— Ты знаешь, я даже не уверен, что она когда-либо по-настоящему пыталась.
Нора протянула руку к его лицу. Сначала ее пальцы коснулись небритой, колючей щеки, затем тыльной стороной ладони она нежно провела по гладкой коже с другой стороны. От этих прикосновений они оба растаяли.
— Я могла бы сделать так, чтобы ты остановился, — сказала Нора. Она стояла теперь очень близко к Эфу, он чувствовал на щеке ее дыхание.
Сначала Нора поцеловала колючую сторону. Затем Эф поймал ее губы своими и испытал необыкновенный прилив надежды и страсти — такой сильный, словно это было первое объятие в жизни. На него нахлынули воспоминания о двух первых случаях близости с Норой, и от этого предвосхищение стало только жарче, но все же главным сейчас было простое касание тел, простое и… столь же фундаментальное, как закон физики, — именно оно наделило обмен поцелуями силой электрического разряда высочайшего напряжения. Тот простой физический контакт, которого не хватало Эфу, стал вдруг предметом страстного вожделения.
Измученные, измотанные, живущие последние дни на пределе сил, Эф и Нора были совершенно не готовы к этому, и тем сильнее они прильнули друг к другу. Эф прижал Нору к кафельной стене, его руки блуждали по ее телу, потому что ничего другого этим рукам и нужно не было. Перед лицом фатального ужаса и полного обесчеловечива-ния сама страсть человеческая уже была актом неповиновения.
Шествуя вдоль канала, смуглый брокер в черном бархатном жакете Неру важно крутил на мизинце перстень с голубым опалом.
— Имейте в виду, я никогда не встречал минхера Блака лицом к лицу, — говорил брокер. — Он предпочитает вести дела только так.
Рядом с брокером шел Сетракян. В тот раз он путешествовал с бельгийским паспортом под именем Руальда Пир-ка, а в графе «род занятий» значилось: «торговец антикварными книгами». Документ был искусной подделкой.
На дворе стоял 1972 год. Сетракяну было сорок восемь лет.
— Хотя я могу заверить вас, что он очень богат, — продолжал брокер. — Вы сильно любите деньги, месье Пирк?
— Да, сильно.
— Тогда минхер Блак вам очень понравится. Этот томик, что он разыскивает… Минхер Блак заплатит за него весьма щедро. Я уполномочен заявить, что он принимает вашу цену — цену, которую, взятую саму по себе, я охарактеризовал бы как довольно агрессивную. Это вас радует?
— Да.
— Так и должно быть. Вам несомненно повезло, что вы сумели приобрести столь редкий том. Я уверен, вы полностью осведомлены о его происхождении. Вы, случаем, не суеверный человек?
— Случаем, суеверный. Профессия обязывает.
— Ах, так вот почему вы решили расстаться с ним? Я, со своей стороны, расцениваю этот том как книжный вариант «Сатанинской бутылки». Вы знакомы с этой сказкой?
— Стивенсон, не так ли?
— Верно. О, надеюсь, вы не думаете, что я проверяю ваше знание литературы, дабы оценить вашу добросовестность? Я упомянул Стивенсона только потому, что недавно я посредничал в продаже невероятно редкого издания «Владетеля Баллантрэ». Однако в «Сатанинской бутылке», как вы, очевидно, помните, проклятую бутылку каждый раз следовало продавать по цене ниже той, по которой ее купили. С этим томиком все совсем иначе. Совсем, совсем иначе. Как раз наоборот.
Они проходили мимо одной из ярко освещенных витрин, и в глазах брокера вспыхнул живой интерес. В отличие от других обитательниц окон-витрин Де Валлен, амстердамского района «красных фонарей», в этой стеклянной клетке сидела не обычная проститутка, а мальчик-транссексуал.
Брокер разгладил усы и снова обратил взор к мощенной кирпичом улице.
