что это, по крайней мере, оживит обстановку.
– Назовите шестерых из двенадцати апостолов.
(Этот вопрос считался «дабл» и позволял добраться до второй базы.)
– Петр, Иаков, Иоанн, Андрей, Филипп и Варфоломей, – отбарабанил Джой.
Его родители светились от гордости.
– Прекрасно! – воскликнул Доктор. – Прямо в точку! Достойное начало!
Джой продолжал:
– Матфей, Фома, Иаков Алфеев, Фаддей, Симон Кананит и Иуда Искариот.
– Молодец!
– И вообще, их было тринадцать, если считать того, кто заменил Иуду Искариота. – Джой улыбнулся и победно оглядел комнату. – Матфий.
– Гип-гип! – воскликнул Клифтон, а Дебора протянула руки и похлопала. (Я подумал: «Смотри-ка, морковка, должно быть, здорово укрепляет память!») Джой моргал и наслаждался всеобщим вниманием. Клифтон наклонился вперед и добавил: – Это ответ на «хоум-ран», между прочим.
– Вопрос был на «дабл», поэтому он переходит на вторую базу. Мы соблюдаем правила, – возразил Доктор.
Теперь общее внимание сосредоточилось на мне.
– Ты следующий, Джордж.
– Ух, я попробую «сингл».
Джой, хоть и состоял со мной в одной команде, взглянул презрительно. Как будто сказал: «Ну и слабак!»
Доктор перетасовал пачку карточек, извлек одну.
– Кого убил Давид из пращи?
Я почувствовал облегчение. Вопрос оказался простым даже для «сингла». Но тут я услышал вздох Джоя, и внутри что-то оборвалось. Одно дело поддерживать отношения с родными Бетани, и совсем другое – терпеть снисходительное отношение ребенка. Во мне взыграло упрямство. Я закусил удила и решил подразнить Джоя. Я обхватил рукой подбородок, наморщил лоб и, изображая озадаченность, повторил в растерянности:
– Кого убил Давид из пращи? Хм-м-м. Вот интересно.
Джой смотрел на меня неверящим взглядом. Как я могу
– Ну… Дайте подумать… – и в последний момент, когда время почти закончилось, а Джой сжал кулаки и готов был, кажется, взорваться и завопить, я нерешительно предположил: – Голиаф?
– Есть, – устало произнес Доктор. – Следующий…
Но это Рождество другое. Сам я вполне способен справиться с маленьким Джоем и давно усвоил, что Доктору мои библейские знания всегда будут казаться недостаточными. Но меня очень беспокоил Кристофер. Джинни еще слишком мала для участия в игре, а вот Кристоферу в этом году уже пора. И это проблема, потому что он чувствительный и очень ранимый мальчик. Как бы дело не обернулось плохо. Мне очень этого не хотелось. Я не хотел, чтобы мой сын чувствовал себя неловко. И особенно чтобы он ощущал на себе презрительное отношение Джоя. По возрасту они были достаточно близки, а презрение ровесника в этом возрасте ранит очень больно.
Именно поэтому я пытался поднатаскать его в последний момент, дать мальчику хоть какое-то представление о библейской культуре. Ему следовало бы знать по крайней мере несколько имен и понятий. Мы с Бетани, мягко говоря, не особенно усердствовали с посещением церкви, поэтому Кристоферу нужно было многое наверстывать. Хотя бы основы. Давид и Голиаф. Для него эти два имени не составляли очевидную пару. Он не варился в этой среде и должен был начинать с нуля. Где-то над океаном, под гул реактивных двигателей, я спросил его:
– Как называется райский сад?
– Эдем, – ответил Кристофер.
– Хорошо! – похвалил я. – Ты в команде.
Он неуверенно улыбнулся.
– Кто был матерью Иисуса? – спросил я.
Я ждал. Ждал. И ждал. И чувствовал, что куда-то проваливаюсь. Разве подобные вещи не усваиваются автоматически? Говоря по правде, мой мальчик способен был назвать, скажем, Золушку. Ему было все едино.
– Подумай! – сказал я. – Ты, конечно, слышал об этом.
Казалось, это так просто! Богу известно, я никогда не был прилежным учеником, но в детстве воскресная школа навсегда вдолбила мне в голову некоторые вещи. Кристофер, однако, пока еще пребывал в собственном «волшебном саду».
– Хватит, Джордж, – сказала Бетани. – Какой смысл, если человек не понимает, какой во всем этом
Кристофер ухватился за открывшуюся возможность, надел наушники и принялся возиться с пультом. Бетани добавила:
– Его наставляют в религиозных делах ровно столько, сколько нужно.
Я придержал язык, но, насколько мне известно, религиозное образование Кристофера ограничивается наклеиванием ватных шариков на овечку для рождественской сценки в классе мисс Бриз да книжечкой слащавых стишков, которые Кристофер уже перерос и которые мы теперь читаем Джинни. Стишки полны ссылками на милосердного Иисуса, и Бетани пела их детям на ночь в качестве колыбельных.
Там были и другие. Добрый Боженька то, добрый Боженька это. Может, Бетани и отошла в чем-то от строгих принципов своего детства, но по-своему, мне кажется, она остается религиозным человеком. И по- прежнему поддерживает этот сентиментальный образ. На такого Иисуса у нее хватает времени.
Откровенно говоря, мне это никогда не нравилось. Такой слащавый подход сводит всю Вселенную к детской песенке. И Иисус начинает казаться каким-то педиком. Нет, в вопросах Писания я не могу состязаться с Доктором – я не могу состязаться даже с Джоем, – но недавно я перелистывал Библию, чтобы немного оживить память для библейского бейсбола. (И не только ради Кристофера: у меня тоже есть гордость.) Я не знал, где начать, но глаза случайно зацепились за такие слова:
Так сказал Иисус. Это вам не лесть и не сиропчик. Не слащавый образ. Ничего милого и приятного. Слова жесткие, как гвозди.
И вообще, если подумать, разве он не утверждал, что, кроме всего прочего, он
Похоже, старина Джордж оказался в последней. Я то, что найдете в конце пути.
Многие скажут, что все это не имеет ни малейшего отношения к