Он прошел в другую комнату и вдруг услышал, как кто-то скребется в дверь. Он замер. Опять. Он обернулся к леди Джорджине:
– Мне казалось, что твой брат смирился.
Вид у нее стал настолько негодующий, насколько он может быть у обнаженной женщины.
– Он бы не посмел.
Гарри лишь поднял бровь, прикрыл дверь спальни и пошел открывать. На ступеньках лежала куча тряпья. Что за?… Но тут из кучи появилась копна волос, и оказалось, что на крыльце сидит мальчик, которого они встретили в доме Поллардов.
– Она пошла в бар и не вернулась, – ничего не выражающим голосом произнес мальчик. Будто давно был готов к тому, что окажется брошенным.
– Входи, – ответил Гарри.
Мальчик постоял в нерешительности, но потом все же поднялся и нырнул в дом.
Леди Джорджина выглядывала из спальни.
– Кто там, Гарри? – и тут она увидела эту странную фигурку.
Они молча уставились друг на друга. Гарри поставил чайник. Она первая пришла в себя:
– Я леди Джорджина Мейтленд. А как тебя зовут?
Мальчик продолжал таращить глаза.
– Надо поклониться, когда к тебе обращается леди, парень, – сказал Гарри.
Она насупилась.
– Не думаю, что это так уж обязательно.
Но мальчик торопливо откинул челку и склонил голову.
Леди Джорджина бочком удалилась в спальню, прижимая к себе простыню. Там она надела платье, но сверху снова накинула простыню. Вчера Гарри порвал ей корсет.
– Знаешь, как его зовут? – шепотом спросила она у Гарри.
Он отрицательно помотал головой.
– Хочешь чаю? Вряд ли у меня найдется что-то, кроме хлеба и масла.
Леди Джорджина просияла. То ли ее обрадовала перспектива позавтракать, то ли возможность чем-то заняться.
– Мы можем сделать тосты, – радостно прощебетала она.
Гарри поднял бровь, но она уже сама нашла хлеб и масло, нож и гнутую вилку. Попыталась отрезать кусок хлеба, но у нее вышло что-то бесформенное.
И все трое молча уставились на этот кусок. Она прочистила горло.
– Думаю, орудовать ножом – мужская работа, – нашлась она и передала нож Гарри. – Держи. И постарайся, чтобы кусочки получились не слишком толстыми, иначе они не прожарятся, и внутри у них будет рыхлая масса. И не слишком тонкими, иначе они сгорят. Ненавижу подгоревшие тосты, а вы?
Она повернулась к мальчику, и тот кивнул.
– Я сделаю все возможное, – ответил Гарри.
– Очень хорошо. А я буду мазать их маслом. И, полагаю, – она кинула оценивающий взгляд на мальчишку, – ты можешь их поджарить. Ведь ты умеешь делать правильные тосты, не так ли?
Мальчик снова кивнул и взял вилку с таким видом, будто это меч короля Артура.
Скоро на столе уже высилась горка хрустящих аппетитных тостов. Леди Джорджина разлила чай, и все трое сели завтракать.
– Как бы мне хотелось остаться, – сказала Джордж, облизывая масляные пальцы. – Но, видимо, придется вернуться в имение: надо хотя бы переодеться.
– Ты оставила распоряжение прислать за тобой карету? – спросил Гарри. Если нет, надо будет дать ей свою лошадь.
– Сегодня утром я видел карету, – вставил мальчик.
– Она стояла на подъездной аллее? – спросила леди Джорджина.
– Нет, – ответил мальчик с набитым ртом. – Она пролетела мимо меня. Лошади неслись галопом.
Леди Джорджина и Гарри переглянулись.
– Черная карета с красной отделкой? – уточнила она. Такая карета была у Тони.
Мальчик помотал головой и протянул руку за пятым по счету тостом.
– Синяя. Просто синяя.
Леди Джорджина ахнула и подавилась чаем. Гарри с мальчиком удивленно посмотрели на нее.
– Оскар, – выдавила она.
Гарри поднял бровь.
– Средний брат.
Гарри поставил чашку.
– А сколько всего у тебя братьев, моя госпожа?
– Трое.
– Черт.
– Но он управляющий, Джорджи! – Оскар схватил с подноса булочку в сахарной глазури. – Это же совсем не твой вариант, дорогая! Я имею в виду, – говорил он, размахивая булочкой, – что следовало либо закрутить роман с кем-то из высшего общества, либо, наоборот, соблазнить молодого красивого конюха.
Оскар улыбнулся, и в уголках его глаз цвета темного меда заиграли бесовские морщинки. Волосы его были темнее, чем у Тони, почти черные. И только при ярком солнечном свете в них проблескивала рыжина.
– И это называется помощь? – возмутился Тони, потирая переносицу большим и указательным пальцами.
– Действительно, Оскар, – поддержал его младший из братьев Мейтленд, Ральф. Неуклюжий и крупно- костный, он только входил в тот возраст, когда молодые люди начинают мужать. – Джорджина не могла никого соблазнить. Она не замужем. Это он ее соблазнил, пройдоха.
На секунду Оскар и Тони потеряли дар речи. Ральф сказал то, что лежало на поверхности.
Джордж вздохнула – уже не в первый раз с тех пор, как переступила порог библиотеки. Глупо. Глупо. Глупо. Ей стоило бы убежать в лес, поджав хвост, как только она увидела карету Оскара. У них ушло бы несколько дней на ее поиски. А при определенном везении и несколько недель. Она спала бы под звездным небом, ела землянику и запивала росой – пусть землянику в сентябре уже не найти. А вместо этого она послушно оделась в самое скромное свое платье и предстала перед тремя младшими братьями.
Которые испепеляли ее своими взглядами.
– Хочу уточнить, что это было взаимное желание, если это имеет для вас значение.
Ральф растерянно промолчал, Тони простонал, а Оскар рассмеялся, чуть не подавившись булочкой.
– Нет, это не имеет значения, – сказал Тони. – Значение имеет только то, что…
– Что ты должна немедленно порвать с ним, – закончил Оскар. Он даже погрозил Джордж пальцем, забыв, что держит в этой руке булочку. И огляделся в поисках тарелки, чтобы пристроить ее. – Вот выйдешь замуж за подходящего кандидата и тогда делай, что хочешь.
– Это неправильно! – вскочил Ральф, что выглядело эффектно благодаря его росту. – Джорджина не какая-то там распутница или профурсетка, с которыми ты вечно шляешься. Она…
– Я никогда, никогда не имею дела с профурсетками, – гневно ответил Оскар
– Господа, прошу вас, – прервал их Тони. – Оставьте ваши колкости на потом. Джордж, что ты собираешься делать со своим управляющим? Ты хочешь выйти за него замуж?
– Но послушайте!
– Тони! – завопили Оскар и Ральф.
Тони поднял руку, призывая всех к тишине.
– Итак, Джордж?
Джордж стояла в растерянности. Чего она хочет от Гарри? Быть рядом с ним, это ясно. Но все, что выходило за пределы их близости, казалось таким сложным. Почему, ну почему нельзя все оставить, как
