преддверия гортани. Этот вырост – именно он выступал в роли жала – был сейчас втянут внутрь. Он соединялся непосредственно с трахеей, даже сливался с ней, словно раковая опухоль. Эф решил не резать дальше, не отделять этот мускул… или орган… в общем, чем бы он ни был, – надеясь сделать это позднее, когда изучит более тщательно и определит его функцию.
Зазвонил мобильный телефон Эфа. Он повернулся так, чтобы Нора смогла достать мобильник из его кармана чистой перчаткой.
– Это из Управления главного судмедэксперта, – сообщила она Эфу, взглянув на дисплей.
Нора ответила за Эфа, послушала несколько секунд и сказала звонившему:
– Уже едем.
Управление главного судебно-медицинского эксперта, Манхэттен
Директор Барнс прибыл в УГСМЭ, расположенное на углу Тридцатой улицы и Первой авеню, одновременно с Эфом и Норой. Не узнать его было невозможно – благодаря козлиной бородке и форме, практически не отличимой от военно-морской. На перекрестке стояли патрульные автомобили, перекрывая движение. Непосредственно перед моргом обосновались телевизионщики.
Удостоверения позволили им не только войти в здание, но и пробиться к доктору Джулиусу Мирнстейну, главному судебно-медицинскому эксперту Нью-Йорка, мужчине средних лет с обширной лысиной, окруженной венчиком каштановых волос. Поверх его серого костюма был накинут белый халат.
– Мы думаем, что ночью к нам кто-то вломился, – доктор Мирнстейн обвел рукой опрокинутый компьютерный монитор, рассыпанные карандаши. – Но по телефону не можем найти никого из сотрудников ночной смены. – Он посмотрел на свою помощницу, которая не отрывала мобильник от уха. Та кивнула, подтверждая слова начальника. – Пойдемте со мной.
Внизу, в подвальном морге, царил полный порядок. Чистые секционные столы, весы и прочие измерительные устройства на своих местах, никакого вандализма. Доктор Мирнстейн прямиком направился к холодильной камере, подождал, пока Эф, Нора и директор Барнс присоединятся к нему.
Камера была пуста. То есть каталки, конечно, стояли: на некоторых только простыни, на других – предметы одежды, – а у левой стены размещались несколько трупов, которые лежали здесь не один день, – только вот трупов пассажиров рейса 753 не было. Ни одного.
– Где они? – спросил Эф.
– В этом все и дело, – вздохнул доктор Мирнстейн. – Мы не знаем.
Директор Барнс уставился на него.
– Вы хотите сказать, что, по вашему мнению, кто-то вломился сюда ночью и украл более сорока трупов?
– Ваша догадка мало чем отличается от моей, доктор Барнс. Я надеялся, что ваши люди смогут внести ясность.
– Что ж, они определенно не могли просто взять и уйти, – изрек Барнс.
– А что в Куинсе? – спросила Нора. – В Бруклине?
– Из Куинса пока нет информации, – ответил доктор Мирнстейн. – Но в Бруклине та же история.
– Та же история? – переспросила Нора. – Трупы пассажиров рейса семьсот пятьдесят три взяли и ушли?
– Именно, – подтвердил Мирнстейн. – Я вызвал вас сюда в надежде, что, возможно, ваше ведомство забрало эти трупы без моего ведома.
Барнс посмотрел на Эфа и Нору. Те покачали головами.
– Господи, – выдохнул Барнс. – Я должен позвонить в Федеральное авиационное управление.
Эф и Нора перехватили его, прежде чем он успел позвонить, и постарались сделать это подальше от доктора Мирнстейна.
– Нам нужно поговорить, – сказал Эф.
Глаза директора забегали. Он перевел взгляд с Эфа на Нору, потом снова уставился на Эфа.
– Как Джим Кент?
– Выглядит неплохо. Говорит, что и чувствует себя хорошо.
– Это радует, – сказал Барнс. – Что еще?
– У него такой же надрез на шее, как и у пассажиров рейса семьсот пятьдесят три.
Барнс нахмурился.
– Как такое может быть?
Эф рассказал о бегстве Редферна из кабинета томографии и последующем нападении на Джима. Достал из большого конверта результаты магнитно-резонансного исследования, которое делали пилоту до злосчастного полета, приложил к настенной панели для просмотра рентгеновских снимков, включил подсветку.
– Так все было «до».
Главные внутренние органы были отчетливо видны, никаких отклонений не просматривалось.
– И что? – спросил Барнс.
– А вот это – «после».
Он приложил к панели другой снимок – грудную полость Редферна испещряли темные тени.
Барнс надел очки с половинными стеклами.
– Опухоли?
– Э… трудно объяснить, – сказал Эф, – но это новые ткани, пожирающие органы, которые были совершенно здоровы двадцать четыре часа назад.
Директор Барнс снял очки и снова нахмурился.
– Новые ткани? Что ты, черт побери, хочешь этим сказать?
– А вот что. – Эф перешел к третьему снимку, сделанному с шейного отдела Редферна. На нем четко виднелся новый орган, расположенный в горле ниже языка.
– Что это? – спросил Барнс.
– Жало, – ответила Нора. – Или что-то в этом роде. По структуре – мускул. Убирается внутрь. Достаточно мясистый.
Барнс посмотрел на нее как на чокнутую.
– Жало?
– Да, сэр. – Эф поспешил поддержать Нору. – Мы уверены, что именно этим органом нанесен разрез на шее Джима.
Глаза Барнса снова забегали.
– Вы хотите сказать, что один из выживших в этой авиакатастрофе отрастил жало, которое и вонзил в шею Джима?
Эф кивнул и снова показал на третий снимок.
– Эверетт, мы должны отправить остальных выживших в карантин.
Барнс взглянул на Нору – та согласно закивала.
– То, о чем вы говорите… эти новообразования, это перерождение органов… Такие вещи могут передаваться?
– Именно этого мы и опасаемся, – ответил Эф. – Джим, скорее всего, заражен. Мы должны посмотреть, как прогрессирует эта болезнь, если хотим остановить ее развитие и вылечить его.
– Ты говоришь, сам видел это… это втягивающееся жало, как вы его называете?
– Мы оба видели.
– А где сейчас капитан Редферн?
– В больнице.
– И каков прогноз?
– Ничего определенного, – ответил Эф, прежде чем Нора успела открыть рот.
Барнс уставился на Эфа, только теперь начиная понимать, что дело пахнет жареным.
