Я вернулся в кресло.
— Да. Я отдал приказ убить девушку, — подтвердил свои слова старик.
Душа наполнилась болью. Уснувшая на время боль пробудилась, исполнившись громадной силой. Большей, чем когда?либо было. Но что самое странное и страшное одновременно: я не испытывал ненависти к человеку, сидевшему напротив меня.
— Зачем? — выдавил я из себя вопрос.
— Чтобы разбудить. Чтобы ты проснулся. Чтобы стал решительным. И любопытным, — честно признался старик.
— У меня был клиент. Я все равно бы раскрутил клубок, — возразил я.
— Вот именно что был. Балаганов рано или поздно отказался бы от заказа. А ты, потеряв клиента, перестал бы заниматься проблемой. Вот и весь вопрос, — объяснил Кочевей, осушив бокал.
Тут же один из охранников наполнил его.
Я отметил, что Гоше была известна персона моего экс?нанимателя.
Я испытал прилив гнева и ненависти. Их вызвало равнодушие, сквозившее в словах бандита. Он говорил о смерти Ангелины с тем же спокойствием, с каким обсуждают визит к стоматологу. Я почувствовал, что гнев овладевает мной. Еще секунда, и я кинусь на него, чтобы убить. Видимо, это почувствовала и охрана. Поскольку на мое плечо опустилась стальная рука и вдавила меня в кресло. Рука исчезла, а ощущение осталось.
— Ну разбудил. А дальше что? — с горечью спросил я. — Ведь как не в курсе был, так до сих пор ничего не знаю. Только догадки. Догадки. И ничего кроме…
— Этим и ценно! Пытливый ум до полюса доберется.
— Неужели разгадка стоит того, чтобы убивать девушку и ее… — Я тяжело вздохнул и замолчал, понимая, что за свое нынешнее относительное спокойствие, пустоту мне еще придется расплачиваться в будущем. Пока что от сумасшествия меня спасала поставленная проблема. До того времени, как она будет разрешена, я останусь в безопасности.
— Ответь мне на вопрос, Туровский, — попросил старик. — Стоит ли жизнь трех человек жизни трех миллионов?
Я усмехнулся.
— Хороший вопрос. Я не могу ответить, — отказался я.
— Потому что я прав. Потому что смерть Ангелины…
Он знает ее имя, отметил я про себя.
— И ее родителей… Кстати, с ее отцом я был знаком… Может спасти от смерти город.
— А может не спасти? — спросил я.
— А может не спасти, — согласился старик. — Но мы постарались. Сделали все, что могли.
— Ну ты и сволочь, — оценил я.
— Возможно. Я старый человек. Мне недолго осталось коптить небо, да только напоследок хочу сделать хоть что?нибудь, что принесет пользу людям.
Я рассмеялся. Нагло и восторженно.
— Ты не веришь? — искренне удивился Качели.
— Откуда такой гуманизм? Разве старый волк, возлюбивший с детства вкус крови, вдруг может испытать любовь к своей жертве? Абсурд.
— Может быть, — не возражал старик. — Раз ты не веришь в мои лучшие побуждения, тогда для тебя и только для тебя могу предложить другое объяснение. От того, что может произойти, рухнет мой бизнес. Полностью. Невосполнимо.
— Это ближе к истине. Только неужели вы думаете, что после вашего признания я хоть пальцем пошевелю.
— Пошевелишь, — уверенно заявил Кочевей. — Боль ведь остается. Независимо от того, кто распорядился убить. В этом все равно виновата сложившаяся ситуация и те, кто эту ситуацию спланировал.
Да. Доводы железные.
— Тогда, может, расскажете, в чем проблема? Кто угрожает городу? Я ведь до сих пор ничего не знаю. Полчаса болтаем, а о сути ни полслова.
— Резонно, — согласился старик. — Ты вправе спрашивать. Но я мало что знаю. Только одни умозаключения и подозрения.
— Ха. Вот так заявочка. Может, вообще ничего нет. А ты, сука, подвел под нож стольких людей только из?за своих маразматических подозрений.
Я сплюнул на пол и презрительно скривился.
— Прежде чем лаяться, как собака, послушай умного человека. Я ведь живу больше, чем ты, на этом свете. Моя интуиция, как детектор дыма, никогда не ошибается.
— У каждого детектора бывают сбои, — возразил я.
— Может быть. Только не у меня. Слушай, Туровский, и делай выводы. Близится юбилей города…
— Ха. Удивил. Эта новость уже протухла, как прошлогодняя рыба, — встрял я. Нервишки шалили. Нехорошо.
— Юбилей принесет с собой не только гостей, но и море проблем. Существует заговор. Кто состоит в нем? Кто поддерживает? Кто инициировал? Я не могу сказать. Но одним из активных участников является Ульян Мертвый. В чем заговор? Я не в курсе. Предполагаю, что будет совершен захват почетных гостей. Быть может, императора.
— Чем же это угрожает вашему бизнесу? — перебил я рассказ Кочевея.
— Если произойдет хоть что?нибудь опасное, начнут шмонать город. Пропустят через частое сито. Первым делом уничтожат меня и мой бизнес.
— А как это может угрожать жизням трех миллионов людей? — спросил я.
— Кто может сказать, что придет в голову заговорщикам. Я не в курсе, что они попытаются предпринять. Это и нужно выяснить.
— Вы поражаете меня, Качели. По?моему, куда логичнее сообщить в ФСБ о готовящемся теракте.
— Вот ведь не факт, что начальник ФСБ не имеет никакого отношения к этому заговору.
— Вы подозреваете, что может… — поразился я.
— Все может, — подтвердил Кочевей.
— Тогда сообщите губернатору.
— Боюсь, что на губернаторе все держится.
— Пятиримов? — удивился я.
— Именно. Он проворовался. Это известно практически каждому горожанину. Светит тюрьма. Мы живем не в социалистической Америке, где проворовавшегося губернатора уберут с поста на другую не менее ответственную работу. У нас ему грозит тюрьма. Пятиримову дадут доиграть спектакль под названием юбилей. А потом начнут с ним войну. И посадят. В конце концов для Пятиримова единственная возможность избежать тюрьмы — устроить что?то героическое или скопом уничтожить своих врагов.
— Так, — согласился я. — Но у гостей будет такая мощная охрана, что комар не проскочит.
— Я не уверен, что все будет так прямо и тупо. Сдается мне, что действовать заговорщики будут окольными путями. Я не знаю, в чем суть заговора. Но уверен, что он существует. Ко мне подкатывался Мертвый. Намекал издалека о том, что грядет. Предлагал присоединиться.
— Почему вы не согласились?
— Я старый человек. Меня устраивает то, как и что здесь есть.
— Что от меня требуется?
Старик улыбнулся и поставил бокал на стол. Бокал рухнул. Ножка оказалась сломанной. Вино пролилось на грязный пол.
— Узнать. Как? Кто? Что? И предотвратить.
— Вы смеетесь? — опешил я.
— Почему смеюсь. Мне очень грустно.
— Как я смогу справиться?
— Сможешь, — твердо сказал старик. Сказал так, что усомниться не осталось возможности.
