синицу, Сергей связался с секретарем Берии и напросился на доклад. После минутной паузы секретарь сообщил, что Берия примет его через полтора часа. Времени было только добраться, поэтому о нормальном ужине пришлось забыть. Удалось только заскочить на кухню и прихватить там наскоро сделанные бутерброды, чтобы перекусить в машине.
Предложения по реорганизации работы, изложенные в последнем докладе Сергея, Берия одобрил. От Меркулова пообещал прикрыть. Только предупредил, что за провалы в этом деле Сергей ответит лично. Перспективы же создания на основе уцелевшей техники из будущего работоспособных вычислительных машин наркома весьма заинтересовали. Он долго выпытывал подробности, интересовался техническими деталями. В итоге «добро» на потрошение и использование выжившей аппаратуры было получено. Также было получено разрешение на привлечение к работе двух дополнительных специалистов. Сергей просил трех, но удовольствоваться пришлось только двумя. Выбор конкретных кандидатур предоставлялся ему, правда, при условии, что они сначала будут досконально проверены. Но тут вопросов не было, ясно, что люди нужны абсолютно надежные.
Еще нарком обещал дополнительное финансирование, помощь в обеспечении необходимым оборудованием и комплектующими. Заказам ОИБ на разработку и изготовление новой техники, если таковая понадобится, тоже была обещана «зеленая улица». На разработку подробных предложений и составление примерной сметы Сергей получил три дня.
Глава 14
Николай Иванович некоторое время блаженствовал, наконец отдыхая на всю катушку. Предложения по поводу «обеспечения преемственности» он закончил и передал по назначению. Других заданий пока не давали. Только пару раз заскакивал майор Горелов за консультациями. Но это особо не напрягало, задаст пару вопросов и исчезает. Поэтому удалось вернуться к прерванному отпуску. Как оказалось, ненадолго, к статьям КЗоТ тут явно относились наплевательски. Особенно применительно к ответственным работникам. Николай Иванович формально к ним не относился, но по факту страдал наравне. Видно, местные считали, что уютную дачку с охраной следует отрабатывать по полной. Вечером за ним приехали, сорвав очередную рыбалку. И повезли не куда-нибудь, а в Кремль на встречу со Сталиным.
В коридоре Николая Ивановича перехватил чудак с бородкой и в белом халате, видимо, лечащий врач. Он долго втолковывал, что товарищ Сталин еще не оправился от ранения, что его нельзя утомлять и что надо понимать свою ответственность. Николай Иванович резонно заметил, что явился сюда не по собственной инициативе. И что не он, а товарищ Сталин будет определять регламент и содержание беседы. А сам он, разумеется, ответственность понимает и утомлять вождя никоим образом не собирается. На чем и договорились.
Сталин выглядел далеко не лучшим образом, он сильно осунулся, лицо было сероватым. На фоне белоснежно-белого постельного белья это было особенно заметно. Рядом с кроватью сидела медсестра. Когда Николай Иванович подошел, Сталин жестом отослал ее из палаты.
Николай Иванович вежливо поздоровался и поинтересовался самочувствием вождя.
— Живой, не добили, — усмехнулся тот, голос был слабым.
Николай Иванович кивнул, но ничего больше не сказал, ожидая продолжения.
— Не догадываетесь, зачем я вас вызвал?
— Не люблю гадать, товарищ Сталин. Но можно предположить, что дело в моей последней записке. Тот вопрос, над которым вы просили подумать.
— Верно. Прочитал я вашу бумагу… Врачи возражали… Да… Так вы считаете, что мы строим неправильное общество? Социализм вас не устраивает?
— Товарищ Сталин, вы же знаете, чем это строительство в итоге у нас закончилось. И вообще дело не в названии. Социализм там, госкапитализм или еще что. Я считаю, что идеального общества построить невозможно. Это прекраснодушные интеллигенты с тараканами в голове могут таким прожектерством заниматься. Все им идеал подавай, чтобы сразу на века, чтобы раз придумал, а дальше самой собой крутилось. И чтобы при этом все без исключения были сыты, свободны, довольны и счастливы. А ежели хоть один ребенок при этом слезинку проронит, то, мол, даром не надо нам такого дерьмового общества.