— Во всяком случае, — продолжил он, — у этой книги беспокойное прошлое. Я сам не буду вести это дело. Минхер Блак — неутолимый коллекционер, первоклассный знаток книг. Его вкусы простираются в область специфических и малоизвестных изданий, а его чеки всегда безупречны. Как бы то ни было, справедливость требует, чтобы я предупредил вас: уже было несколько попыток мошенничества.
— Я понимаю.
— Разумеется, я не могу принять на себя никакую ответственность за то, что стало с этими бесчестными торговцами. Хотя должен сказать, что минхер Блак проявляет живейший интерес к предмету нашего разговора, поскольку в каждом случае неудачной сделки он выплачивал мне половину полагающихся комиссионных. Это для того, чтобы я продолжал поиски и обеспечивал появление у его, так сказать, порога все новых и новых потенциальных истцов.
Брокер как бы мимоходом вытащил пару тонких белых хлопчатобумажных перчаток и натянул их на свои руки с великолепно ухоженными ногтями.
— Приношу извинения, — сказал Сетракян, — но я приехал в Амстердам не для того, чтобы гулять по его прекрасным каналам. Как я уже доложил, я суеверный человек, и я бы хотел как можно скорее сложить с себя бремя столь ценной книги. Буду откровенен: меня больше заботят грабители, нежели проклятия.
— Да, понимаю. Вы практичный человек.
— Где и когда минхер Блак будет доступен, чтобы совершить сделку?
— Значит, книга с вами? Сетракян кивнул.
— Она здесь.
Брокер показал на складную дорожную сумку в руке Сетракяна — черную, из жесткой кожи, с двумя ручками и двумя застежками.
— При вас?
— Нет, слишком рискованно. — Сетракян переложил сумку из одной руки в другую, надеясь, что это будет истолковано как знак, говорящий об обратном. — Но она здесь. В Амстердаме. Довольно близко.
— В таком случае прошу извинить мою дерзость. Однако если вы действительно обладаете «Окцидо Люмен», значит, вы знакомы с ее содержанием. С ее «рэзон д'этр».[11] Правильно?
Сетракян остановился. Он впервые отметил, что они удалились от шумных улиц и были сейчас в узком переулке. Никого из прохожих поблизости не наблюдалось. Брокер сложил руки за спиной, словно бы в процессе невинной беседы.
— Да, знаком, — сказал Сетракян. — Но с моей стороны было бы глупо распространяться об этом.
— Верно, — молвил брокер. — И мы не ожидаем от вас такого. Но могли бы вы доступным образом подытожить свои впечатления от нее? Всего несколько слов, если не возражаете.
Сетракян уловил, что за спиной брокера блеснуло что-то металлическое. Или то была просто рука в перчатке? Так или иначе, но Сетракян не испытал страха. Он был готов к этому.
— Малах Элохим, — сказал он. — «Посланники Бога». Ангелы. Архангелы. В данном случае — падшие ангелы. И их нечестивое потомство на этой земле.
В глазах брокера сверкнула искра и тут же погасла.
— Замечательно! Ну что же, минхер Блак в высшей степени заинтересован во встрече с вами. Очень скоро он даст о себе знать.
Брокер протянул Сетракяну руку в белой перчатке. Авраам носил черные перчатки. Когда они обменялись рукопожатием, брокер наверняка почувствовал сквозь ткань изувеченные пальцы Сетракяна, — его рука на мгновение окаменела, что само по себе было довольно неучтиво, однако никакой иной реакции не последовало.
— Следует ли мне дать вам мой местный адрес? — поинтересовался Сетракян.
Брокер бесцеремонно отмахнулся, поведя в воздухе затянутой в перчатку рукой.
— Я не должен ничего знать. Желаю вам всяческих успехов, месье, — сказал он и двинулся прочь, выбрав тот же путь, каким они сюда пришли.
— Но как же он свяжется со мной? — спросил Сетракян ему вслед.
