а ночная темень — не помеха эльфу и лесовичу. Да и была надежда у Мокши, что Корча все-таки откликнется, хоть теперь и зима, и леший в это время года спит.
Недалеко ушли от деревни, когда лесович вдруг присмотрелся к одной из сосен и, свесившись немного в седле, ударил ладонью по широкому неохватному стволу, проговорив негромко:
— Пусти, леший, я тебе еще пригожусь…
В стволе небыстро стало открываться отверстие, из которого потянуло затхлостью и теплом…
Бешеные глаза вдруг глянули из темноты прохода, и голос Корчи произнес:
— Куда, Мокша? Тю-ю… и Схлоп здесь!
— Здоров будь, Лешак!!! — стараясь, чтобы его услышали, заголосил, молчавший до сей поры, Схлоп.
— К Каянам, Корча, к Цаву… — говорил тем временем озабоченно Мокша.
Пока он говорил, вдруг целая лавина снега с ветвей сосны съехала на Схлопа, который сразу превратился в сугроб. И лешачий хохот разлетелся по всему лесу, вспугивая мертвую тишину, поднимая затрещавшую на все окрестности сороку… Словно было все как обычно, словно не было войны…
Часть 5
1
Каяны это горные хребты, опоясывающие Марвианскую долину. Много раньше здесь проживало племен и народов, но с тех пор, как Глухое ущелье облюбовали драконы, все изменилось. Шум огромных кожистых крыльев, застилающих солнце, скрежет жутких когтей… и шипение страшного пламени, в котором сворачивается и сгорает все живое и неживое… И жители исчезали внезапно и бесследно, словно их и не было никогда…
Драконы вели себя, будто это их вотчина, и вокруг — их угодья, леса, поля, реки… и дичь, добыча… Добычей для них было все, что попадало в поле их зоркого ока… Эти парящие в небе гиганты, лениво взирающие сверху и пикирующие вниз время от времени, сложив черные крылья вдоль вытянутого туловища, покрытого непробиваемой чешуей, словно броней, наводили смертельный ужас на попрятавшихся жителей… Иногда, забавляясь, и, вновь взмывая вверх, они выпускали из пасти языки белого ослепительного пламени или вдруг вцеплялись когтями в грудь своего соплеменника, и тогда все замирали, глядя на это дикое побоище, которое, однако, притягивало взгляд своей необузданностью и мощью…
И опустела цветущая, богатая фруктовыми садами и пастбищами, Марвианская долина. Пересохли оросительные каналы, сады превратились в густые, непролазные заросли винограда и дички, брошенные стада коз, овец давно одичали и теперь бродили, где придется…
Сменилось не одно поколение драконов, прошла не одна сотня лет… Они все также обитали в Глухом ущелье, которое теперь больше напоминало огромную крепость. И непонятно было с первого взгляда, то ли это природа сотворила сама такое странное нагромождение огромных скал друг на друга, опоясывающих ущелье и образующих гигантскую стену, то ли к этому кто-то приложил старание…
Только ущелье имело теперь вид крепости. Ее два естественных прохода, через которые когда-то проходил Вертлявый тракт в Китай, были перекрыты завалами камней. Пять наивысших пиков, окружавших ущелье, теперь являли собой дозорные башни… Иногда в небо поднимался огромный ящер и, оглядев окрестности, пикировал на одну из них, и долго еще его одинокая гигантская туша восседала там, свесив могучую рогатую голову вниз… Время от времени он со свистом разрезал воздух мощным хвостом и быстро разворачивался, что было удивительно для такой громадины… Это был дозорный…
Драконы жили достаточно просто и обособленно. Уважали силу, воинское умение и древние знания. Подчинялись они кому-то ни было крайне неохотно, обо всем имели свое суждение, хотя из-за их гигантского роста не всегда верное.
Коренной переворот в их отношении к населению Ивии произошел только благодаря старому добрейшему Ильсинору, который однажды спас Великого Цава. А так и поныне вероятно эти толстокожие великаны не снизошли бы до малорослого по их меркам населения.
Речи у них как таковой не было, да и какая речь может быть при такой пасти. Поэтому общались они мысленно, сила их мысли была огромна и для слабых, не очень древних существ, в отличие от драконов, разрушительна. Так вот именно Ильсинору и удалось смутить их кажущееся одиночество своей светлой сутью, что очень удивило старого черного дракона Цава.
С тех пор осторожнее драконы стали относиться к тому, что попадало к ним в когти, но были среди них и такие, которые втихомолку не брезговали двуногой добычей, хотя это и наказывалось… Не очень сурово, строгим внушением Цава, если был сожран несчастный дрод, и годовым сидением на цепи, на сыром дне Глухого ущелья, если это был эльф… Цав, лежа на своем высоком утесе, мог, развлекаясь, плюнуть на наказанного, запустить в него обглоданной костью. Но смертной казни у них не было, — вымирающее народонаселение Цав берег…
Прислуживали драконам во всех мелких заботах трудолюбивые, уродливые лицом горные гномы. Попробовали бы они отказаться! Да и какая-никакая, а защита. Это небольшое племя жило здесь же в предгорьях, и ловко пользуясь своим малым ростом, они частенько обманывали своих неповоротливых в тесном ущелье хозяев, прячась в любой щели, за любым камнем…
В последнее время Цав уже не летал и все время лежал на своем высоком утесе, вытянув длинную шею и положив свою большую голову на мощные лапы с кривыми, словно окаменевшими когтями. Иногда он дремал, иногда взглядывал величественно на сумрачное ущелье и вздыхал… Воспоминания о юности волновали его, и тогда он оглядывался, хмурясь и шевеля щетинистыми бровями… Он искал глазами маленького тощего Клюня.
А Клюнь, спрятавшись за камень маленьким хилым телом, спал, пользуясь тем, что про него забыли… Гном-писарь должен был записывать воспоминания и великие мысли правителя. Ему нравилась такая работа. Цав большее время суток спал, а значит, Клюнь был никому не нужен, и он уходил, когда хотел, приходил, когда ему вздумается. Конечно, доставалось ему иногда… Однажды, разгневанный Цав, подцепив когтем Клюня за шиворот, полчаса держал его над пропастью… но отпустил.
'Долгие годы мирной жизни размягчили мое большое сердце…', — сообщил он тогда Клюню, и потребовал, чтобы тот запечатлел эти жемчужины его мысли на тонкой, хорошо выделанной коже, которую умели изготовлять горные мастера, долго вычищая острыми каменными скребками и, смазывали ее жиром, не давая ей пересохнуть.
И добавил'… чтобы воин оставался воином, имеющим волю к победе, нужна война… Если воин не воюет, он превратится в слабую мычащую корову…'
И Клюнь писал, покрывая тонкими знаками лист, хотя кто это мог прочитать, если сам Цав не умел читать, а остальные драконы и подавно? Но Клюнь знал, что Великий Цав очень прозорлив. Он видел насквозь маленькие, бегающие, словно мышки, мысли гнома, и обмануть его дорогого бы стоило для Клюня…
2
Все чувствуют себя немного неуютно, оказавшись в переходах лешего, под действием невидимой, неведомой силы, поэтому путники долгое время молчали, лишь Схлоп, который заметно трусил, бурчал сквозь зубы:
— Что за прорва такая несет?.. Корча… капец какой-то…
— Какой такой капец? Не знаю никакой капец! — вынырнул вдруг из темноты леший и захохотал.