— А вас слезинка ребенка не трогает?
— Естественно, трогает, я ведь тоже живой человек. Но, тем не менее, уверен, что в мире есть множество вещей гораздо более важных, чем слезинка одного отдельно взятого ребенка. Не о том разговор. Проблема в том, что люди не идеальны и для проживания в идеальном обществе совершенно не приспособлены. От обезьяны как-никак произошли, а это накладывает определенный отпечаток. Уж как ни давит общество эту самую обезьяну, уж как ни выдавливают ее якобы из себя по капле отдельные его представители, а все по уму не получается.
— Вы говорите прописные истины, — с усмешкой заметил Сталин. — Я ведь, как вы, наверное, знаете, в семинарии учился. Про обезьяну нам, разумеется, не говорили, но вот по поводу человека…
— Извините, товарищ Сталин, действительно это банальность. Ведь я о чем говорю. Нет возможности построить идеальное общество, тем более навсегда. Надо пытаться построить что-то более-менее приемлемое здесь и сейчас. И крайне желательно, чтобы это более-менее просуществовало хоть несколько поколений. Думаю, этого хватит, чтобы наша страна заняла достойное место в мире, а ее граждане тоже жили достойно.
— А что, по-вашему, значит «жить достойно»?
— В общем-то, нормальному человеку не так много и надо. Крыша над головой, здоровая пища, одежда по климату, семья, дети. Уважение окружающих. В общем, чтобы мужчины были сильны и отважны, а женщины женственны и горды. Чтобы дети были здоровы, веселы и любопытны. Чтобы старики жили в почете. Чтобы труд был в радость и приносил удовлетворение. Чтобы своей страной можно было гордиться. Вот это и есть достойная жизнь, а не какие-то там материальные блага, которые якобы польются широким потоком при коммунизме. Вот поставили мы цель превзойти империалистов по материальным благам и проиграли, поскольку они наворовали больше, чем мы смогли заработать честным трудом. Так что если действительно хотим превзойти именно в этом, то надо самим становиться империалистами: захватывать колонии, выкачивать ресурсы, грабить, душить конкурентов. Или же ставить другие цели. Но это труднее, ибо не всем такая достойная жизнь придется по нраву. Всегда найдутся уроды… Ведь люди рождаются разными. Ну, не повезло человеку. Рожа кривая, здоровье хлипкое. Не воин, не работник, к наукам таланта нет, девушки его не любят. Ясно, что жизнью будет недоволен. Будет мечтать об обществе, где женщин и уважение людей можно просто купить.
Или еще проще. Взять тех же упомянутых женщин. Потребность привлекать мужчин у них в программе намертво прошита, без этого милые дамы чахнут и в уныние впадают. Вот привезет такой даме муж из загранкомандировки шикарную тряпку «из Парижу», пройдет она в ней по улице… Все бабы, как их ни воспитывай, все равно от зависти желчью изойдут. И своих мужей-поклонников теребить начнут, чтобы и им такое изыскали. Бороться с этим невозможно. Китайцы вон пытались, всю страну в униформу переодели. В итоге все равно пришлось отказаться, ибо ничего, кроме широкого распространения шизофрении среди женского населения, это не принесло. А дети? Детям нужна мама для любви и отец для уверенности. Отбирать детей у родителей, воспитывать их с рождения в государственных учреждениях, как предлагали некоторые классики, значит, опять же серьезно искалечить их психику.
Или бывает, что мозги у человека с такими косяками на почве завышенной самооценки, что хоть святых выноси. Этот будет уверен, что общество его недооценило, что все окружающие быдло и его не понимают. Что ему чего-то там недодали, а ведь он этого достоин. А раз так, то пусть общество пеняет на себя. Что у него якобы есть некие данные от рождения «права человека», которые общество в обязательном порядке просто обязано ему предоставить.
— А вы считаете, что у человека при рождении никаких прав нет?
— Да, я так считаю. Возьмем крайний случай. Например, матери разные попадаются. Иная придушит новорожденного, да и выкинет тайком на помойку. Вот и все его права. А вот если эту детоубийцу поймают, то будут судить и посадят, ибо общество подобное поведение не одобряет. То есть все эти права человека
