Он пристально посмотрел на правую руку янки. Между большим и указательным пальцами, как гигантское насекомое, темнела татуировка. «Интересно, что это такое?» – положив на стол банкноту, Краух поднялся из-за стола и не спеша направился к столику американца, стараясь зайти к тому со спины. Возле самого столика он как бы случайно обронил зажигалку.
– Вот черт! – выругался Краух, нагибаясь. Американец не обратил на него никакого внимания. Подняв зажигалку, Ганс сунул ее в карман и быстро вышел на площадь.
Неожиданная встреча
Пройдя несколько десятков шагов от кафе, Краух остановился, вытащил пачку сигарет, достал одну. Его руки мелко дрожали. Непослушными руками прикурил от зажигалки.
«Вот тебе и отдохнул с Евой», – начал он мысленный монолог. На руке блондина был вытатуирован земной шар с орлом на северном полюсе, наискось от полюса виднелся корабельный якорь. Вокруг этой татуировки, как лапы паука, – латинские буквы. Ганс не прочел выколотое, но мог поручиться, что там было написано «Sempen Tidelis».[3]
«Конечно же, это не ЦРУ, с таким клеймом он годится только для Гренады, – рассуждал разведчик, мысленно давая голову на отсечение против того, что в саквояже янки работала видеокамера, снимая режим работы охраны. – ЦРУ его, конечно, не послало, но вот для УНИТА такой специалист подходит как нельзя лучше».
Выпуская через ноздри синие струи табачного дыма, Краух с раздражением думал, что шеф поставил его в слишком жесткие рамки. Он не может ни связаться с госбезопасностью Мозамбика, ни пойти на связь с ангольским послом, должен работать самостоятельно. Но как?
Тем временем из кафе вышел американец и, небрежно помахивая саквояжем, двинулся в противоположную от разведчика сторону.
Проклиная все на свете, Ганс затоптал окурок и непринужденной походкой двинулся следом, то и дело терзая себя мыслью: «Вот сейчас он сядет в машину, как мне его проследить? На такси, что ли?»
Американец не собирался пользоваться транспортом, он шел по улицам, залитым светом неоновых реклам, то и дело останавливаясь, чтобы проверить, не следят ли за ним. Но делал он это настолько неумело, что Краух каждый раз успевал укрыться (то за столбом, то за лавкой с сувенирами или просто в толпе).
Наконец американец свернул в полутемный переулок и, больше не оборачиваясь, торопливо прошел вглубь. Ганс, то и дело рискуя быть обнаруженным, поспешил за ним.
Поблуждав по темным улицам Мапуту, американец наконец вышел на грязную окраину города. Пройдя мимо развалин сгоревшего дома, превращенного жителями окрестных домов в большую свалку мусора, блондин направился к мерцающей вывеске «Клуб».
Тлеющая мутно-розовая вывеска висела на уровне груди, в то время как само заведение располагалось в подвале. Придерживаясь за ржавые поручни, американец стал быстро спускаться вниз. Едва он скрылся внутри, как Ганс подошел к вывеске. Прождав несколько минут, разведчик решил заглянуть внутрь.
Металлическая лестница была сварена из стальной арматуры и держалась лишь на массе собственной конструкции. Под тяжестью Крауха вся конструкция тряслась подобно желе, рискуя в любой момент развалиться.
Внизу оказалась деревянная дверь, обитая листовым железом с массивной ржавой ручкой. Потянув ручку на себя, Ганс открыл дверь и вошел в самый обычный бар. Столики, заставленные зелеными пивными бутылочками, стаканы, пепельницы, доверху заполненные окурками.
Под низким подвальным потолком плавало облако сизого дыма. Бар был забит чернокожей спившейся братвой, которая здесь «культурно» проводила время.
На вошедшего белого никто не обратил внимания – недосуг. Краух прошел через зал к стойке, поглядывая по сторонам в поисках янки. Его он обнаружил в дальнем углу бара.
Блондин сидел за столиком в компании престарелого крепыша. На нем был легкий летний костюм кофейного цвета, на кисти левой руки виднелись массивные золотые часы с таким же массивным браслетом. Крашеные волосы скрывали возрастную седину, за ушами едва заметные следы от пластической операции, видимые лишь профессиональному взгляду.
