Хочу женить тебя, сынок. Помирать будет легче. Я отбрыкиваюсь как могу… В то время я как раз дружил с молоденькой учительницей Красавица такая, и умная. Но у нее ни кола, ни двора. В глазах родителей, естественно, она выглядит босячкой… Отец кричит, ревет и знать ничего не хочет про дивчину. Но все подсовывает мою нынешнюю дуру. Говорит, богатая. И родители ее, мол, в случае чего помогут… Я и послушался старых родителей… А теперь что? Они умерли, а я мучаюсь, глядя на ненавистную рожу. А ведь мне еще только сорок! Хочется жить и любить! Да что там впустую болтать…
Павел явно захмелел. Он еще раз глотнул «горькую», выпил и Коля.
— Вот приедете ко мне, в Айбеси, и собственными глазами узреете, как ваш дядька устроился на белом свете, — пьяноватый голос объездчика все же отдает прежней грустью. — Да что деньги? К чему они человеку? Ну, купил машину, отложил в чулок, а дальше-то что? Пустота? Вот именно пустота! Теряется смысл жизни. А мне еще хочется жить… От души жалею, что не женился на любимой дивчине. Не могу себе этого простить. Растоптать счастье собственными руками… Где ты найдешь еще второго такого дурачка? — и он вдруг тихо-тихо запел:
Услышав песню, затосковал и Коля. А в карих, чуть-чуть раскосых глазах дядьки появляется непонятная пелена: то ли это слезы, то ли это любовь, так и не угасшая в душе зрелого уже объездчика.
— Думал, в техникуме подберу себе подходящую пару, — вдруг перескакивает мысль Павла, и перед ним вновь вздымаются горы воспоминаний. — Нашел одну… Вроде бы недурна собой, и умом блещет, но все равно не то! Там же одни молокососы, в основном после восьми. А я, старый хрен, у которого уже двое сыновей, ввязался в эту паскудную историю… На третьем курсе бросил — подальше от греха…
— А как же тебя в техникум взяли? У тебя же как рассказывала мать, до армии было всего семь классов образования…
— Так и было, черт бы ее побрал! — небрежно роняет Павел, а после с гордостью поясняет — Мозги были — вот в чем дело. Лет пяток промучился после армии. Потом смотрю, дело — табак. Нет образования — нет и зарплаты… Думаю, так дело не пойдет… Кровь из носа, но чтобы техникум был. Разом оделся по «фирме» — и к директору школы. Я говорю: «Дайте мне справку за восемь классов…» А он в ответ лишь зубы скалит: «Зачем тебе, мужлану, паршивая справка?» Я снова наседаю на него: «Надо! Мол, бутылку ставлю». Как только показал «светленькую», так он сразу же и смягчился… Вот с этой фальшивой справкой я и штурмовал техникум… Эх-х! Мозги же есть… Мог бы прыгнуть и выше, да грехи не пускают… Жаль! А ты молодец, Коля! — Что странно, дядька трезвел на глазах. — Кончишь институт — станешь человеком. Радуюсь за вас, черти! Не то, что мои… Вряд ли из них выйдет толк. Видит бог, что они пошли в эту дуру… Учатся с грехом пополам, а вот насчет гульни — первые!
Коля мирно сидит в стареньком кресле и чувствует себя героем. В худеньком его теле кипит тепло, и пожалуй, блаженство.
— Так и должны себя держать Золотаревы! — многозначительно и глубокомысленно заявляет дядька, отпив еще глоток вина. — Род наш неглупый, но счастья что-то не видать…
И в его размокших, осоловелых глазах на миг отражается невыразимая печаль Коля перехватывает сей молчаливый плач дядьки, и в нем тоже падает прекрасное настроение.
Занудой мурлычет мелкий дождь. Жирная земля превратилась в непролазную грязь, и для путника она — солиднейший барьер. Попробуй пешком, километров эдак четырнадцать, протопать до ближайшего автобуса — проклянешь родную мать!
