ужаснулся: хоккейные баталии гремели целых пять минут! Он юрко встал, бумаги швырнул на зеркально отполированный стол и бросился в зал. А свет в комнате он так и не потушил вследствие своей торопливости.
В деканате Петровский, против обыкновения, появился рано. Вошел к себе и, не теряя ни минуты, приступил к делу. После вчерашнего хоккея он все же разработал план воспитательной работы на факультете, при сем совершенно новой конструкции, с доселе невиданным размахом. Сейчас предстояло его уточнить, откорректировать, а самое главное, реализовать в жизнь. Сказывалось скверное настроение: «Автомобилист» проиграл «Спартаку», пропустив «школярные», до боли обидные голы. С чего начинать? Видно, с общего собрания первокурсников и с публичного разъяснения ошибочности, даже вредности поступка Игнатьева и его единоверцев. Но что мы получаем взамен? Верно, прошли подобные дебаты средь студентов курса… Стало быть, мероприятие явно неэффективное, выйдет голым, ненужным. Заводила всего этого — Игнатьев. Может, с него и начать? Скажем, вызвать его родителей. Пусть содействуют деканату вразумлять оступившихся студентов… Петровский привычно нажал на кнопку, но никто не откликнулся на его вызов — секретарша еще отсутствовала на работе. Петровский вышел из кабинета, подыскал личные дела провинившихся студентов. Порывшись в них, он установил домашние адреса, вполне с определенной целью выписал координаты Димы и набросал текст телеграммы к его родителям. Она вышла короткой, как молния, ибо декан не любил «лить воду». Его научные труды тем и отличались от остальных, что кратко и точно, без лишних слов освещали основные результаты научных исследований. Даже диссертация его на соискание ученой степени кандидата сельскохозяйственных наук содержала в себе чуть более ста страниц против двухсот у большинства диссертантов. А телеграмма гласила: «Вас вызывает деканат. Будет разговор насчет вашего сына».
Положил он ее на видном месте, дабы не забыли отправить, и в последующем приступил к совершенствованию первоначальных мыслей. Все же собрание придется провести, но не среди студентов, а с преподавателями. Старосты групп должны присутствовать обязательно…
Вошла секретарша. Декана обдало запахом французских духов.
— Что-нибудь есть печатать? — спросила Галина Николаевна, вскидывая длинные, роскошные ресницы.
— Кое-что есть… Кстати, вы первокурсников знаете?
— Только некоторых… Не успела еще познакомиться со всеми, — виновато улыбнулась девушка.
— Понятно… Вот здесь оставлю вам текст телеграммы. Ее надо отправить сегодня. Есть на первом курсе Дмитрий Игнатьев. Он из пятнадцатой группы. Несколько ведет себя неправильно, заодно с толку сбивает и товарищей… Не забудь, пожалуйста… Это надо отпечатать в трех экземплярах… Нет, лучше в четырех, — буднично проговорил Петровский и задумался: не упустил ли что-либо важное?
День обещал быть «горячим»: предстоял визит к ректору, должен он был заглянуть и в партком института, к тому же планировалась лекция на четвертом курсе. Здесь еще поджимало собрание с преподавателями да со старостами групп по проблемам укрепления воспитательной работы, которое он наметил на сегодня…
— Да, пригласите еще преподавателей и старост групп факультета. Лучше к четырем часам, в сто пятнадцатую аудиторию, — прибавил Петровский и ушел в дела.
После собрания декан задержал Трусевича, старосту четырнадцатой группы:
— А вы, молодой человек, что-то в группе стали допускать опоздания и пропуски… Это что, новая мода молодых?
Валера с высоты своего дюжего роста виновато посмотрел на грозного декана, съежился.
— Я стараюсь, Эдуард Иванович… Делаю все возможное, что от меня зависит…
— Больше надо стараться, товарищ Трусевич, больше! Забывать стали про свою должность. Запомните: недаром за нее дают дополнительные баллы при распределении… В общем, действуйте так, как подобает студенту вашего ранга, поняли?
