Неужели шмыгнула носом? Роберта в жизни не видела, чтобы мать плакала.
– Ты совершенно права. Тебе нужно знать. И Мартин мне все твердит, особенно в последнее время...
Милый славный Мартин. Он всегда понимал как никто, в чем нуждается его Берта.
– В общем, слушай, – с небывалой решимостью сказала мать. – Начну с самого начала...
Роберта еле дождалась, когда вернется Вивьен. Около пяти вечера даже позвонила ей и воскликнула:
– Если не приедешь в ближайшее время, я просто-напросто взорвусь, оттого что не с кем поделиться впечатлениями!
Часом позже Вивьен уже входила в квартиру.
– Уму непостижимо! – тотчас начала Роберта, не теряя времени даром. – Мама была без памяти в него влюблена! Наверное, как я в Джеффри. Можешь себе представить?
– Как твоя мать пылала страстью? С трудом. Хотя... любовь на то и существует, чтоб шутить над нами разные шутки.
Роберта, на мгновение вернувшись мыслями во вчерашний вечер, чуть покраснела и с готовностью закивала.
– Что верно, то верно. У них был пылкий роман. Эдуардо приезжал в Нью-Йорк, задумав прыгнуть с Эмпайр-стейт-билдинг и с Бруклинского моста и встретиться со знакомыми парашютистами-американцами. С мамой познакомился в Кони-Айленде.
– Прыгнул? – спросила Вивьен.
– Что? – не поняла Роберта.
– С Эмпайр? И с Моста?
– А-а, нет. Власти не позволили. По-моему, такие прыжки официально разрешены только с этого года. Разумеется, людям со спецподготовкой. – Вивьен села на диван, Роберта устроилась рядом, поджав под себя ноги. – В общем, они встречались месяц с небольшим, потом Эдуардо случайно увидел, как мама обнимает при встрече парня, с которым вместе училась, поднял страшный шум, обозвал ее шлюхой и на следующий же день уехал. Мама чуть руки на себя не наложила. Хорошо, что рядом оказался Мартин. Он давно ее любил, еще с тех пор, когда она была старшеклассницей...
– Выходит, Эдуардо устроил твоей матери сцену ревности?
– Выходит.
– Ну и дела, – пробормотала Вивьен. – История не очень-то красивая... Теперь отчасти понятно, почему твоя мать не желала разговаривать об Эдуардо с тобой.
Роберта задумчиво кивнула.
– И почему так странно ко мне относилась. На нее ведь я ни чуточки не похожа, видно всю жизнь напоминала ей этого итальянца...
– М-да. – Вивьен потерла подбородок. – Вон, оказывается, как все просто. И насколько сложно. Но она же наверняка попыталась растолковать ему, что беситься не из-за чего?
– Конечно, попыталась. Только Эдуардо ничего не желал слушать. Итальянцы вспыльчивые, крикливые, громогласные...
– И потом, у них странные нравы, – прищуриваясь, будто что-то припоминая, сказала Вивьен. – Я всегда обращаю на это внимание в старых итальянских фильмах. Возьмем, например, «Боккаччо семьдесят». Мы вроде бы вместе смотрели.
Роберта напрягла память.
– Это тот, что из четырех частей и где каждая часть – отдельная история?
– Да-да. Какую-то из них снял Феллини, какую-то вроде бы Де Сика. Помнишь, в «Ренцо и Лучане»? У них там все друг за дружкой следят – дикость какая-то! Да, конечно, Ренцо и Лучана осторожничают в основном потому, что Лучана боится потерять работу – она подписала договор, в котором указано, что ей нельзя беременеть и выходить замуж. Но как к их браку относится ее семья! В первый же вечер все только и делают, что заглядывают к молодоженам в комнату – то одно им приспичит взять, то другое. А эта сцена в машине? Когда Ренцо и Лучана приезжают с танцев, останавливаются возле дома и пытаются поцеловаться? Вокруг тут же собирается толпа, хоть дело за полночь, и Ренцо кричит: «Нечего, мол, глазеть, мы женаты!». Какие тут могут быть оправдания?