Но несмотря на угрюмую погоду, Коля направился в Первомайское. В ложбинах, что дремали возле дорог, печально серебрились тусклые воды, но хлопчику неприветливая погода не в счет В его голове бродят совсем другие мысли: как там Валечка? Вспоминает ли о нем? Или же вовсе забыла его, увлекшись другим?
Малец заскочил в «Канцтовары» и кое-что купил по мелочам, а вот в «Промтовары» не успел: у входа в магазин он чуть было не врезался… в Меланью Аркадьевну.
— Коля? — говорит «классная», и ее жидкие брови взметнулись ввысь. — Какими судьбами?
А малец ошарашен столь нежданной встречей На его усталом, хмуром лице выступает удивление и одновременно радость.
— Решил пошастать по магазинам… — поясняет хлопчик и еще не знает, то ли идти собственной дорогой, то ли остановиться здесь, возле грязного прохода.
Но Меланья Аркадьевна уже берет его в оборот и отводит подальше, к сырому, обсыпанному травою пятачку.
— Расскажи все, как есть! — Меланья Аркадьевна затаила дыхание. — Ты куда-нибудь поступал?
— Поступал… — хмуро отвечает Коля.
— И куда же?
— В лесотехнический институт.
— Ну и как?
— Нормально. Можно сказать, уже студент…
У Меланьи Аркадьевны что-то шевельнулось в груди. «Не думала, что сей шалун возьмет ответственный барьер. А глянь, переплюнул многих. Вот что значат каверзы судьбы…»
— Выходит, попал на очное отделение, так? — Ревнивые глаза «классной» буравчиком вонзаются в Колю.
— Почему это «выходит»? — встал в позу хлопец. — Точно попал в институт… Между прочим, — мстительно добавляет он, — математику сдал недурно. Чуть не отхватил «пятерку». Если бы немножечко не промахнулся в конце, был бы полный ажур. Но все это, конечно, чепуха! Главное, приняли, зачислили в институт…
— Ну и молодец! — смягчается голос Меланьи Аркадьевны. — Рада за тебя… Собственно говоря я всегда верила в тебя Даже тогда, когда ты нечаянно выронил шпаргалку и изменился в лице. Думаешь, мы не заметили? Еще как заметили. Но что самое поразительное, никто из преподавателей даже не пикнул. А почему? Потому что все знают, что Спиридонов неглуп. Что в экстремальных условиях ты способен на многое… Вот потому-то тебя и простили. Другого бы нет… Потрепали бы нервы. А ты из воды вышел сухим… Вот теперь я еще раз убедилась, что на экзамене, в той непростой обстановке, мы действовали с умом… Кстати, — спросили ее губы, — как Леня?
Коля поразился незнанию Меланьи Аркадьевны. «Сказать или не сказать?»— постучало в мозгу, но где-то из глубины переменчивых чувств невольно всплыл ответ:
— Провалил… По всем статьям провалил!
— Что провалил? — На лице женщины отразилась тревога.
— Срезался на математике… Поступал он в Казанский авиационный институт. Хотел стать конструктором, да, видно, не судьба: завалил экзамен.
Только здесь до Меланьи Аркадьевны дошли страшные слова Коли. Как? Леня завалил экзамен? Быть того не может… Тем более, математику… У хорошенькой женщины заклокотало внутри. Всем своим светлым умом поняла «классная», что отныне она поставлена в грабительские условия в сравнении с другими преподавателями. Ведь именно она более всего и рассчитывала на Леню, пестовала его и до медали растила, как младенца. А теперь ей заявляют, что все это пошло коту под хвост… «Чего же ты, Леня, растерялся? Может, переволновался, пересидел?» И она сказала:
— Наверное, пересидел над учебниками, не иначе. А здесь еще сверхвысокий конкурс, волнение… Вот оно и катится одно к одному… Я же знаю Леню: в математике он чувствует себя крепко. И надо же,
