ошибаюсь, к тому времени, как я закончу, он будет на коленях умолять тебя жениться на Лиззи.
– Как тебе не стыдно, Дженни, – тотчас вспылил он, – ты не смеешь опозорить бедного ангела, я не позволю!
– Да зачем мне это делать? В этом нет нужды. Факты говорят сами за себя. Она должна выйти замуж, и быстро. Чего стоит поездка с тобой в обычной почтовой карете?
Она никогда не могла устоять, чтобы не подразнить Эдмунда, а теперь он отреагировал так, как она и рассчитывала.
– Это нисколько не хуже, чем вылезать из окна в мужской одежде и верхом скакать в город, – сердито сказал он.
– Конечно, но не так интересно. Но я тоже понесу наказание. Я собираюсь выйти за Ферриса.
– Что? – воскликнул он. – После всех твоих побегов и усилий скрыться от него? Дженни, не могу поверить.
– Ты вправе удивляться, Эдмунд, но это так. Говоря откровенно, я не вижу другого выхода. А ты должен понимать, что это сильно облегчит вашу с Элизабет участь. Как только я появлюсь и потребую вернуть мне мое собственное имя (я должна признаться, что сделаю это с радостью, потому что мне уже тошно быть мисс Фэрбенк), дядюшка окажется в очень неловком положении.
Глаза Эдмунда засверкали.
– Уж это точно. Дженни, это просто здорово. Давай поспешим и расскажем Элизабет эти хорошие новости.
Он остановил извозчика и подсадил Дженнифер. Ни один из них не заметил Майлза Мандевиля, который уже довольно давно наблюдал за ними из окошка своей кареты. Когда Эдмунд подозвал извозчика, Мандевиль чертыхнулся, развернул лошадей и последовал за ними в Холборн. Увидев, как Дженнифер вошла в богатый дом в этом немодном районе, Мандевиль повернул к своему дому еще более озадаченный. Он-то собирался заехать к герцогине так рано, как только позволяли приличия, и лично получить положительный ответ Дженнифер, в котором не сомневался. Теперь он изменил свои намерения. Происходило нечто странное; он пошлет за ее ответом.
Поступив так, он пропустил интереснейшую сцену. Герцогиня – женщина волевая – не впала в истерику, прочитав письмо Дженнифер, но настроение ее так испортилось, что слуги могли припомнить только один подобный случай: такое случилось, когда герцог окончательно потерял рассудок и переколотил все бутылки и зеркала в доме. Она все еще отчитывала Джеймса за то, что он вернулся один. Как раз когда она начала ругать его по второму кругу, ей помешал приезд лорда Мэйнверинга, бывшего в еще более раздраженном состоянии, чем бабушка. Какое-то время они говорили, верней, кричали, одновременно, каждый о своем, но потом, разумеется, герцогиня победила.
– Они дали ей сбежать, болваны, – сказала она. – Тупицы пустоголовые, сборище идиотов, у которых нет даже куриных мозгов. С благодарностью взяли ее прощальное письмо – «Спасибо, мисс; да, мисс», и даже не догадались пораньше разбудить меня. И почему она одновременно пишет Безумцу Мандевилю, ума не приложу. Я, пожалуй, решусь вскрыть письмо: наверняка это какие-нибудь козни твоей тетки Бересфорд.
Мэйнверинг, который тщетно пытался уловить смысл этого заявления, перебил ее:
– Моей тетки? А она-то тут при чем? И кто сбежал? Не Памела же?
– Как же, Памела! Какой ты все-таки тугодум, Джордж! Конечно же, твоя бесценная мисс Фэрбенк. Пишет, что возвращается к родным, куча благодарностей, вечная, мол, должница и все в том же духе. «Вечная должница» – и бросает меня как раз тогда, когда я наконец научила ее перематывать шерсть, как я привыкла, и играть в пикет как следует. «Премного благодарна», и даже ни слова о том, кто она на самом деле и куда едет, или кто напугал ее настолько. Говорю тебе, Джордж, мое терпение кончилось.
Ее старые руки переломили веер, и она отбросила его в сторону.
– Ты, конечно, будешь смеяться надо мной, Джордж, но я привязалась к этой девочке. Надо же: сбежать так! Я вне себя!
Мэйнверинг, потерявший от этого сообщения дар речи, не смог удержаться от мрачного смешка:
– Вижу, мэм. Не думаю, что все так серьезно. Она уехала на денек, может, к друзьям, которых мы не знаем.
– Как же, к друзьям! Краснолицый недоросль, прямо из провинции. Этот дурак Джеймс видел вчера, как она с ним встретилась и договорилась обо всем, и даже не сообразил обмолвиться мне об этом. Так что сегодня она спокойненько уходит с этим «кузеном», послав Джеймса подальше, когда он попытался возразить. Сначала я подумала, что это Мандевиль, потому что я, по правде говоря, со дня на день ожидала, что он сделает ей предложение, но, как теперь вижу, ошибалась: иначе зачем бы ей писать ему? Все, решено, я вскрываю письмо. На-ка, почитай пока, что она написала мне, а я посмотрю, что она пишет ему.
Тщетно Мэйнверинг протестовал против такого беспардонного поступка, потом принялся читать письмо Дженнифер бабушке, пока она читала письмо к Мандевилю, вслух выражая свои чувства. Потом, едва сдерживая желание выругаться, он взял второе письмо.
– Ясно, – сказал он наконец. – Мандевиль – негодяй, как я всегда и думал, и его надо проучить. Предоставьте это мне, мэм. Что же до вашей мисс Фэрбенк, то она, похоже, в состоянии сама о себе позаботиться. Она, видите ли, возвращается к своим, как она пишет вам, и даже не упоминает о замужестве, о чем сообщает лишь Мандевилю, – он сердито скомкал письмо. – Конечно, за этого провинциального недотепу, которого видел Джеймс. Мы в ней сильно обманулись. К чему вся эта писанина? Несколько элегантных слов благодарности, и все, и это тем, кто ради нее всю жизнь перевернул вверх ногами. Изумительно: «бесконечно благодарна», «ничем не могу отплатить», – уж конечно, она сделала все, чтоб нечем было отплатить.
Он прошелся туда-сюда по комнате и вернулся к дивану; бабушка с нескрываемым любопытством наблюдала за ним.
– Она ни с того, ни с сего бросает нас, мэм, в самый разгар сезона, чтобы сбежать неизвестно куда и выйти замуж Бог знает за кого. И сбегает, – тут бабушка подумала, что он наконец-то добрался до сути своей возмущенной тирады, – сбегает, не передав мне даже простого «спасибо», мне, который и привел-то ее сюда. Уверяю вас, мэм, я думал, что уже доведен до крайности, но это уж слишком. Почему вы так на
