назад, стоя на том берегу Серебряной, девушка ощущала большую активность той силы, чем здесь и сейчас. Случилось ли что-то в далеких храмах, источниках энергии их бога в Ратиллене, или проблема тут, в Заречье, может, даже в самой Общине?
Но что-то все-таки было. Джейм пошла по мозаичному ручейку через Глушь на поиски и теперь чувствовала, как ее тянет глубже. Спираль расширилась. Снизу несся ритмичный приглушенный звук, тяжелый, словно какое-то гигантское животное танцует в своем логове. Джейм еще даже не осознала этого, а ноги ее подхватили па: шаг, поворот, скольжение, ниже и ниже, туда, где плетется Великий Танец, круг за кругом по мозаичному полу, расслабившись и дав силе подхватить себя, передавая ее, ниже, ниже, ниже…
Джейм, задохнувшись, остановилась. Она оказалась на пороге главного зала Общины, и тут собрались все ее обитатели.
В центре стоял жрец высокого ранга, одинокое немое око бури, ее творец. Вокруг, как черные тучи, кружились младшие, их ноги едва касались пола, робы развевал дующий ветер Сенеты. Дальше — текущая серая вода хоровода служек и коричневый ободок вертящихся вместе с землей новичков. Все вместе они создавали волну великой мощи, каждый танцор был охвачен ею, и ни один не сознавал ничего вокруг.
Рядом, спиной к девушке, шаркал ногами маленький, одетый в белое поваренок. Его движения озадачивали Джейм, пока она не распознала в них пылающий огонь, видимо уже захиревший и превратившийся в угли. Сколько же времени они провели так?
Танец рывком повернул мальчика. Веки его прикрывали выжженные глазницы. Раскрытый рот полон спекшейся крови. Он мертв уже несколько дней.
«Это не мое дело. — Джейм тошнило, она попятилась. — Я не могу ничего изменить».
Но где же Киндри? Она все еще ощущала на себе лишающее разума притяжение танца, засасывающее в круг дергающихся и извивающихся трупов. Захватила ли эта западня лекаря? Нет. Он не был ни одним из здешних беловолосых шаниров.
Лестница вела дальше, вниз.
Территория жрецов. Младший орден жил просто, в чистых, сухих каморках, не таких, как у служек наверху. Освещение тоже получше, в стены вмурованы плиты бриллов. Покои старших жрецов, залитые мягким, почти солнечным, сиянием бриллов, лишь в дальних углах скопились остатки тьмы. Мир будто вывернулся наизнанку — солнце внизу, сырая земля наверху. Джейм шла по суровым, но хорошо обставленным комнатам, во многих на столах громоздились высокие горы свитков. Они напомнили об одержимости Иштара одной определенной Бледной Книгой, валяющейся сейчас в заплечном мешке в лазарете Горы Албан. На этих полках нет ничего и наполовину столь же ценного, но то, что Джейм успела мельком заметить, выглядело достаточно значительным. Она и не представляла, как братство жрецов снабжает себя. Возможно, они на содержании у Рандира. Только вряд ли оно распространяется на это изобилие бриллов и сокровенных книг, например обрамленных костью раторна, — а их немало в каждой комнате. Ясно, что высшие жрецы имеют доступ к огромному богатству. Откуда оно идет и на что еще они его тратят?
Так, спираль коридора сужается. Нет больше дверей, но снизу струится тусклый свет, в стенах — пустые ниши. Из глубины вьется чем-то волнующий запах плесени, неясный и неприятно слащавый.
А вот эта ниша не пуста. Сперва Джейм показалось, что там стоит статуя в измятом пышном убранстве, под маской чеканного золота. Потом она заметила белые кости, пробившие красно-коричневую усохшую плоть мертвых пальцев. На косяке было вырезано незнакомое имя, давно минувшая дата и ранг: Верховный Жрец. Дальше каждая ниша была снабжена подобной надписью, и ее занимал подобный обитатель.
