приглашающим, кого недоуменным жестом, — и уже через две недели мы с Гулей сядем в экспресс, а Саид останется на перроне. Вот тогда я и поговорю с ней. Через две недели…
А пока скользит мимо домов тонкая полоска асфальта, кишлачные мальчишки, будущие студенты, глазеют на нас, подтягивая штаны, а гладкий асфальт уже бежит по полям, где работают мужчины и женщины, и мужчины все с себя скинули, блестят спинами, а штаны подвернули до колен — так легче, а женщины, напротив, бережно закутали лица в белые платки от солнца. Рядом с нами, у самого асфальта, выросли горы зеленокожих, в белой сеточке, как в авоськах, дынь, ожидающих транспорта. Дыни большие, тяжелые, кажется, возьми за сеточку — авоська треснет. Одинокие охранники вырезают себе крупные ломти и едят, подставляя ладони под капли. Мы проносимся сквозь облака дынного аромата.
Наконец Гуля и Саид догнали меня, или я так отстал, что им некуда было деваться. Саид крикнул, опережая меня:
— Мосфильм! Гуля дыню хочет!
Я затормозил возле охранника и увидел, что Гуля дважды оглянулась, потому что я смотрю не на дыни, а на нее.
Ехать в обнимку с крупной дыней стало неловко, я вилял, дыня пахла головокружительно.
Наша компания стояла у закрытого шлагбаума возле переезда. Вернее, не стояла, а сидела на своих велосипедах, по-братски обнявшись, чтобы не слезать и не попадать. Гуля протянула мне руку, и я уцепился за нее, выпустив руль и чуть не бухнувшись на землю, — ведь в другой руке я держал дыню.
А Гуля повернулась к Саиду и, блестя огромными глазами, спросила:
— Почему это ты счастливый?
Я держался за ее плечо, перестав дышать. Почему это Саид счастливый? Интересно. Он выдернул сигарету из кармашка рубахи, чиркнул зажигалкой, задымил.
— Да потому, что мое дело ясное. Буду строить.
— Что?
— Дома.
— Где?
— Хотя бы вот здесь.
— А почему здесь?
— Мой профессор сказал, что с моими отметками я далеко не уеду! Ха-ха-ха!
Гуля улыбнулась, а я захохотал громче Саида, вышло бы совсем неприлично, если бы колеса проходящего товарняка не подмяли под себя мой хохот.
Саид посмотрел мне в открытый рот.
— Мосфильм! А чем ты порадуешь зрителей? Человечество ждет шедевра!
Сам не знаю, откуда на меня что нахлынуло. Может быть, оттого, что надо было перекричать громыхающий товарняк, может быть, оттого, что Гуля была рядом, я крикнул:
— Будет шедевр! Готовьте аплодисменты!
И сейчас же мне стало мучительно стыдно, хоть сквозь землю проваливайся, где стоишь.
— А? — спросили хором Гуля и Саид.
Они все же не расслышали. Колеса стучали спасительно. Укатил последний вагон, и Саид повторил:
— А?
— Иди к черту.
Медленно всплыл шлагбаум и стал похож на деревянную зенитку, нацеленную в пустое небо. Мы рассыпались и поехали, подгоняемые сигналами скопившихся сзади машин.
Шоссе перед нами перебегали овцы. Барабаня копытами, отара валила густой, многоногой массой, и мы, смеясь, запутались в ней. Я увидел, как Гуля упала, потому что не спускал глаз с ее белой блузки и красных брючек, сам свалился, швырнул велосипед и дыню на обочине и бросился на выручку, расталкивая жалобно блеющих овец.
Поджав ушибленную ногу, Гуля уже прыгала мне навстречу, Саид, гикая, распугал овец и раньше меня подал Гуле руку, зато я вытащил из-под овечьих копыт и подкатил Гулин велосипед.
— А педаль? — спросил Саид.
Гуля стояла рядом с ним, обняв его… нет, держась за его плечо. Глянула на свой велосипед и озабоченно и неумело свистнула. Я тоже глянул: педали не было.
— Вот она! — крикнул Саид и, доверив мне Гулю, прыгнул через кювет и снова врезался в отару, настигая барана, на крученом роге которого висела педаль.
Мы с Гулей ждали.
А ведь можно было спросить, крепко ли она ушибла ногу, но даже на это у меня не хватило ума. Верно, Гуля считает меня глупым. А тут и Саид вернулся с педалью в руке.
— Дети! Собирайте металлолом!
— Как же я поеду, ребята? — спросила Гуля.
Ребята — это относилось и ко мне.
Возле нас остановился мальчишка с длинной хворостиной в руке, погонщик отары, курчавый, словно на его голове были не собственные волосы, а баранья шапка. Стоял и таращил на нас шустрые глаза с усмешкой.
— Начальник, — обратился к нему Саид, — а начальник! Твой баран виноват.
— Чего? — сразу обиделся мальчишка.
Но Саид продолжал:
— С барана какой спрос? Ноль целых ноль десятых. А тебе отвечать.
— Чего? — еще непримиримей повторил мальчишка.
— Отвечай! Есть у вас кузнец?
— Чего? — не сразу понял мальчишка, но тон понизил.
— Где ближайшая кузница? — спросил Саид проще.
— Там!
Мальчишка махнул рукой вслед отаре и быстро запрыгал за ней, подозрительно оглядываясь на Саида.
— Как нога у чемпиона? — спросил Саид Гулю. — Можешь ехать?
— Сейчас, — ответила Гуля и опустила ногу. Она больше испугалась, чем ушиблась. — Могу.
— Ситуация ясна, — сказал Саид. — Один из нас по-джентльменски, то есть по-рыцарски, отдает Гуле своего коня, а ее велосипед доставляет к этому самому кузнецу, ремонтирует и догоняет нас. Кто куда, сейчас решим. Честно. — Он порылся в кармане и выгреб монетку. — Орел или решка?
Я ответить не успел, как Гуля поймала подброшенную монету, взблеснувшую на солнце.
— Я так не хочу.
— Всем идти? — спросил Саид. — Глупо.
Мы с ним долго смотрели друг на друга. Я поднял и толкнул к Гуле свой велосипед, ее велосипед вскинул на плечо, вырвал у Саида педаль и махнул через кювет. Это вышло красиво. Там я опустил велосипед на траву и покатил за пыльным облаком, висевшим над отарой. Овцы выбивали пыль даже из-под травы, и облако перемещалось не оседая.
— Может, я пойду? — крикнул Саид.
Я шел и думал, что главное — не оглядываться, а то пропадет все благородство моего поступка. Я же казался себе сейчас благородным. Просто взял велосипед и педаль и пошел, так и не сказав ни единого слова.
Но почему и Гуля не сказала ни слова? Сядет на мой велосипед и уедет с Саидом?
Еще через несколько шагов я стал казаться себе дураком, хоть и благородным. А дыню они взяли? Я оглянулся. Уже не было видно ни Гули, ни Саида, ни дыни. Я увидел пустое шоссе и показался себе дураком без всяких эпитетов.
Сломанный велосипед катился, изредка натыкаясь на кочки в траве, и звонок на руле вздрагивал и тренькал, как колокольчик на шее ягненка.
Никогда я не видел таких садов. Никогда тут не был, — а всего-то полтора часа езды от города на
