– То есть ты от меня не отстанешь? – лукаво улыбнулась Маша. – Шансов отказаться у меня нет?
– Ни одного. – Глаза Симы были серьезными. – Ты очень напугала меня вчера. Не хочу, чтобы нечто подобное повторилось.
– Ладно, уговорила, – вздохнула Маша, демонстрируя свою полную капитуляцию. – Только скажи, что там со мной будут делать?
– Проводить запрещенные опыты и испытывать на тебе новые лекарства.
Маша растерянно посмотрела на подругу.
– Калинина! – вдруг разозлилась Сима. – Ты как пятилетний ребенок, который боится укола! Что с тобой там могут сделать? Проведут профилактический осмотр, выполнят общий анализ крови. Хорошо, что ты не успела позавтракать, иначе процедуру пришлось бы отложить. Видишь ли, это лучше делать натощак. Да, не забудь сделать маленькие дела в баночку. Тоже пригодится.
Сима говорила, не останавливаясь, и одновременно гладила юбку. Складывалось такое впечатление, будто она повторяет заученный накануне урок, а не рассказывает о том, как Маша проведет следующие несколько часов.
– Сделаем ЭКГ. Отправим тебя к окулисту, лору, гинекологу…
– Сима, ты шутишь? – спросила притихшая Маша. – Зачем все это?
– Для того, чтобы узнать точную картину.
– Картину чего?!
– Маша, ты думаешь, это нормально, когда у человека в течение недели держится высокая температура? Когда он слаб, предельно утомлен и масса его тела быстро снижается? Кроме того, у тебя и кровь носом шла.
– Неправда, – возразила Маша.
– Я видела окровавленные салфетки в мусорном ведре, поэтому нет смысла лгать.
Сима натянула плотные колготки, юбку и блузку и, остановившись у зеркала, придирчиво себя осмотрела. Видимо, увиденное вполне удовлетворило ее: она улыбнулась и подмигнула своему отражению.
– Калинина, поторопись! – прокричала она из коридора.
Маша обреченно посмотрела в ту сторону, откуда раздался голос подруги, и присела на диван. Она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которой взрослые указывают, как ей следует поступать, а сама эта девочка не имеет решимости отказаться не делать то, что ей не нравится. Все же Маша понимала, что Сима беспокоится о ней, оттого и настаивает на этом осмотре.
– Уже иду, – сказала она Симе. Подруга недовольно постукивала пальцами по двери и считала вслух убегающие секунды. – Зануда!
– Мне больше нравится слово «манипулятор», – усмехнулась Сима, подав Маше сумочку.
В больнице Маша пробыла три часа. Бесконечное посещение различных врачей утомило ее. Благо что рядом с ней был Михаил Валерьевич, босс Симы, при непосредственном участии которого ей не пришлось стоять в очередях. Серафима Аркадьевна также удостоила Машу своим вниманием, лично осуществив забор крови. Маша с удивлением наблюдала за ее сосредоточенным лицом и спокойными движениями. В Симе напрочь отсутствовала та нервозность, которую привыкла в ней видеть Маша. Здесь, в больнице, подруга и выглядела, и вела себя по-другому: как настоящий врач, надежный, уверенный и мягкий одновременно. Последнее качество Маша считала наиболее важным, так как оно успокаивало пациентов и делало их пребывание в этих стенах менее удручающим и тревожным.
– Арифулина, тебе идет белый халат, – улыбнулась она, глядя на пробирку с красной жидкостью.
– Спасибо. – Сима изобразила реверанс и передала пробирку медсестре. – Сейчас мы твою «четверку» на анализ отправим. И все, можешь ехать домой.
– Что ты отправишь на анализ? – переспросила Маша.
– Твою кровь. «Четверка», потому что четвертая группа.
– Но у меня же первая группа. И в карточке написано, что первая.
– Как первая? – удивилась Сима, подошла к столу и взяла в руки амбулаторную карту Маши. – Да, точно, первая. Я просто… В прошлом году, когда твоя мама болела, она обращалась в нашу клинику. Мы сделали все необходимые анализы… – Сима почему-то замялась на мгновение, как-то беспомощно оглядевшись по сторонам. – Я точно помню, что у Валентины Борисовны четвертая группа. Она еще сказала тогда, что и у твоего отца такая же. Вот я и сделала вывод… Ошиблась!
