находиться в полном вакууме десять секунд вообще без защиты.
— Ну тогда скажи нам еще и как вскарабкаться на километр вверх за десять секунд, — спросил Хабер.
— Да, нам нужно больше, — согласился Рашаззи.
— Но только чтобы обойти охраняемую зону у основания спицы, — добавил Мак-Кейн. — Час или около того, не больше. А потом мы снова будем внутри.
Рашаззи кивнул.
— Если дышать чистым кислородом, то это потребует давления около двух фунтов на дюйм, — сказал он Хаберу. — Это не такой большой перепад. Возможно надеть маку на лицо и глаза, чтобы они не вылетели. Может быть небольшая утечка, но пока хватит кислорода, это не страшно.
— А глаза и уши? — спросил Мак-Кейн. — С ними будет все в порядке?
— Это не такая уж большая проблема. В космических кораблях и тренажерах люди все время работают под низким давлением. Самое главное смотреть, чтобы газы в теле не расширялись и не выделялись из жидкостей в виде пузырьков. Достаточно не есть вредного перед выходом и около часа дышать чистым кислородом, чтобы выгнать азот из крови. А в глазах нет газа, и расширяться там нечему. Что касается ушей, то они устроены так, что хуже чувствуют себя при повышенном а не пониженном давлении.
По мере того, как Хабер слушал, его отношение к этой затее стало смягчаться. Он закивал головой:
— Нужно будет предохранить жидкости от испарения через кожу. Если обернуть тело каким-нибудь эластичным материалом, чтобы сохранить давление на кожу, то этого может хватить, лишь бы не стесняло движений и можно было дышать. Идеально подошел бы материал, который растягивается, но только до определенной точки.
— Какой-нибудь эластик со вшитыми нитями, — кивнул Рашаззи. — Где мы сможем достать это?
— Если выбраться наружу, это поможет ответить на многие вопросы, глубокомысленно заметил Хабер.
Мак-Кейн сунул руки в карманы и сел на стол. Он взглянул на лазер, потом повернулся к партнерам:
— О'кей, предположим, это сработало и мы попали в ось. Следующее, что нам нужно знать — это как Сэрджент собирается проникнуть в один из транспортных кораблей.
Неожиданно до него дошло, что последнее замечание Хабера не имело ничего общего с побегом, и имело совершенно другую цель, оно что-то значило для ученых, но он ничего не понял.
— Что-то не так? — спросил он. — Я что-то пропустил?
— Мы все равно собирались ему сказать, — заметил Хабер Рашаззи.
— Вы говорите загадками, — не выдержал Мак-Кейн. — Сказать что?
— Мы обнаружили еще одну странную вещь, — начал Рашаззи. — Иди посмотри.
Они отвели Мак-Кейна в конец комнаты. С потолка свисал длинный шнур с металлическим шариком на конце. К шарику было приделана стрелка, указывавшая вниз, почти царапавшая лежащий на полу большой лист картона с круговой шкалой, размеченной в градусах. Рашаззи протянул руку и раскачал маятник.
— Зная длину и период маятника, по простой формуле можно рассчитать местное ускорение силы тяжести. Что в свою очередь, определяет силу, с которой тело давит на пол — другими словами, сколько ты весишь, — он взглянул на Мак-Кейна. — Ты помнишь, что в первые дни ты чувствовал себя придавленным? Но через пару дней это прошло? Большинство из нас чувствовали то же. И ты думал, что это от усталости, да? Так вот, это не так. Ротационная сила тяжести на 'Валентине Терешковой' приблизительно на десять процентов больше, чем нормальная земная сила тяжести.
— Странно.
— Очень странно, — согласился Рашаззи. — Казалось бы, космическая колония должна рассчитываться на меньшую силу тяжести, чем на Земле. Уменьшаются нагрузки на конструкцию, ее можно сделать легче, надежнее и так далее. Но почему конструкторы пошли в другую сторону?
— Не знаю. А вы?
— Тоже. Но это еще не все, — Рашаззи указал на маятник, который раскачивался над шкалой, быстро проходя над центром и чуть замедляясь пред остановкой в паре дюймов от края шкалы, чтобы качнуться обратно.
— Это называется маятником Фуко. То есть он может раскачиваться в любом направлении.
— В отличие от маятника в дедушкиных часах, который может качаться только в одной плоскости, параллельно стене комнаты, — пояснил Хабер.
Мак-Кейн кивнул. Рашаззи продолжил:
— Как и гироскоп, маятник пытается сохранить момент движения, раскачиваясь в том же направлении в пространстве. Представь себе такой маятник на Северном полюсе. Заметим какое-нибудь направление — скажем, на созвездие Овна. Потянем маятник в этом направлении и отпустим. А теперь представь, что он продолжает раскачиваться в той же плоскости, от Овна — к Овну и так целый день. Земля под ним сделает полный оборот на триста шестьдесят градусов. Или, если ты стоишь на земле, рядом с маятником, то Земля для тебя будет неподвижной, а вот плоскость маятника будет вращаться по кругу, как и созвездие Овна вращается вокруг небесной оси, — тут Рашаззи ткнул на пол, — и ты сможешь измерить его скорость вращения по такой вот шкале.
Мак-Кейн вспомнил, что уже видел такое, когда был маленьким, в научном музее.
— О'кей. А что дальше?
— Теперь давай повторим эту процедуру на экваторе. Овен больше не вращается по кругу над головой, а встает и заходит. Мы раскачаем маятник, как только Овен взойдет на востоке. Шесть часов спустя Овен будет над головой, а вот будет ли маятник двигаться вперед-назад к Овну? Вряд ли, потому что ему пришлось бы подпрыгивать вверх-вниз, что было бы чудом. Нет, вместо этого он будет качаться по направлению восток-запад по отношению к Земле. Другими словами, наблюдатель не заметит никакого вращения плоскости маятника. Между полюсом и экватором эти эффекты сочетаются, так что плоскость вращается не на полный круг, а на определенный угол, в зависимости от широты.
Мак-Кейн пробыл на Терешковой достаточно долго, чтобы знать, что кольцо считается экватором.
— Значит, здесь маятник должен качаться в одном направлении, заключил он.
Рашаззи кивнул.
— Почти. Но не совсем. Плоскость маятника вращается. Мы измерили ее, период колебаний плоскости получился восемьдесят восемь секунд.
— Как и вращается колония.
— Вот только учитывая официальные размеры станции, о которых объявили русские, и силу тяжести на десять процентов больше земной, период вращения колонии должен быть около минуты, — сказал Хабер.
Рашаззи загадочно смотрел на Мак-Кейна, словно ожидая, что тот объяснит это.
— Единственный ответ, объясняющий более медленный период вращения это то, что диаметр кольца 'Терешковой' значительно больше, чем мы предполагали, — Рашаззи развел руками. — Но это невозможно, конечно. С того момента, как русские начали ее постройку, ее столько раз рассматривали через наземные и космические телескопы, что нет никакого сомнения — она именно такого размера, как они и утверждают.
Мак-Кейн только посмотрел на них в изумлении.
— И что отсюда может вытекать? Вообще?
Хабер покачал головой.
— Что-то очень странное в геометрии всей этой станции, — начал Рашаззи. — Дело даже не в проектах побега Эбана. Даже если бы их не было, нам все равно нужно выйти наружу. Один взгляд на нее снаружи скажет многое. Вот чем привлекательна твоя идея. Но именно сейчас я не могу объяснить тебе, что значат все эти странности.
— Будем говорить об этом комитету побега? — спросил Хабер.
Мак-Кейн покачал головой.
