на крыше бункера, он перевел дух и, отпустив предохранительный рычаг, мысленно посчитал до двух и сунул шар гранаты в провал амбразуры.
Огневой контакт длился немногим больше минуты, опытные боевики попались в ловушку военной хитрости, в области которой считали себя асами. Внезапное нападение застало их врасплох, даже для равных профессионалов это бесценная фора, а тут еще добавилась лютая ненависть узников к своим поработителям.
– Вот по-быстрому и добрались к своим, – сказал, как выплюнул, Ковалев, меняя магазин в автомате.
Тем временем Нуербеков обходил поверженных абреков и деловито всаживал каждому контрольную пулю в череп. В таком деле свидетелей быть не должно…
– Тур, иди сюда, – окликнул чеченца Сермяжный, стоящий возле внедорожника. «Чероки» оказался единственным, кто пострадал со стороны нападавших. Джип получил с десяток пулевых попаданий. Фары были полностью раскурочены, а лобовое стекло покрыла густая паутина трещин.
– Что там еще? – угрюмо спросил Рысь, меняя обойму в своем пистолете.
– Смотри, – Сермяжный ногой откинул куртку на груди убитого Аюба Габаева. Рядом с набухшей от крови пулевой раной был подцеплен прямоугольник портативной рации с золотистым лейблом «Телефункен», под которым мигала красная лампочка включения.
– Твою мать! – по-русски вслух выругался Турпал. Для него все было кончено возле этого блокпоста. Возвращаться обратно было бы самой большой глупостью, старший Габаев, как и весь их тейп, стали его кровниками. А с учетом того, что он убивал вайнахов, спасая беглых гяуров, его противниками становились все моджахеды Ичкерии.
– Ну что, уходим? – бросив взгляд на рацию, понимающе спросил подошедший Ковалев.
– Да, пора уходить, – сурово кивнул Нуербеков. Сев на водительское сиденье, он изловчился и ударом ноги выбил раскуроченное лобовое стекло, которое, со звоном ударившись о капот, слетело на землю, рассыпая вокруг сверкающие осколки.
Несмотря на поврежденный вид, «индеец» завелся с привычным гудением, потом рыкнул и диким мустангом сорвался с места…
Границу, напичканную «заставами» Внутренних войск, они прошли без приключений, Турпал знал все ходы и выходы на нейтральную территорию. И все же теперь, когда они вышли на землю Российской Федерации, к своим не пошли. Командир диверсионной группы Рысь был лакомым куском для контрразведчиков, да и пленникам официально объявляться означало навести на след Рамзана Габаева, ведь они также стали его кровниками.
Ночью троица вышла к железнодорожному переезду, а под утро повезло поймать товарняк, на медленном ходу двигающийся в восточном направлении. Состав шел порожняком, в вагонах ничего не было, кроме преющего прошлогоднего сена, которое беглецам показалось не хуже люкса СВ.
И неважно, куда состав направлялся, главное, подальше от мятежной республики, где кровники поминают своих павших, мечтают о мести и точат родовые кинжалы.
Усталость наконец сморила и Турпала Нуербекова, его отяжелевшие веки сомкнулись, и он провалился в сон, забыв на время об опасностях…
Бунгало русского Рэмбо
Обычно к себе домой Игорь Волин добирался на электричке, работа в лицее позволяла покидать Златоглавую до наступления кошмарного часа пик.
Но в этот раз отставной офицер сделал исключение, все-таки к нему в гости напросился зарубежный бизнесмен, у которого сразу же по прибытии в Россию возникли проблемы с местной братвой. Начитавшийся прессы Игорь был знаком с возможностями современной организованной преступности. Поэтому в Бухалово они добирались на попутке, водитель «КамАЗа», разбитной мужичок с плохо выбритым лицом, увесистыми мешками под глазами и в тряпичной неопределенной формы кепке на голове, согласился за буквально символичную плату (пузырь беленькой) довезти их до поселка.
Название Бухалово носила не только железнодорожная станция, но и небольшой населенный пункт, раскинувшийся сразу за билетными кассами.