«Интересный тип», – отметил про себя Ганс, нужно было поскорее покинуть бар, пока на него не обратили внимания.
– Пачку «Кэмэла», – протягивая банкноту бармену, сказал Ганс. Круглолицый парень с глубоким шрамом через всю щеку молча бросил пачку на стойку.
Сунув сигареты в нагрудный карман рубахи, разведчик поспешил к выходу. Быстро пройдя через зал, он уже достиг деревянной двери. Но открыть ее не успел, дверь сама широко распахнулась. На пороге стоял белый мужчина пенсионного возраста.
Могучая квадратная фигура, крупная голова была посажена прямо на широкие плечи. Макушку венчал ежик седых волос, узкий лоб, настороженные щелки глаз, прямой, но короткий нос, аккуратный разрез рта, гладко выбритые щеки и отвисший двойной подбородок. На нем была цветастая гавайская рубаха навыпуск, широкие белые брюки и такие же белые сандалии на босу ногу.
Взгляд вошедшего остановился на лице разведчика, они оба замерли. Ганс узнал начальника главного тренировочного лагеря УНИТА, полковника Андреаса Борга. И полковник узнал его.
– Ты? – Грудь штангиста замерла на вдохе, казалось, сейчас лопнет от натуги цветастая рубаха.
– Я. – Это все, на что хватило сообразительности разведчика.
– Вот это здорово, – загоготал полковник, протягивая Гансу ладонь размером с совковую лопату. Мужчины обменялись рукопожатиями.
– За это стоит выпить! – вновь прогрохотал полковник. Обняв за плечи разведчика, он потащил его в глубь зала.
Сели они за соседний столик возле американского морпеха и его крашеного друга.
– Черт, как все в мире быстро меняется! – гремел бас Борга. – Еще полгода назад я готов был тебя разорвать собственными руками, сколько ж ты сдал наших диверсионных групп и какие кадры… А сейчас рад тебе, как младшему брату, ей-богу. Что будешь пить?
– Как обычно, – промямлил Краух, он все еще не мог прийти в себя от этой встречи.
– Эй, Лоран! – крикнул полковник бармену. – Моему другу коктейль «Манхэттен», а мне «Варшавский договор».
– «Варшавский договор», что это такое? – удивился Краух.
– Это изобретение моих парней, – снова хохотнул Борг. – Половина порции русской водки с добавлением болгарского коньяка, венгерского, польского и чешского ликеров. Все это тщательно взбивается и заливается сверху кубинским ромом. Лед можно не добавлять, он испарится еще до того, как попадет в стакан. Напиток здоровья. Никакая местная зараза не берет, а перегар такой разит, что москиты за милю облетают.
– Серьезная вещь, – согласился с доводами наемника разведчик. В этот момент подошел бармен. На подносе у него стояло два стакана. В одном плавало два кусочка льда и долька лимона, другой почти до краев был наполнен мутной густой жидкостью.
Пригубив из своего стакана, Андреас Борг поднял его над столом.
– Предлагаю выпить! – сказал он. – Когда-то мир делился на две половины: капитализм и социализм, все остальное не в счет. Мы, живущие по разные стороны, воевали за интересы своих сторон. Хотя и прикрывались красивыми лозунгами об угнетенных народах. Теперь все. Одна система рухнула, и мы, профессионалы, остались не у дел. Так предлагаю выпить за то, чтобы мы, умные люди, никогда не воевали друг против друга.
Они чокнулись и выпили. «Манхэттен» в этом баре больше напоминал разбавленный одеколон, чем благородный коктейль.
– Ты чем здесь занимаешься? – по-солдатски прямо спросил Борг.
– Ты сам ответил на свой вопрос. Моя система рухнула, и я остался не у дел. Возвращаться в родное государство, где могут отдать под суд, как пособника коммунистов, нет никакого желания. Вот и скитаюсь в поисках удачи.
– Да, – с грустью согласился старый наемник, – развал вашей системы и по нам ударил. Лучшие специалисты, инструктора оказались без работы. Мне самому пора подумать о покое, а что я имею? Семь
