кости к икроножной мышце. Боль была оглушительная, от нее перехватывало дыхание, словно иглу шприца на всю длину загнали в ногу, а затем вынули с другой стороны. Вопль ужаса и боли огласил помещение. Его издал Данфи.
— У-у-у-у! — передразнил его Бламон.
Данфи содрогнулся, он ощутил страшную слабость, ему внезапно стало холодно. Наклонившись вперед, он увидел на штанине маленькую аккуратную дырочку. И пятно крови. А за спиной его пальцы продолжали лихорадочно возиться с веревкой.
У него уже появилась надежда. Тот, кто связывал ему руки, явно не был моряком. Вместо того чтобы завязать один крепкий узел, веревку несколько раз обмотали вокруг кистей рук и запястий, а потом заплели в квадратные узлы. Один из них из-за постоянного шевеления пальцами уже развязался, и Данфи почувствовал, что оковы немного ослабли. Джек даже мог пофантазировать насчет, что еще небольшое усилие — и он будет свободен.
Бламон обеими руками поднял пневматический молоток, чем напомнил полицейского-убийцу из ночного телесериала, а затем медленно его опустил, оглядев ствол.
— Les bijoux de famille…[73] вот уж действительно серьезный выстрел.
Шшшшунк!
Гвоздь распорол Джеку бедро пониже ягодицы, вызвав очередной крик муки и ужаса, Бламон радостно улюлюкал, а Качок широко торжествующе улыбался.
— Roger, laissez-moi essayer,[74] — попросил Качок.
— А почему бы и нет? — ответил Бламон и швырнул ему свое оружие. А сам повернулся к верстаку обойщика в поисках какого-нибудь другого интересного инструмента для продолжения «игры».
Качок с кривой улыбкой подскочил к Данфи.
— Ну, что предпочитаешь? — спросил он.
Данфи сделал глубокий вдох и отвернулся. Что бы он ни говорил, они все равно замучают его до смерти. В мольбах и проклятиях не было никакого смысла. Что бы он ни сказал, боль от этого не станет меньше. Поэтому он решил молчать, а руки его продолжали трудиться, развязывая узлы.
Качок внимательно рассматривал инструмент, которым сейчас собирался воспользоваться. Затем повернулся к Бламону.
— А ты не позволишь мне пригвоздить его couilles[75] к стулу? — спросил он.
Бламон захихикал.
— По мне, можешь его хоть к потолку прибить, если хочешь, лишь бы он не сдох, — ответил корсиканец.
— Eh, bien,[76] — отозвался Качок и повернулся к Данфи.
В это мгновение с неожиданностью сигнала пожарной тревоги включился воздушный компрессор. Гул пневматического мотора заполнил помещение. Качок вздрогнул и обернулся. Джек воспользовался его растерянностью и нанес ему внезапный удар под коленную чашечку.
Данфи был поражен не меньше Качка. Все получилось как-то само собой, он не планировал никакого нападения. Удар был чисто рефлекторный, какой-то суицидальный жест, наверное. Как бы то ни было, Качок с воем согнулся и отскочил, а затем стал беспорядочно палить из пневматического молотка.
Шшшшунк! Шшшшунк! Шшшшунк!
Первые три гвоздя пролетели мимо Джека и вонзились в стену у него за спиной, но четвертый угодил ему в правый бок. Боль была настолько внезапной и сильной, что он не смог удержаться на стуле и рухнул на пол. Следующий гвоздь едва не попал Данфи в лицо, пролетев в сантиметре от него, шестой разорвал пятку, а седьмой впился в локоть. Тут уже Бламон начал орать на Качка, приказывая ему прекратить стрельбу, но тот смог остановиться, только когда выключился компрессор.
Француз потер колено и выругался, а Бламон снова усадил Джека на стул.
— Ты мог его убить, — жалобным голосом произнес корсиканец.
Данфи со своей стороны из последних сил сопротивлялся мощному желанию тела сдаться и больше ни на что не реагировать. Он ощущал, как оно постепенно теряет чувствительность, как холодеют конечности и куда-то уходит боль. С полнейшим равнодушием он пришел к выводу, что впадает в состояние шока и что, видимо, скоро умрет, даже не осознав этого.
С тихим глухим стоном он попытался вернуть ощущение боли, по очереди вспоминая о каждом гвозде, что вонзились в его тело: вначале о том, который попал в ступню, затем о тех, которые поразили его в локоть, бок и бедро. В конце концов Джек задался вопросом, остался ли хоть один участок у него в теле, который не был бы источником жуткой, нестерпимой боли, и с ужасом подумал, что если таковой и остался, то вскоре он станет новой мишенью.
Бламон присел перед Данфи на корточки.
— Давай поговорим о деле.
Данфи отвернулся.
— В Санта-Крус есть один банкир, — продолжал корсиканец. — Человек, которого я хорошо знаю. Он сможет организовать перевод денег. Мы провернем это дело — и ты свободен.
Вот так, подумал Данфи, как все просто. Он отрицательно покачал головой.
Улыбка Бламона исчезла.
— Мы говорим о моих деньгах, Джек.
— Я знаю, — ответил Данфи. — Но ты не сможешь получить их таким образом. Тебе их не отдадут.
Корсиканец непонимающе уставился на него.
— Почему не отдадут?
— Потому что они в сейфе на хранении, — объяснил Данфи.
— Ну тогда отдай нам ключи.
И вновь Данфи отрицательно покачал головой.
— Я, конечно, могу отдать ключи, но это не поможет. Если твоего имени нет в списке владельцев сейфов, ты все равно не сможешь его открыть, есть у тебя ключ или нет. Тебе позволят открыть сейф только при наличии у тебя ордера из полиции.
— Но откуда они узнают…
— Посмотрят твой паспорт.
Бламон задумался.
— Мы можем поехать туда вместе, — предложил Джек.
Бламон покачал головой.
— С тобой будет трудно справиться на людях.
— Но это единственный выход, — возразил Данфи.
— Вот как? А как насчет девушки? — спросил Бламон.
Данфи сделал вид, что не расслышал его слов.
— Обещаю, что у вас со мной не возникнет никаких проблем, — заверил он корсиканца.
— А как все-таки насчет девушки? — повторил Бламон.
— Какой девушки?
Корсиканец с размаху ударил его по щеке.
— Ты что, меня дурачить собрался?! — воскликнул он, злобно вращая глазами. — Я говорю о твоей сучке, о Верушке.
— А-а, — отозвался Данфи, помотав головой, словно стараясь прочистить ее. — О ней…
Бламон несколько раз сжал и разжал правую кисть, стараясь успокоиться.
— Она ходила для тебя в банк в Цюрихе, — произнес он уже более спокойным тоном, — когда тебе удалось ускользнуть от моих друзей в отеле.
— На Банхофштрассе, — подсказал Качок. — В «Швейцарский кредит».
— Значит, ее имя есть в списке, — сделал вывод Бламон.
Данфи кивнул.
— Да, — подтвердил он. — Ты прав. Я забыл.