По ряду причин Бухалово в список перспективных земельных наделов не вошло. Во-первых, здесь проходила запасная ветка, где отстаивались составы с нефтью-сырцом для перерабатывающих столичных заводов. Кроме отстойника возле станции находились бывшие склады первого пояса ПВО, где в шестидесятые годы хранили ракетное топливо. И, как подозревал Волин, именно эти склады, стены которых густо пропитали ядовитые пары ракетного окислителя, стали тем самым пугалом, что надежно отогнало безбожников-риелторов.
Сам поселок Бухалово насчитывал полсотни никчемных одноэтажных домов, часть которых укрывалась под выгоревшими на солнце черепичными крышами, остальные стояли под серым шифером или вообще крашеной жестью. Одной стороной поселок упирался в железную дорогу, другой в федеральную шестиполосную трассу. А вокруг насколько хватало взгляда раскинулись поля какого-то бывшего колхоза, до земель которого еще не дотянулись деляги. Сейчас бескрайнюю равнину припорошил первый снежок, из- под которого вызывающе выглядывали комья замерзшего чернозема. «КамАЗ» ухнул тормозами, остановившись напротив одноэтажного магазина, облицованного сине-коричневой дешевой плиткой, с тяжелой железной дверью, над которой висела поблекшая вывеска «Сельпо». Рядом с магазином были установлены самодельные прилавки, на которых предприимчивые поселковые старушки разложили нехитрую снедь: яйца, пирожки, соленые огурцы, отварную картошку и свежее коровье молоко. Все, что можно продать проголодавшимся в дальнем пути водителям.
На остановившийся грузовик встрепенувшиеся торговки посмотрели с надеждой, но это была «ложная тревога». Из кабины на асфальт выпрыгнули Волин и Краух, старухи в одном из прибывших узнали своего соседа и нехотя растянули морщинистые лица в неискренних улыбках. На что Игорь ответил доброжелательным кивком.
Они шли по узким, извилистым улочкам поселка, со стороны могло показаться, добрые соседи после трудового дня торопятся по своим домам. Ганс Краух нес большой полиэтиленовый пакет с купленными в супермаркете продуктами и с нескрываемым интересом разглядывал строения за ветхими заборами.
– Такие дома я помню. В конце семидесятых поступил в Университет Дружбы народов, – в голосе немца зазвучала легкая ностальгия, – и нас, тогда еще первокурсников, в начале первого курса приучали к советской действительности. В первых числах сентября вывезли в подмосковный совхоз, названия уже не припомню, на две недели помогать крестьянам – убирали мы картошку. Все это было в диковинку и казалось настоящей романтикой… Да, многое изменилось с тех времен, а вот крестьяне ваши живут все так же.
Волин ничего не ответил, только как-то нехорошо покосился на своего нового знакомца. Он, как всякий русский человек, считал исключительно своей привилегией ругать свое государство, свой образ жизни. И не приведи господь, если это себе позволит чужак.
– Если у вас в Германии так хорошо, чего же ты туда не вернулся? – Все же морпех не удержался от колючей реплики.
– Я слишком долго служил оперативником в разведке, так что на родине мне запросто могли навесить срок, как врагу с западной демократией. А я себя ни в чем виноватым не считаю, – без обиняков ответил Ганс.
Волин остановился перед металлической калиткой с местами облупившейся краской, обнажавшей проплешины ржавчины. Он просунул руку сквозь решетку и оттянул задвижку.
Жилье отставного морпеха оказалось подобием двухэтажного дома, возведенного лет эдак двадцать тому назад из силикатного кирпича. Некогда добротное хозяйство выглядело уныло, на всем лежал отпечаток запустения.
– Родовое гнездо? – быстро оглядев двор и дом придирчивым взглядом, сделал вывод немец и, поджав губы, спросил с плохо скрытым недовольством.
– Нет. Министерство обороны расщедрилось, когда уволило из своих рядов по инвалидности. До меня здесь проживал начальник ракетного склада, – честно ответил Игорь, на самом деле не подозревая, что жилье ему выбил генерал Журавлев по линии ГРУ, когда морпех после захвата душманской подземной крепости лежал в госпитале.
Открыв своим ключом дверь, Волин первым шагнул в полутемную прихожую и нащупал выключатель.
