— Хотя этот след нам, в общем-то, ничего не дает, — Сатина кивнула в сторону примятой травы. — Здесь он заканчивается.
— Вовсе нет, Сатина. Он здесь только начинается! Если преступник испачкал ноги по дороге сюда, то и на обратном пути он наверняка тоже их испачкал. Значит, где-то в лесу…
—..должны быть его следы, — подхватила Сатина.
— …или ее следы.
Сатина уставилась в темноту, заключившую осенний пейзаж в свои крепкие объятья.
— Найти их будет непросто.
Филипп кивнул и посмотрел в том же направлении.
Где-то вдали за грядой холмов простирался лес, бесконечный, как сама смерть. Там, в лесу, под согнутыми ветвями деревьев, под ковром из сухих листьев в грязи отпечатались чьи-то следы.
— Теперь мы, по крайней мере, знаем, что нам есть что искать!
15
Большие и маленькие перемены
— Ты нашла что-нибудь, Сатина?
— Нет, а ты?
— И я не нашел.
— Филипп, Филипп!
— Что случилось? Ты что-то нашла?
— Нет. Может, хватит на сегодня? Я замерзла.
— Еще полчасика. Пока не стемнеет.
Так проходили вечера.
— Лес стал другим, — заметила Сатина на четвертый вечер, когда друзья продолжали поиски следов под опавшими листьями.
Они устроились на поваленном дереве с куском черного хлеба на двоих. Как и в три предыдущих вечера, на закате друзья отправились в лес. Как и в три предыдущих вечера, им не удалось ничего найти. Мортимер дома не появлялся.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Филипп не потому, что не понял, о чем она говорит. Он все понял. И тоже заметил это. В лесу действительно произошли перемены. Он просто не мог уловить, какие именно.
Сатина, по-видимому, тоже не могла.
— Я не могу определить, что не так, — продолжала она, — просто такое странное ощущение.
Филипп с трудом проглотил последние крошки.
— Пора за работу. Я буду искать здесь.
Сатина вздохнула и покорно отложила свою половину хлеба в сторону.
Они разошлись и снова принялись ворошить листья. Они искали, искали и…
На этот раз кое-что нашли.
— Филипп, иди сюда! — закричала Сатина, ее голос откликнулся эхом в лесной тишине.
Филипп подбежал к ней.
— Что ты нашла? След?
— Нет, но взгляни-ка на это.
Она указала пальцем на землю.
Филипп, раскрыв рот от удивления, уставился на крошечный робкий цветок, пробившийся на свет из промерзшей почвы. Казалось, ему было зябко на прохладном ветру. Одиноко. Такой хрупкий и в то же время такой сильный.
— Подснежник, — зашептал Филипп, — первый цветок года.
В ту же секунду его осенило. Вот что случилось с лесом. Вот почему так сложно было это уловить. Ведь другим стал не только лес. Все вокруг изменилось — ветер, воздух, небо. А точнее — все менялось прямо на их глазах.
— Наступает весна, — пробурчал Филипп, глядя по сторонам.
— Весна? — повторила Сатина.
Он кивнул:
— Посмотри вокруг. На деревьях стало больше листьев, а небо… оно посветлело. Даже ветер не такой холодный, как обычно. В воздухе больше тепла. Больше света. Мы и не заметили, как дни, вру,
Сатина подняла голову на кроны деревьев, ветви которых все меньше напоминали паутину:
— Потому что смерть перестает существовать. Жизнь лишает Мортимера жизни. — Она опустила взгляд на землю и принялась изучать прелестный цветок, чьи лепестки подрагивали на ветру. — Красивый.
— Да, — согласился Филипп. — Это самый…
Не успел он закончить, как Сатина подняла ногу и пяткой раздавила подснежник.
— Ищем дальше? — сказала она как ни в чем не бывало и повернулась спиной к Филиппу.
По ночам Филипп тайком пробирался в подвал, где, не останавливаясь ни на минуту, песок неумолимо струился через горлышки сосудов времени. Он просто хотел убедиться, что в часах его мамы остался песок. Песок был, но совсем немного. Кто знает, сколько времени ей оста…
Нет. Филипп прогнал от себя неприятный вопрос. Есть вопросы, которые не следует задавать. Рискуя получить ответ.
Он наклонился поближе к песочным часам, к их верхней половинке в надежде снова увидеть руку отца, услышать его голос. Картинка только начала проявляться, как вокруг сосуда обвился белоснежный змей.
— Пошел вон! — сказал Филипп. — Кыш! Мне ничего не видно.
Но Темпус даже не пошевельнулся. Раздвоенный язык то высовывался, то снова прятался в пасть, так что Филиппу показалось, что змей смеется над ним.
Он замахнулся кулаком, надеясь прогнать Темпуса, но тотчас отдернул руку, потому что змей приготовился ужалить его. Яд окропил стол, и дерево зашипело и задымилось. Змей снова отпрянул, обнажая клыки в отвратительной улыбке. Желтые глаза сверкали.
— Мерзкая тварь, — злился Филипп, но рук больше не распускал.
Он направился к выходу и по дороге заметил дверь, ведущую в комнату с песочными часами бессмертных. Заглянул в нее.
Завораживающее зрелище — видеть, как беспрестанно появляются все новые и новые вместилища жизни, раскрашивая свет в комнате новыми переливающимися красками. Но еще увлекательнее было наблюдать за тем, как песок струится вниз и снова поднимается вверх через узкое стеклянное горлышко, связывавшее жизнь и смерть друг с другом…
Вдруг Филипп неподвижно застыл на месте, не сводя глаз с песочных часов, стоявших напротив. Он запомнил их. Это были те самые часы, которые он чуть не опрокинул в прошлое посещение подвала, испугавшись змея. Но дело было не в том, что он узнал сосуд. Дело было в песке. С ним было что-то не так.
