язвы в Судан. Сама по себе сибирская язва не такая уж экзотика, но чрезвычайно эффективное средство.
Прошлой ночью Сайд потихоньку пробрался на завод и провел разведку. По возвращении он набросал план, в котором отметил местонахождение лаборатории и склада, куда они с Далласом собирались заложить взрывчатку. Как только завод будет взорван, Такер и Ниема уничтожат свое оборудование (к слову сказать, его в любом случае не стоит сохранять) и будут ждать остальных. Когда группа воссоединится, они разделятся и будут выбираться из страны, чтобы встретиться в Париже. Даллас и Ниема, конечно же, останутся вместе.
Такер выключил свет, и трое мужчин бесшумно выскользнули в темноту. Ниема тут же пожалела, что не обняла и не поцеловала Далласа и не пожелала ему удачи, — наплевать на то, что подумают остальные трое! Когда он ушел, ей стало холодно и неуютно.
Проверив, плотно ли зашторены окно и дверь, Такер снова включил свет и принялся проворно упаковывать вещи, которые надо было унести с собой. Вещей оказалось не так много: провиант, одежда, деньги и ничего такого, что может возбудить подозрения, если их остановят. Ниема стала ему помогать, и они молча разделили провизию поровну на пять частей и разложили ее по рюкзакам.
Теперь оставалось только ждать. Ниема села у приемника и в который раз проверила настройки, но радио молчало, поскольку молчали и те трое. Она уселась перед приемником и обхватила себя руками за плечи, ежась от холода.
Да, ее работа — не пикник, но ожидание хуже всего. Ей и раньше оно давалось нелегко, а теперь, когда Далласу угрожает опасность, она не находила себе места от тревоги. Ниема взглянула на часы на руке: прошло всего лишь пятнадцать минут. Они еще не добрались до завода.
На плечи ей легло тонкое одеяло. Ниема вздрогнула и, подняв глаза, увидела рядом с собой Такера.
— Вы совсем продрогли, — пояснил он и вернулся на место.
— Спасибо. — Она закуталась в одеяло, чувствуя себя ужасно неловко, каким бы благородным ни выглядел его заботливый жест. Как бы ей хотелось забыть о том беспокойстве, которое она испытывает в присутствии Такера, или хотя бы понять его причину. Она пыталась отвлечься и сосредоточить внимание на работе, но Такера не так-то просто одурачить: он прекрасно знает, что ей рядом с ним не по себе. Порой ей казалось, что они ведут между собой молчаливую войну, о которой больше никто из окружающих не догадывается. Иногда взгляды их встречались, и в ее глазах ясно читалось недоверие, а в его — насмешливое любопытство.
Он ни разу не сделал неверного шага, ни разу не выступил против нее в открытую. С остальными он вел себя достаточно непринужденно, как с профессионалами. С ней же он был подчеркнуто корректен и неизменно доброжелателен, что тоже служило доказательством его профессионализма. Такер уважал Далласа и, конечно же, ни за что не позволил бы себе посеять раздор в команде, ссорясь с его женой. Это должно было бы убедить Ниему, но она по-прежнему относилась к нему с подозрением.
До тех пор пока он не укутал ее плечи одеялом, они не обмолвились ни словом. Лучше бы они продолжали молчать — Ниема считала, что Такера следует держать на безопасном расстоянии.
Он сел, гибкий, как кошка. Похоже, ему и холод нипочем, хотя на нем только черная футболка и рабочие штаны. У Далласа, наверное, тоже внутри «печка», поскольку и он редко мерзнет. Почему такие, как они, горят жарче, чем другие? Может, все дело в хорошей физической форме? Но ведь она не хуже тренирована, чем они, и однако же дрожит от холода в течение всего пребывания в Иране. Вот если бы этот чертов завод находился в жаркой пустыне, а не в холодных горах…
— Вы меня боитесь.
Эта фраза, донесшаяся из полумрака, испугала ее не меньше, чем его заботливый жест, когда он накинул ей одеяло на плечи, но не настолько, чтобы она потеряла самообладание. Он произнес это спокойно, словно они говорили о погоде. Ниема смерила его ледяным взглядом.
— Опасаюсь, — поправила она. Напрасно он думает, что она станет это отрицать, как поступил бы на ее месте любой другой. Вот Даллас уже понял, что Ниему трудно загнать в угол.
Такер прислонился затылком к холодному камню, вытянул одну ногу, небрежно опершись рукой о колено, и вперил в нее изучающий взгляд карих глаз.
— Ну, опасаетесь, — покладисто согласился он. — Так почему же?
Она пожала плечами:
— Женская интуиция.
Он расхохотался. Ей и в голову не приходило, что Такер тоже может смеяться, да еще так искренне и заразительно: откинул черноволосую голову и весь сотрясается от хохота.
Ниема смотрела на него, вскинув бровь, в ожидании, когда он успокоится. У нее не было ни малейшего желания присоединиться к его веселью. Ситуация к этому совсем не располагала. Они сейчас в иранских горах и каждую секунду рискуют погибнуть, да кроме всего прочего, она не доверяет руководителю группы — ха-ха-ха! И в самом деле смешно.
— Боже правый! — воскликнул он, отирая слезы, выступившие от смеха. — Значит, виной всему женская интуиция?
Ниема мрачно взглянула на него.
— Вы представляете все так, будто я на вас постоянно нападаю.
— Не в открытую, конечно. — Он помолчал, на губах его еще играла слабая улыбка. — Мы с Далласом и раньше работали вместе. Интересно, какого он мнения о ваших подозрениях?
Такер спокойно ждал, что она ответит, как будто был на сто процентов уверен, что сказал бы Даллас, вздумай она спросить его об этом. Ниема ни словом не обмолвилась мужу о своих опасениях. Ничего конкретного она сообщить не могла, да ей и не хотелось затевать скандал из-за своей женской интуиции. Она все время ощущала смутное беспокойство, но Даллас был человеком рассудительным и трезвомыслящим и научился отбрасывать эмоции и с головой уходить в свое полное опасностей дело. Более того, он уважал Такера и безоговорочно ему доверял.
— Я с ним об этом не говорила.
— Не говорили? Позвольте узнать почему.
Она пожала плечами. Во-первых, у нее не было никаких доказательств, кроме собственной интуиции, а во-вторых, ее супруг был против ее поездки вместе с ним в Иран, и ей не хотелось давать ему повод ворчать: «Вот, я же тебя предупреждал». Что касается своей работы, то она выполняла ее безукоризненно, но у нее было значительно меньше опыта, чем у остальных, поэтому она решила не затевать скандал. А главное, призналась Ниема себе, даже если бы она наверняка знала, что с Такером у нее будут проблемы, все равно бы поехала в Иран. Ей нравилось рисковать, нравилось ходить по острию ножа, нравилось ощущать важность того, что она делает. Работа в офисе — не для нее; она обожает приключения, ей нравится быть на передовой. Само собой, она не собиралась неосторожным словом поставить под угрозу работу, которой так долго добивалась.
— Почему? — повторил Такер, и в его нарочито небрежном тоне зазвучали стальные нотки. Он хочет услышать ответ — похоже, он всегда добивается своего.
Странно, но ее это не испугало. Наконец-то она столкнулась с ним один на один в открытом бою и дала выход накопившемуся напряжению.
— А что бы это изменило? — холодно спросила она. — Несмотря на свою неприязнь к вам лично, я делаю дело и держу рот на замке. Почему? Вас не касается. Кстати, могу поспорить, что ваше настоящее