Джейм уже видела что-то такое, спускаясь в тайную библиотеку под храмом Горго в Тай-Тестигоне. Там было противно. Здесь — непристойно. Кенцирских мертвецов предают огню. Пока сохраняется хоть одна кость, душа держится в ней, не в силах вырваться, она нага перед тремя лицами бога. Сбежать от ненавистного божества и контракта, навязанного им, — последний акт неповиновения кенцира, как честь — первая обязанность его жизни. Но жрецы, видимо, считают по-другому. Однако Джейм, робко проходя вдоль этой зловещей шеренги, заметила, что за последние тридцать-сорок лет никто не присоединился к ряду мумий.
Душок стал сильнее, но почему-то казался менее отвратительным. Это не обязательно к лучшему. После двух лет разделения чувств с Журом Джейм стала находить некоторые чрезвычайно странные ароматы весьма аппетитными. Хотя тут больше ощущается свежая зелень, чем плесень. Так глубоко под землей? Неужели жрецы настолько перевернули свой мир с ног на голову?
Потом девушка услышала медленный звук глухих ударов и голос, тонкий от изнеможения и безнадежности.
— Впустите меня, — бубнил он снова и снова. — Впустите меня.
Узкий проход свернул налево к подножию лестницы. Здесь было светло. Джейм осторожно продвинулась вперед, остановилась, огляделась. В конце зала к двери прижался Киндри, слабо колотя по дереву окровавленными кулаками. Над ним висел гобелен, на котором пламенели белым цветы, такие же белые, как волосы шанира. Свет исходил от них, нет, проникал
Невозможно, невероятно, кроме, кроме…
В этом саду умерла Тьери, там все еще висит ее ветхое мертвое знамя, и там родился ублюдок Норф. Иштар запер от Киндри образ его души, с тех пор он не может вылечить даже свои кровоточащие руки. Джейм не умела входить в чужие образы душ, но в замке вольверов она, несомненно, проникла к своему брату. Возможно потому, что они близнецы. Киндри должен быть тоже очень близок ей по крови, она так и предполагала, и вот она, неприглашенная, стоит на пороге его души.
— Пожалуйста, — простонал шанир, бессильно ударившись о закрытую дверь. Кровь стекла по его тонким пальцам. — Ох, пожалуйста…
Девушка шагнула вперед и замерла — из-под ее ноги побежали трещины. Они не реальны, твердила она себе, не больше, чем та вспышка молнии в башне Каинрона, которая впервые показала ей мельком сад души Киндри и чуть не столкнула лекаря с балкона.
«Помни об этом», — предупредила она себя, глядя вниз на дробящийся пол.
Все, что происходит на этом уровне, отражается на физическом мире, отсюда и сила целителя. Но между их с Киндри душами, кажется, существует какая-то опасная антипатия, и благие намерения тут не помогут. Джейм не осмеливалась подойти ближе.
— Если ты хочешь вернуть свой сад, — сказала она ему, — ты должен помочь себе сам. Ну же, давай. Вставай.
— Пожалуйста, ох, пожалуйста, — снова всхлипнул он. Надо встряхнуть его. Вечное нытье и погружения в трансы… Есть у этого идиота хоть какое-то чувство собственного достоинства? Нет, кажется, единственное, чем он вроде бы гордится, — это «след» крови Норфов. Ладно же.
— Киндри, назови мне еще раз имя твоей бабушки.
Ободранные руки взметнулись в воздух.
— Т-теларин, ее звали Теларин…
— Хорошо. А теперь, кто была ее дочь? Ну же. Спроси меня.
Он нахмурился, сбитый с толку, голос девушки вроде бы начал вытаскивать его из глубокого сна. Свет померк, сияние больше не проходило сквозь дверь, лишь висящий на ней гобелен слабо мерцал.
Проклятие.
Когда шанир пробудится, то вытащит их обоих с метафизического уровня обратно в реальность. Может быть, этот вход в его душу совсем исчезнет, когда он полностью очнется. Очевидно, уходы в сон и в душу тесно связаны.
— Спроси меня! — сердито прикрикнула она.
— К-кто?
— Тьери, твоя мать, моя тетка. И кто мы теперь?
— Кузены, — запинаясь, пробормотал он, моргая и глядя на девушку. — Кровная родня. И В- верховный Лорд?
