— Я хожу по краю, — начал Дуг.
Клэр смотрела на него так, словно убила его, а он восстал из могилы.
— У нас получится, — продолжал он. — Мы сможем, я знаю. Все получится. Если ты захочешь. Ты хочешь?
— Уходи, пожалуйста.
— Мы встретились в прачечной. Ты плакала…
— Мы встретились в банке, ты его грабил…
— Мы встретились в прачечной. Это и есть правда, если верить в нее. Я верю. На крыше в первый вечер — помнишь? Мы все те же люди.
— Нет, не те же.
— Да, я обманывал тебя. Признаю. И я снова сделал бы все то же самое, если бы это было единственной возможностью познакомиться с тобой. Я бы соврал, если бы сказал сейчас, что сожалею об этом.
Она покачала головой.
— Ты хочешь управлять своей жизнью. Сама говорила. Хочешь стоять у руля. А я хочу отдать тебе руль наших судеб. Наши жизни в твоих руках.
Он спотыкался на словах. Клэр слушала. Дуг указал на вышки прожекторов над стадионом за ее спиной.
— В понедельник, — продолжил Дуг. — Через два дня. Инкассаторский фургон въедет в здание стадиона, чтобы забрать выручку за выходные. Я буду там.
Клэр смотрела на него, замерев от ужаса.
— Мне теперь плевать. На все, кроме тебя. После этого дела я завяжу. И уеду.
— Зачем ты мне об этом говоришь? — Она сжала кулаки. — Зачем ты со мной так поступаешь?
— Небось Фроули тебе велел… Что? Сообщить ему обо всем, что я скажу? Ладно. То, что я тебе только что сказал… можешь послать меня к черту навсегда. Если ты меня ненавидишь, если не хочешь больше видеть — тогда все просто.
Клэр с трудом покачала головой. Дуг не понял, о чем говорит этот жест — о том, что она не станет ничего сообщать Фроули, или о том, что не хочет выбирать, или же, что не желает его больше слушать.
— Но если это не так, поехали со мной. Потом. Собственно, я пришел предложить тебе это.
Клэр онемела от ужаса.
— Мы вместе уедем за пределы срока давности. Куда захочешь. В то место, о котором ты мечтала.
Его перебило фырканье лошади. Дуг услышал цокот копыт и заметил, что взгляд Клэр скользнул влево, глаза расширились. По дорожке к ним ехал полицейский.
— Тебе решать, — заключил Дуг, пятясь к выходу. — Мое будущее, наше будущее — все в твоих руках.
Он вышел за калитку, его переполняли чувства. Цокот копыт был уже совсем близко.
— Дуг… — начала Клэр, но он прервал ее.
— Я поселился в «Ховард Джонсон» тут недалеко. — Дуг назвал номер и вымышленное имя. — Либо сдай меня, либо поехали со мной.
Он пошел к стадиону, туда, где его ждало дело.
48. Полуночники
В субботу ночью Фроули сидел в фургоне для наблюдения неподалеку от инкассаторской базы «Магеллан» с молодым агентом по имени Крей, которого он позаимствовал из отдела по борьбе с мошенничеством. Дино отчалил в семь, когда на базе погас свет. Машины тащились по развилке еще медленнее, чем за всю неделю наблюдений Фроули. Улица Кэмбридж отдалась полуночникам, курсирующим взад-вперед между Олстоном и Кембриджем, из бара на вечеринку, с вечеринки в клуб. Крей был холост, как и Фроули, — женатые обычно по выходным не работают — какое-то время слушал радио. Передача называлась «Ночь Икс» и без рекламы транслировалась в прямой эфир из какого-то танцевального клуба на Ландсдаунской улице. Чтобы люди поняли, что они упускают.
Банда уже почти не крутилась вокруг базы. Вчера на два часа приезжал Мэглоун в темных очках. Жучок в его машине зафиксировал храп. Кофлин объехал базу ровно один раз, хотя бригада с Жемчужной улицы сообщала о бурной деятельности внутри его дома и снаружи. Элден единственный приезжал сюда пообедать каждый день, даже тогда, когда поменял рабочий фургон, лишив их жучка.
Но больше всего Фроули не давало покоя то, что Макрей словно исчез с лица земли. У базы его не видели несколько дней. «Каприс» не покидал своего места на Жемчужной улице уже неделю. Фроули ринулся в Чарлзтаун, когда группа наблюдения на Жемчужной улице увидела его выходящим из дома с сумкой для прачечной. Но Макрей снова исчез еще до приезда Фроули.
Он ожидал, что до налета команда будет держаться порознь. Но что-то они очень мало шевелились вокруг цели — особенно учитывая то, что до выходного Элдена оставалось три дня.
Криста Кофлин два раза бросала трубку, когда звонил Макрей. Фроули начал беспокоиться, что переборщил с ней, что она пошла к Макрею поле разговора с Фроули и, возможно, отпугнула его.
Крей стучал карандашом по торпеде в такт техно-музыке. Он читал дело, используя пассажирское кресло вместо стола.
— Взрывчатка, да?
— Предположительно, — ответил Фроули.
— Три выезда с магистрали. Как по заказу.
Фроули кивнул, задумчиво откинулся на стенку фургона. Он сидел молча и неподвижно так долго, что Крей перестал стучать и поднял глаза на агента.
— Вы в хоккей когда-нибудь играли? — спросил его Фроули.
— Шутите, что ли? Конечно! Я вырос на севере Миннесоты, ближе к Виннипегу, чем к Миннеаполису. А вы?
— Бегом занимался. В баскетбол немного играл. Не супер-пупер, больше блефовал. А в хоккее часто блефовать приходится?
— Конечно, постоянно. — Крей водил карандашом по папке, словно хоккейной клюшкой по льду. — Ну вот, скажем, идешь на прорыв. Остался один на один с вратарем. Прешь вперед. Он по центру ворот, опустил клюшку, локти расставил. Замахиваешься на мощный удар и ка-а-ак рубанешь, только до шайбы клюшку не доносишь. А вратарь-то уже дернулся. И обалдел. Тут ты легким движением запястья вбрасываешь мимо его конька. И вся толпа твоих болельщиков взвивается от радости.
Фроули задумчиво кивнул. Через мгновение он распахнул задние дверцы фургона и вышел на обочину дороги. Посмотрел на двойное ограждение инкассаторской базы «Магеллан» и на развилку на эстакаде. На несущиеся в город машины. «И вся толпа твоих болельщиков взвивается от радости».
49. Номер для самоубийц
Тридцать четыре тысячи мест. Умножить на три игры, билетов на которые уже не осталось.
Получается сто тысяч ртов.
Утренние сеансы игры в субботу и воскресенье, куча детишек: бесконечные стаканы колы, пиво, мороженое, и это помимо программок, футболок, бейсболок и сувениров.
Суммируем. Допустим, двадцать пять долларов с носа. Умножить на сто тысяч.
Два с половиной миллиона долларов.
Плюс продажа билетов в день игры, минус монеты — это для ровного счета.
