каким преемственным контролем находится всякая учительница и вместе под какою преемственною опекою. Да, всякая организация есть опекун службы, жизни и чести всех своих подчиненных, всех у себя служащих; и г. Бекетов, в сущности, прежде всего не уважал вовсе не девушку, а не уважал самого земства, всего земского собрания, как бы пренебрегая его покровительственными функциями или предполагая во всех казанских земцах людей, подобных себе, которые не прочь попользоваться тем, что плохо хранится. Гоголевский Хома Брут невольно приходит на ум. И плохо Казани, если она представляет собою воз, около которого ходят такие любопытные экземпляры человеческой породы, интересные в литературном изображении, но крайне неприятные в житейском обиходе. Да, казанские девушки, берегите вашу честь: у вас председателем управы г-н Бекетов. Этот кот сала не пропускает, и на каждую девушку он смотрит как на подлежащее 'учету' или 'утеку' в его пользу сало. Общество казанское вполне может пожелать, чтобы г. Бекетов давал любовные битвы на равных условиях, среди равных себе по положению лиц, и гордился победами над равными и свободными. Тогда его можно назвать Дон Жуаном и какой-нибудь казанский Моцарт может положить на музыку его приключения. Но теперь это просто человек, любящий с прислугою шашни и имеющий дерзость смотреть на служащих казанского земства как на свою личную прислугу, а на самое земство - как на область своих личных похождений. Все это достойно не музыки Моцарта, а описаний Лейкина.
Вполне прекрасно, что г-жа Б. отказалась от денег председателя управы. Вообще она не просит 'пособия' и не навязывается 'со своим ребенком' его отцу, так очевидно забывшему отцовские обязанности. Но она, - по всему тону рассказа, - очевидно, трудолюбивая и скромная девушка, и просит только, чтобы ее не обрывали в труде, не срывали в средствах существования, теперь ей удвоенно нужных. Каждый знает, как легко в наше время матери отделаться от ребенка. Совершенно очевидно, что ей дорог и мил ребенок, и то, что было для г. Бекетова приключением, возможно и вероятно, что для нее было маленьким нерассказанным романом. Вообще тут, с внутренней стороны, мы ничего не знаем. Но весь тон рассказа и то, что земское собрание горячо приняло к сердцу дело и три раза собиралось обсудить его, - показывает в ней не заурядную девушку, но девушку, произведшую сильное личное впечатление. Она вполне вправе требовать или ожидать покровительства от земства; ведь она ему служила и была так обижена именно 'при исполнении своих служебных обязанностей'. Кстати, договорим: именно учительнице бесконечно трудно 'с прижитым ребенком', ибо это есть касация всего ее труда, профессии, т. е. прежде всего пропитания. И если она все же не рассталась с ним, значит, она именно порядочная девушка, а вовсе не 'работница', не ремесленница, которая 'случайно' оступилась и к которой г. Бекетов мог подойти как в самом деле к работнице и служанке. Есть все причины для маленькой опеки над нею казанцев и все причины для крайнего отвращения к занимательному 'коту в сапогах', о казанских приключениях которого стали рассказывать газеты после того, как долгие годы, может быть, о них рассказывали 'кумушки'. Подобные приключения редко бывают единичными; они слагаются в серии, из которых вдруг выныривает которое-нибудь.
'Нов. Вр.', 1899.
О НЕПОРОЧНОЙ СЕМЬЕ И ЕЕ ГЛАВНОМ УСЛОВИИ
I
Что может быть выше непорочной семьи? Я не говорю о счастье двух в ней, о воспитании и воспитанности в ней детей, но о зрелище ее и воспитывающем влиянии этого зрелища на других. В обществе такая семья становится центром могущественного притяжения: все любят ее, все стремятся в нее; для каждого - честь и радость переступить за ее порог. Я думаю, непорочная семья есть мечта государственного человека, мечта апостолов. 'Приветствую тебя, Прискилла, и твою домашнюю церковь!' - писал ап. Павел ранней христианке. Но как в апостольские времена, так и сейчас непорочная семья есть в точности маленькая церковка. И всякий путник, встречая таковую на путях своей жизни долго о ней хранит память. Непорочная семья есть вместе лучший пророк брака: пример ее, возможность ее самым образом своим увлекает вернее, чем всяческие аргументы. В старости эта семья еще лучше кажется, чем в молодости Злой гений Гоголя, может быть, думал посмеяться над 'старосветскими помещиками', но, увлеченный самым предметом, - какую идиллию он нарисовал! Один умер, другой не захотел жить. И как хорошо все вокруг них, например, вы, верно, помните эти скрипучие, музыкальные двери в покосившемся их домике! Это - словно музыка души, тихая, вечерняя, распространившаяся на мебель, на дом, которые состарились около людей.