– В чем ошиблась? – не поняла Маша и вдруг заволновалась. – Что-то не так?
– Все нормально, Калинина, – уверенно ответила Сима. – Даже такие гении, как я, иногда допускают ошибки.
– Какие ошибки? – не унималась Маша.
Сима бросила расстроенный взгляд на Михаила Валерьевича. Он молча прислушивался к их разговору.
– Машенька, все в порядке, – наконец сказал он и поднялся с кресла. – Сейчас мы проведем клинический анализ крови, это уже наша работа. От вас требуется только спокойствие и улыбка. Ну, улыбнитесь мне!
Он дотронулся пальцами до ее подбородка и заставил Машу посмотреть на него. Та, глядя в его светящиеся глаза, неуверенно растянула губы в улыбке. Михаил Валерьевич тоже улыбнулся, показав ряд потемневших от многолетнего курения зубов. Он стал похож на старую лошадь, добрую, безмятежную и абсолютно не умеющую кусаться. Маше даже захотелось потрепать его по холке и погладить его ввалившиеся щеки. Естественно, Маша не посмела этого сделать, однако она невольно потянулась вперед, словно намеревалась обнять его. Михаил Валерьевич с кокетливым выражением лица постучал пальцем по ее носу и, еще раз улыбнувшись, произнес:
– Серафима о вас многое рассказывала.
– Надеюсь, только хорошее, – сказала Маша и покачала головой. – Банальная фраза, но ничего более остроумного мне не пришло в голову. Значит, я свободна?
– Иди. – Сима махнула рукой. – Вечером увидимся. И не вздумай возвращаться на работу! – добавила она, повысив голос. – Пока анализы не будут готовы, я рекомендую тебе оставаться дома.
– Серафима, я чувствую, что ты метишь на мое место, – зычно хохотнул Михаил Валерьевич, ущипнув Симу за бедро, отчего та взвизгнула. – Ведешь себя, как я в твоем возрасте. Нагло, уверенно и по-хозяйски. Я, между прочим, уже в университете знал, что стану заведующим отделением.
– Значит, мои амбиции превосходят ваши, – ответила Сима, коварно усмехнувшись. – Я нацелилась на место главврача! Не меньше. И вообще, плох тот медик, кто не мечтает стать министром здравоохранения.
Михаил Валерьевич тихонько хмыкнул, потянулся к диванчику, где лежала Машина сумочка, и подал ее молодой женщине. Та благодарно кивнула и направилась к двери, выбросив в урну ватку, которую Сима приложила к месту укола.
– Спасибо за помощь и участие, – сказала она, повернувшись к Михаилу Валерьевичу. – Сколько я должна…
– Оставьте, – оборвал он ее на полуслове. – Это лишнее. – Он причмокнул губами. – Мы с Серафимой Аркадьевной сами договоримся.
Выходя из клиники, Маша задержалась на мгновение на пороге, глубоко вдохнула прохладный воздух и медленно побрела к станции метро. У нее появилось ощущение, будто болезнь возвращается: плечи заломило от усталости, да и щеки на ощупь казались горячими.
Дома, приняв душ и перекусив, Маша с облегчением поняла, что ошиблась. Она чувствовала себя хорошо, даже бодро, однако мысленно все время возвращалась к разговору в кабинете Михаила Валерьевича, ощущая некую растерянность.
Заварив крепкий кофе, Маша долго сидела в кухне, прислушиваясь к тишине в квартире. Ей было тоскливо, как никогда прежде, и понять причины подобного состояния она не могла. В ее жизни все было прекрасно – хорошая работа, нежные родители, верная подруга, масса поклонников, однако она испытывала смутное ощущение, словно ей чего-то не хватает. И это «что-то» не давало Маше покоя.
До самого вечера Маша ходила по комнатам, казавшимся ей какими-то чужими, и пыталась понять: отчего в ее голове и сердце поселилась пустота? Через несколько часов, предприняв массу безрезультатных