Роберта, напряженно раздумывая, встала с дивана и медленно заходила по комнате.
– Подожди-подожди... Кажется, я начинаю понимать... Может, дело было не только в том, что мама обняла однокурсника? А в том, что вообще вела себя, с точки зрения Эдуардо, чересчур свободно? Так, как это было принято в Америке? В горячем итальянце копилась и копилась злость – и вот настал день, когда терпение лопнуло?
Вивьен молча кивнула и подняла палец.
– Да, еще. Как-то раз мы болтали с Чезаре, парнем Алисии, помнишь ее? В позапрошлом году она была в нашей компании, на Хэллоуин, по-моему.
– Да, помню, – ответила Роберта. – Такая невысокая, все никак не могла выловить яблоко из таза и заходилась от смеха.
– Да-да, она. Чезаре работает барменом в одном баре в Ноттинг-хилл. Так вот, по его словам, в Италии даже теперь осуждают женщин, которые, повстречавшись с одним, заводят себе второго друга, тем более третьего, особенно в мелких городишках, где все друг друга знают. Хотя в остальном итальянки давным- давно добились равноправия с мужчинами. Это оттого, что у них там Ватикан и папа – во всяком случае, так утверждает Чезаре.
Роберта все расхаживала взад-вперед, представляя себе молоденькую мать и любвеобильного красавца итальянца.
– Да уж... – произнесла она. – Если они были совершенно по-разному воспитаны... А объяснить друг другу, кто как смотрит на жизнь, не сумели... Неудивительно, что все закончилось трагедией. Знаешь, по- моему, это очень неправильно, когда мораль слишком строга, то есть когда отношения между мужчиной и женщиной – точнее говоря, секс – считают чем-то постыдным и грязным. Теперь в этом нет никакой нужды.
Вивьен вопросительно вскинула бровь.
– На мой взгляд, это даже опасно, – увлеченно продолжила Роберта. – Грозит будущему человечества. А ведь заботиться о том, что нас ждет завтра, обязан каждый.
Вивьен наморщила нос.
– Что-то я не совсем понимаю...
– Когда в сознании с малых лет укоренено, что все это гадко и запретно, человек, вступая во взрослую жизнь и влюбляясь, не может вырваться из тисков стыдливости и комплексов – отсюда уйма бед. Сексуальная безграмотность и зажатость ведет к нежелательным беременностям, венерическим заболеваниям, неудовлетворенности и даже разного рода расстройствам, сексуальным, психическим и так далее, а в конечном счете к общенациональным драмам, о которых, к сожалению, не всегда говорят и пишут. Представь, какими вырастают дети, рожденные не у тех отца и матери, что с первых дней беременности любят ребенка и ждут, а у тех, которые все девять месяцев кусают локти, не представляя, как дальше жить!
Вивьен слушала внимательно и то и дело кивала.
– Во что превращается чувство, если женщина и мужчина, даже поженившись, боятся любить друг друга и ласкать без оглядки, не могут объяснить, чего хотели бы, порой до конца своих дней не знают и четверти удовольствий, что придуманы природой специально для влюбленных. Чем заканчиваются браки, в которые вступают лишь потому, что по незнанию женщины беременеют совсем еще девочками. Как изменяется психика той несчастной, которой приходится делать аборт. Бедные люди... Нет, я вовсе не за распущенность и не за беспорядочные связи, они тоже ведут к катастрофе. Просто считаю, что в сексе, как и во всем остальном, важны грамотность, здоровое человеческое отношение, гармония... – Она помолчала.
Не произносила ни слова и Вивьен.
– Я потому об этом заговорила, – нарушила наконец тишину Роберта, – что подумала: может, у мамы и Эдуардо и в сексе не возникло понимания? Почему они не предохранялись?