Валера сник. В душной аудитории факультета легковейно зашелестели близкие признаки недовольства декана, а в душе старосты враз проснулась жалость к собственной судьбе: «И чего это я влез в старосты? С дурости, от нехватки ума — вот почему влез в это дело… Жил бы, как остальные студенты, и не знал бы горя!»
— Хорошо, Эдуард Иванович! — с хрипотцой сказал Валера и зашагал на первый этаж, в гардеробную факультета.
В гардеробной Валера нехотя взял пальто, сумку и в глубоких размышлениях двинулся к автобусной остановке. Да, делом нужно заняться всерьез, коль тебе судьба подсунула щекотливую нагрузку. И чего он сразу не отказался от сей общественной нагрузки? Подумаешь, там баллы… Эти мизерные проценты все равно не сделали б при распределении ощутимой погоды…
На заиндевелых верхушках деревьев трещал крепкий мороз, и беспредельность темноватого неба как бы резче подчеркивала суровость нынешней зимы.
Недалеко от второго корпуса общежития староста заприметил маленькую фигуру Коли Спиридонова, с завидной сноровкой движущегося по скверику института.
— Куда путь держим? — Валера легко приблизился к однокурснику и встал рядом.
— В кино.
— А что за кино?
— Говорят, вроде бы ничего.
— Про что, не знаешь?
— Не! — Коля мотнул головой.
— Послушай, — сказал Валера, миролюбиво поглядывая на мальца, — я все собираюсь спросить: в какой комнате ты живешь?
— А зачем это тебе? — насторожился студент.
— Да просто так спросил… Может, когда и зайду… Сам студент, но настоящей студенческой жизни еще и не видел…
— Ну что ж, заходи — гостем будешь! — не то с издевкой, не то с юмором произнес Коля и прибавил — В комнате семнадцатой… Это — второй этаж. Захочешь — найдешь!
«И с чего это ты вздумал попасть к нам на прием? Что-то здесь нечисто… — мелькнуло в голове Коли, и будто из далекого тумана вышла поздноватая мысль. — А может, он получил на то задание свыше?» Ведь староста доселе ни разу не заглядывал к ребятам, и, собственно, знать не знает, чем они дышат, ибо живет в городе, под ласковым крылом родителей. А сейчас, видишь ли, задумал некий визит… Зачем?
В Колиной комнате Валера заявился через день — высокий, стройный и в щегольской одежде. Щеки старосты покраснели от крепкого мороза, но в них все равно резво играла молодость, излучая причудливые огни. Он снял заячью шапку, незаменимую спортивную сумку кинул на табуретку и, потирая нос, весело сказал Коле:
— Ну и чертов мороз… Нос щиплет! Как ты тут? Занимаешься потихоньку? Молодец? Кстати, нажми на черчение… Давеча она сердитая была на тебя…
«Она»— в данном случае преподаватель по черчению, молоденькая девушка, без году неделя как окончившая вуз и по мудрому желанию папаши попавшая в «лестех» в качестве ассистентки на кафедру начертательной геометрии. Молодица с первого взгляда невзлюбила Колю и ревностно выискивала случай отомстить ему, как казалось ей, за недружелюбное, злобное отношение к ее персоне.
— За что она сердится на меня? — Коля бросил читать конспект по высшей математике и метнул взгляд на старосту. В душе вздыбился задервенелый протест: «И чего он зашел? Видно, горит, коль приспичило прибыть в общежитие в столь неурочный час…»
Время и в действительности было позднее. Парни из комнаты давнехонько побежали в красный уголок за сенсационным детективом. От дел бы удрал и Коля, ежели бы не математика — ему надлежало срочно ликвидировать «хвост», что прицепился к нему как банный лист…
— Как за что? Разве ты не знаешь, что с ней живешь как кошка с собакой? Вообще-то это мелочь!
