Сержант Такой-то звонил из отделения «скорой помощи» Массачусетской общей больницы.
— Алло, агент Фроули? У нас тут нетрезвое вождение. Авария с участием одной машины. На верфи Чарлзтауна. Напоролась на якорь, выставленный перед сухим доком.
Фроули сразу подумал о Клэр Кизи.
— Назовите имя.
— Кристина Кофлин. Имя по базе регистрации узнал. Белый «Каприс Классик». С ней был ребенок. Девочка в порядке. Но мамаша сильно побилась. И злая, как черт. Говорит, что с вами работает. Врет, конечно. Но у нее ваша визитка. Этот номер был на обороте написан. Социальные работники девочку уже забрали. Мисс Кофлин под арестом. Твердит, что надо вам сообщить.
Фроули бросил горячий омлет в мусорное ведро.
— Я выезжаю.
На то, чтобы дойти до машины под дождем и добраться до места в час пик, ушло полчаса. Он поплутал по коридорам больницы, оставляя мокрые следы. Удостоверение открыло ему двери в приемную «скорой» — просторный зал с сиреневатым освещением, как в морге. По стенам стояли койки, отгороженные занавесками.
— Здравствуйте. — Фроули остановился у стола дежурной медсестры. — Я ищу…
Но тут он услышал, знакомый голос из другого конца зала.
— Может, ты первый наденешь эту безжопную ночнушку, Дензел, а я вслед за тобой…
Фроули пошел туда. Привлекательный чернокожий врач, явно взволнованный, вышел из-за светло- желтой занавески.
— Кофлин? — Фроули хотел проскочить мимо.
Но встревоженный врач остановил его.
— Послушайте. Ее должен осмотреть наш пластический хирург. Если можете как-то на нее повлиять, пожалуйста, донесите это до нее. Разрывы слишком глубокие, простым швом не отделаться. Иначе шрамы на всю жизнь останутся.
— Да, я понял. — Фроули попытался пройти. Но врач взял его за предплечье. — Она утверждает, что была беременна. Но анализ крови этого не показал. Признаков выкидыша нет.
Агент стряхнул его руку.
— Послушайте, я не родственник и вообще ей никто. Мне все это знать необязательно.
Фроули подошел к койке больной и отодвинул занавеску.
Криста сидела в кресле, голова была обмотана бинтами, над левым глазом появилась ярко-красная ссадина. Фуфайка и джинсы были испачканы кровью.
— Вот он, красавчик, — приветствовала она.
Фроули кивнул сержанту Такому-то. Выразительно закатив глаза, пожилой полицейский направился к щели между занавесками.
— Пять минут, — попросил Фроули.
— Мне кофе с молоком, три куска сахара! — крикнула Криста вдогонку сержанту и улыбнулась, сложив руки на груди. Фроули задвинул занавеску. На кровати, поверх сложенной сорочки, которую она отказалась надеть, лежала визитка агента. Разглядывая свои ногти, Криста щелкала пальцами и беспрестанно дергала перекрещенными ступнями ног. На одной черной туфле был сломан каблук.
— Я как раз к тебе ехала.
— Как интересно. Адреса-то у тебя нет.
— Ну, ты на верфи живешь. — Она пожала плечами. — Я бы наверняка нашла.
Фроули посмотрел ей в глаза и понял, что она уже хороша, нанюхалась пыли. Это слегка охладило его.
— Что случилось?
— Не знаю. Кто-то бросил якорь посреди дороги. — Она ухмыльнулась так, будто жизнь сама по себе нелепость, и авария может считаться неплохим началом недели. В этой ухмылке Фроули разглядел издевательское презрение к брату.
В углу стояло детское автокресло. Голубую ворсистую ткань покрывали молочные пятна и крошки.
Криста заметила, куда он смотрит, и подавила ухмылку, будто проглотила ее.
— Она не пострадала, — с гордостью заявила Кофлин. — Ни царапинки.
— Ну, тогда тебе точно дадут приз «Мать года», — не удержался Фроули.
— Да что ты вообще знаешь о моей жизни? Тоже мне. — Криста разняла руки. — Косяки у всех бывают. И кто ты такой вообще? Умник-моралист? Чужие ошибки коллекционируешь? Дежурный, следящий за порядком? Что ты вообще можешь знать о такой, как я? Я живой человек. И мать-одиночка.
— Твоя дочь сейчас на заднем сиденье фургона, ее увозят незнакомые люди из Отдела соцобеспечения. Ты еще долго трепаться будешь?
Криста уставилась на Фроули. Глаза у нее были на мокром месте. Агент разговаривал жестко, и это помогло.
— Ты зачем ко мне ехала? Няньку нанять хотела? Я тебе звонил дважды, ты трубку бросила.
Она злобно смотрела на блестящую занавеску, стараясь контролировать свои эмоции.
— Ну ничего, она недолго пробудет в соцобеспечении. Там ведь еще оценка пригодности будет. До этого ничего не произойдет.
— Так, может, тебе адвокат нужен? А не ФБР.
Криста потрясенно взглянула на агента.
— Почему всегда получается, что мной пользуются? Все мужчины, которых я знаю.
— Кто тобой пользуется? Кто кому позвонил? Кто просил о помощи? Я? Я так просто уверен, что ты меня позвала, потому что хочешь вернуть дочку. Потому что собираешься использовать меня, чтобы получить ее.
— Живые люди совершают большие ошибки…
— Речь уже не о тебе, — перебил Фроули. — А о твоей дочери. Видишь пустое детское кресло?
Она посмотрела на креслице, и в ее глазах снова блеснули слезы.
— Тебе придется подписать соглашение о признании вины по этому делу, чтобы тебя не лишили родительских прав.
Криста подняла на него глаза.
— А мой дом? Мне нужны твои гарантии.
— Нет-нет, погоди. Я не говорил, что могу дать гарантии. Я говорил, что могу попробовать.
— Ты сказал…
— Что могу попробовать. И я это сделаю, Криста. Обещаю. Но при условии, что ты не будишь юлить. Если тебе этого мало, можешь подождать другого предложения. Сколько у тебя карт на бесплатный выход из тюрьмы? Что, твой брат поможет тебе выбраться? Макрей? Кто? Ферги?
Ее глаза вспыхнули.
— Что, Ферги — твой покровитель, да? С какой стати опустившемуся наркодилеру заниматься возвратом твоей дочки?
Криста смотрела на него исподлобья. Взгляд был невыразительным, но долгим.
Фроули внутренне сжался.
— Боже мой!
Криста не отводила взгляда. Сначала смотрела вызывающе, но потом не выдержала и начала сдаваться.
— Вы с Цветочником… — Фроули не стал продолжать. Он представил изуродованное лицо бандита в конвульсиях дикой страсти.
Подбородок Кристы мелко задрожал. Тяжело видеть, как жесткая женщина теряет присутствие духа.
— Ну что ты на меня так давишь? Обязательно надо довести меня до того, чтобы я умоляла? Обращаетесь со мной, как с пустым местом. Как будто меня нет. Все мужики.
Фроули вспомнилось, как Макрей пришел к нему на парковку, чтобы позлить его. А вот сестра Кофлина сейчас, напротив, вызывала у него сочувствие.
