сторонников имелись железные аргументы, ибо профессия морского офицера (причем выбирался не военный, а торговый флот) включала в себя много новизны, романтики. Но и «лесоводы» не дремали, свои доводы закрепляли примерами, весомыми словами. Их оказалось подавляющее большинство, но они не умели еще вполне правильно осветить практическую сторону вопроса, дабы толково объяснить: чем же все-таки лучше лесная работа? Многие из них вышли из крестьян. Лишь Вася Герасимов представлял семейство лесника, но и он в виду своей молодости и неопытности не в состоянии был определить четкие границы между полуграмотным лесником и квалифицированным лесничим. Споры прерывались, как только Дима в руки брал баян и, забористо растягивая меха, чистым и сильным голосом запевал:
Забывались споры, трения, и ребята, сами того не замечая, уходили вдруг в область романтики, необыкновенных приключений, вдыхали свежий морской воздух, их обдувал «норд-ост». Затягивал песню даже законченный молчун Боря Железнов, земляк Васи. При сем лицо его светлело и вовсе не походило на «лицо отпетого бандита». Было очевидно, что Дима обладает даром сколотить коллектив… Но «лесоводы» против перехода капризной инициативы к «морякам». Они энергично пытаются придумать нечто необыкновенное, сногсшибательное, дабы противопоставить им свое, кровное. В этой связи они переходят на известные студенческие мотивы:
Уже по всему коридору распространяется горластая песня малышей-первокурсников, вызывая у «зрелых» студентов улыбку, — шутка ли: они ведь передавали им по эстафете все передовое, стоящее, созданное не одним поколением студентов…
А песня все зовет и зовет, рассказывая о несчастной доле студента, перед которым поставлена конкретная задача: «Профессор недоволен» а стало быть, «изволь теорему ему доказать, иль будешь с «лесхоза» уволен…»
Соперничество продолжается. «Моряки» в этой песне выдерживают подлинные слова, а «лесники» — свое. Но концовку завершают вместе, и тем самым объявляется мир на весьма непродолжительное время:
В холодный декабрьский день Дима вместе с Колесником да еще с одним парнем с курса, Борей Потаповым, направился в деканат забирать документы. Все трое твердо решили бросить «лесхоз» и податься в «моряки».
Петровский, увидев студентов (их фамилии, конечно, он не помнил), мирно поинтересовался:
— Вы ко мне? Вы, очевидно, с первого курса? Хорошо, хорошо, слушаю вас… Только не стесняйтесь…
Вперед вышел Дима. Он хотел разом выпалить заранее приготовленную фразу, да от волнения подзабыл ее. Его вдруг настигла отвратительная мысль: а ведь декан их может и не отпустить… придерживая рукава коричневого пиджака, решился:
— Мы, Эдуард Иванович, решили уйти из института… Хотим в другое место поступать. Сей вопрос мы долго обсуждали, и поверьте, наш вывод твердый…
— Интересно, где и с кем вы обсуждали этот вопрос? — жидкие брови декана удивленно взметнулись ввысь. Он порылся в памяти, но подобного случая не припомнил. Может, без него обошлись? В последнее время этот прыткий Николай Петрович, на правах его заместителя, постоянно крутится в деканате. Может, он что натворил? И декан деликатно прибавил: — Что-то я не помню… Может, подскажете?
— Да мы сей щекотливый вопрос обсуждали не с вами, и не в деканате, а с ребятами со своего курса, — поспешил пояснить Дима. — Мы долго искали ответ на вопрос, правильно ли мы поступили, выбрав лесохозяйственный факультет? И, поразмыслив, пришли к выводу, что наши действия в корне неверны. Хотим исправить ошибку…
Петровский наконец постиг, что привело этих молодых ребят к нему. Вначале он даже удивился, что парни изъявили добровольное желание отказаться от института. Подобное еще не встречалось в его жизни… Затем удивление сменилось гневом. Его холеное лицо даже передернулось от сумасбродного, как ему показалось, поступка студентов. Не желают ли эти сопляки опозорить его? Надобно непременно положить конец сей неслыханной дерзости! Учеба еще только разворачивается в полную силу, но студенты его факультета уже ведут себя вольно, дерзко, будто до заветного диплома уже рукой подать… И что самое обидное, первокурсники, вчерашние школьники, которые лишь давеча вырвались из-под родительского крыла. Петровского прожгла крайняя обида. В нем поднялось желание накричать на ребят, послать из подальше, туда, куда Макар телят не гонял, но он все же взял себя в руки, выказывая удивительное спокойствие. Более того, он заставил себя улыбнуться и мирно взглянуть на стоящего перед ним студента:
— Как ваша фамилия?
— Игнатьев… Дмитрий Игнатьев, студент пятнадцатой группы первого курса…
— А фамилии тех?
— Петр Колесник и Борис Потапов. Все мы из одной группы.
— Понятно, — словно себе буркнул Петровский, записывая фамилии студентов на лежащем перед ним календаре. Затем, несколько подумав, поднял голову, ребят обдал ласковым взглядом и удивительно ловко прибавил — Что же это? Выходит, пятнадцатая группа решила объявить забастовку нам, преподавателям? Кто у вас староста группы? Вероника Малаховская?
— Она! — Дима кивнул головой.
Петя и Борис устроились возле своего вожака и выступали лишь в качестве свидетелей в сей ожесточенной битве между «главным моряком» и деканом.
Петя уже жалел, что связался с Димой. Его же в Оренбургских степях ждут не дождутся родители. Не они ли наказали ему с добром окончить институт да воротиться домой в качестве лесничего? Старый друг семьи, казах Амир, давно его зовет кунаком. Говорит, большим начальником будешь… А здесь, выходит, то большое дело поставлено под катастрофу… Все же слабый у него характер. Недолго думая согласился с Димой. Конечно, романтика далеких путешествий — это хорошо. Но разве хуже облагораживать Оренбургские степи? Высадить здесь побольше лесов? Представляет же он, как там потребны те леса… Нет, не похвалил бы его кунак Амир. Покачал бы головой, сказав: «Плохо делаешь, юлдаш. Совсем плохо…» Но Пете не хочется перед ребятами выглядеть трусом. И он решил стоять до конца.
