— Вряд ли. Едва ли оба побывали здесь в одно и то же время. Следы слишком разные. Большие — более глубокие. Более свежие. Им точно меньше четырех недель. Складывается впечатление, что большой зверь шел по следу маленького.
— И как связать это между собой? Что все это может означать?
— Я не знаю. Возможно, за похитителем охотимся не мы одни, — Филипп пожал плечами и позволил себе легкую улыбку. — Но точно знаю, что теперь у нас есть зацепка. Я же говорил, что мы обязательно найдем следы!
— Нам просто повезло, — заключила Сатина, когда друзья, уткнувшись носом в землю, брели по лесу. Следы то и дело пропадали под ковром опавшей листвы, но большей частью они отчетливо вырисовывались на поверхности, так что не увидеть их было невозможно. — Если бы ты тогда не рассердился и не пнул листья, мы бы ни за что не заметили их.
— Конечно, заметили бы, — Филипп свернул налево, следуя за отпечатками. — Нам не просто повезло.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не обратила внимания, что мы сейчас проходим теми местами, в которых уже вели поиски?
— Вот именно. И мы здесь ничего не нашли, хотя следы были у нас прямо под носом.
— Но их скрывала темнота. И сухие листья. Сейчас они вышли на свет. Если бы мы снова стали искать здесь, мы нашли бы их. Потому что на земле осталось мало листьев. Потому что в лесу стало гораздо светлее. Похитив амулет, вор забрал с собой зимний мрак, и, в конце концов, выдал себя. Так что это не просто везение. Не в этот, так в другой вечер мы наткнулись бы на них. Мы рано или поздно их бы обнаружили.
Быстрыми шагами Филипп и Сатина следовали за парой лап, которые, сделав небольшой крюк по лесу, привели их прямо к ветхой деревянной двери, в которую упиралась посыпанная гравием дорожка. Лучи вечернего солнца падали на дверь, и она отбрасывала за собой длинную черную тень.
— Вернулись туда, откуда начали, — пробормотал Филипп. — Он потянул за ручку, и в дверном проеме им открылся черный прямоугольник мрака. Следы исчезали среди теней, не отличимых от самой темноты. — Нам нужен свет.
— Сейчас обеспечу, — сказала Сатина. Она подбежала к искореженному дереву и отломала четыре ветки. Затем поднесла одну из них к лицу и с шипением изрыгнула изо рта пламя. Ветка вспыхнула, и Сатина протянула ее Филиппу.
— Пожалуйста!
— Спасибо, — Филипп принял факел из ее рук.
Они дружно шагнули в темноту, которая тут же отступила при свете факела, обнажая каменный пол с отпечатками грязных лап.
— Они были у нас прямо под ногами, — Сатина открыла рот от удивления. — Они были у нас прямо под ногами, а мы и представить себе этого не могли!
В ту же секунду вечернее солнце погасло. Друзья обернулись. На небе снова сгустились тяжелые грозовые тучи. Внезапно лес огласился оглушительным раскатом грома, и на землю яростно обрушились потоки дождя.
Сухие листья захрустели под тяжелыми каплями, земля размокла и размякла, превратившись в слякоть, и все следы в одно мгновенье оказались размыты.
— Да уж, — сказал Филипп, — вот это точно везение!
17
Черная кровь, красная кровь
Друзья шагнули в темноту. За их спиной дверь в царство Смерти захлопнулась от порыва ветра, и барабанная дробь дождя резко оборвалась. Единственным звуком, нарушавшим тишину, теперь было потрескивание факела.
Вскоре они добрались до двух знакомых дверей. Обе были закрыты. Следы грязных лап исчезали по ту сторону входа в Преисподнюю, и Филипп, чуть не лопнув от натуги, отворил ведущую туда дверь.
— Они были здесь, а я и не заметила, — сокрушалась Сатина, разглядывая следы, спускавшиеся вниз по крутой лестнице.
Филиппа это совсем не удивляло. Ведь Сатина не знала, что искать. Даже если бы она заметила следы, откуда ей было знать, что они связаны с похищением амулета?
Промежутки между большими следами были существенно длиннее, чем между маленькими. Как будто гигантский зверь — или чудовище — в спешке перепрыгивал через пять ступенек кряду. Вместе с тем отпечатки изящных лапок красовались на каждой ступеньке.
— Если мы будем так продвигаться, — заметила Сатина, — то к ужину успеем найти вора.
— Хотелось бы верить, — ответил Филипп, но не успел его голос затихнуть, как следы резко оборвались. Не так, что они с каждым разом становились все менее отчетливыми, а потом совсем пропали. Так, что только что они видели следы — и вот их больше нет. Словно зверь, оставивший их, бесследно испарился в темноте.
— Куда они подевались? — Филипп шарил факелом над ступеньками. — Ты видишь их, Сатина?
— Нет, как это странно. Ты думаешь… — Сатина запнулась на полуслове и схватила Филиппа за руку, державшую факел.
Словно его не было рядом, она неожиданно прижала горящую ветку к полу, так что Филипп едва удержался на ногах.
— Смотри. Здесь, на ступеньке. А вот еще! Похоже, что это… кровь!
Филипп прищурился, чтобы лучше рассмотреть пятна, и убедился, что Сатина права. У их ног тянулась вереница капель крови, отливавших черным в свете факела.
— Ну и что? Наверняка, кровь грешников. Не забывай, их стегают кнутами.
— Но только не тогда, когда они идут вниз по лестнице. Стегать кнутом их начинают позже, когда распределят по наказаниям.
— Хорошо, но как быть со следами? Мы прошли только восемнадцать ступенек. Как могли следы просто закончиться?
— Они и не могли, — вскликнула Сатина, щелкнув пальцами, — ей пришла в голову какая-то идея. — Конечно, если…
— Если не что?
— Если продолжились, — прозвучал загадочный ответ. — Дай-ка мне факел!
Филипп протянул Сатине ветку.
Она посветила по обеим сторонам лестницы и кивнула.
— Так я и думала, — произнесла Сатина и, ни секунды не колеблясь, вытянула вперед ногу и шагнула за край лестницы в пустоту.
— Сатина! — в ужасе закричал Филипп, его сердце замерло в груди при виде того, как факел покатился в темноту. Однако он успел улететь не дальше каких-то полутора метров. Раздался гулкий удар, и ветка приземлилась на твердую поверхность.
— Расслабься, Филипп! Уже второй раз за полчаса ты пугаешь меня до смерти. Вот даже факел уронила, — донесся откуда-то из темноты голос Сатины.
Вскоре горящую ветку подняли, и в свете пламени появилось лицо Сатины.
— Я подумал, что ты бросилась в пропасть, — Филипп облегченно вздохнул, вытирая со лба капельки пота. — Ты висишь в воздухе?
— Нет, нет. Стою на лестнице.
— На другой лестнице?
— Лестница кое-где раздваивается. Помнишь, я рассказывала тебе об этом?
— Что-то припоминаю.