Удивительно, что природа счастливее или лучше человека. Год назад, проезжая мимо Орианды, в Крыму, я вышел из экипажа, чтобы напиться из источника.
- Пройдите, барин, немного далеше, посмотрите на сердитого лебедя.
Мне было не до лебедя от усталости. Однако, когда холодная вода побежала по жилам, я расправил усталые от согнутости ноги и прошел сажен десять в сторону, куда указывал ямщик. Пруд, большой и красиво обсаженный, но никого нет. Я зашел с другой стороны. Нет и нет никого; я уже собирался вернуться. Вдруг слышу шум под ногами. Плавно гребя лапками, лебедь ударился грудью в берег и, вытянув шею, хотел меня клюнуть, но не достал. Я все-таки инстинктивно отступил назад, думая, что он подымается на дерн. Но он не вышел из воды. И что за странный лебедь!
Я его рассматривал с четверть часа. Лебедей видал я много и не ошибаюсь во впечатлении. Самое удивительное в нем было - глубокая автоматичность. Например, он прямо бросался на вас: стоило сделать ему самый незначительный поворот движения, маленькое лишнее усилие - и он достиг бы цели, к которой, по-видимому, столь яростно бросился. Но он его не делал. Он как будто сам ждал, что вы спуститесь к воде; и тогда он клюнет. Но вы не уходили, стояли очень долго, и, согнув шею, он смотрел на вас действительно злым глазом долго, очень долго. Кажется, простой вы тут день, и он простоит день, совершенно неподвижно, как истукан. Далее, чтобы клюнуть, он подплывал крадучись, под кустами, и вдруг бросался почти из-под ног ваших. Но это было все, что он умел или что хотел делать. На середину пруда он не выплывал, очевидно, никогда и точно стоял на якоре у берега. Полуприподнятые крылья, неправильное перо, придававшее ему вид какой-то лохматости... Совершенная утрата известной грациозности фигуры и эластичности движений... 'Да он... сумасшедший', - подумал я, и убежден, что не ошибаюсь. В нем была потеря свободы и индивидуальности, которая есть самый общий признак душевных болезней или с которой начинается всякая душевная болезнь. Лебедь... душевнобольной!! Да, вот подите, но никогда, как в этом случае, я не наблюдал так ярко и выразительно, что у животного есть душа. Когда-то, еще юношею, я начал было читать: 'Душа человека и животных' Вундта. То, в чем не мог убедить меня германский мудрец, убедил в полчаса лебедь в Орианде.
- Да что такое с ним? - спросил я у ямщика, вернувшись к экипажу.
- Года четыре назад у него ушибли (или умерла - не помню) лебедку, и с тех пор он такой.
- Да ему бы другую дали.
- Давали. Он всех заклевывал насмерть.
Много прекрасного я видел в Крыму. Кипарисовые рощи; лимоны - прямо над головою; дворцы померкших владетелей, с картинными в них галереями. Но все или забыл, или забуду. Но этого прекрасного лебедя, истинное чудо рук Божиих, не могу никогда забыть. В самом деле: мне показалось, что я прошел перед чудом природы. Очеловечение природы, всплеск ее до красоты и почти до ума человеческого были так очевидны. Это был дарвинизм, но как-то навыворот; 'И человек - животное', - сказал Дарвин; я же говорю: 'И животное - человек'. Есть все причины не для отрицания Бога, но для утучнения молитв Ему.