нечто очень значительное, либо проявив такие черты характера, которые заставят нас поверить, что он может это сделать и сделает, если захочет. Именно таким образом, как в последнем случае, когда мы исходим из Умозаключений, люди чаще всего и воздействуют на нас в повседневной социальной практике. Во многих случаях мы затруднились бы ответить, почему, собственно, мы считаем данного человека решительным, бесстрашным, великодушным, исполненным внутренней силы или же наоборот. Конечно, репутация и прошлые заслуги значат очень много, но мы довольно легко судим о человеке и без них, и если, как Орландо из мюзикла «Как вам угодно», он «выглядит преуспевающе», мы верим ему. Воображение — своего рода банковская расчетная палата, в которой могучие силы оперируют привычными символами без особых проблем.
Человек действия, который, подобно Наполеону, способен властвовать над умами людей в переломные годы, должен обладать основными чертами лидера в сочетании с особой быстротой принятия и исполнения решений. Сила его личности должна выражаться в непреклонной решительности и самоуверенности, а острота его симпатических способностей дает ему возможность быстро уловить душевное состояние тех, с кем он имеет дело, и тем самым утвердить над ними свое влияние. Среди неуверенности и замешательства, которые большинство из нас испытывают перед лицом неизвестности, подобный человек предлагает четкий план действий. Глядя на него, мы ясно чувствуем, что он не оставит нас на произвол судьбы, но укажет нам путь, обратит сомнение в действие и найдет применение нашей энергии. Его агрессивная самонадеянность передается нам и воспринимается как несомненное свидетельство его лидерства. И если он, вдобавок, действует настолько тактично, что не вызывает резких возражений, дает нам понять, что он такой же, как все мы, что все принимаемые им меры — в наших же интересах, что мы за ним как за каменной стеной, — он едва ли будет отвергнут.
В близких отношениях между людьми прирожденный лидер всегда владеет ситуацией. Он привлекает и подчиняет себе людей, тем самым получая возможность указывать им, что делать дальше. В интеллектуальном плане его решения выглядят так, будто учитывают все самое ценное из того, что предлагают другие, и обеспечивают неизбежный результат; они своевременны, точны и, значит, предпочтительны. В эмоциональном плане его убеждения тверже всех и вбирают в себя все прочие. Однако, оказывая давление на людей, он в то же время учитывает и их место в расстановке сил, а потому старается приноровиться к ним, чтобы избежать какой-либо оппозиции; возможно, он прибегнет и к жестким мерам, запугивая и унижая слабые души, — есть множество путей утвердить свое превосходство, и так или иначе подлинный лидер всегда добивается этого.
В качестве примера почти непререкаемого авторитета в личных отношениях можно взять Бисмарка. Он был в отличие от многих обладавших равной с ним властью очень грузным и высоким; но значительно большими, чем его вес и рост, были его интеллект и моральные качества, которые делали его подлинным хозяином положения на встрече главных дипломатов Европы. «Ничто не может объяснить, — говорил М. де Бловитц, — того влияния, которое оказывал канцлер Германии на видных дипломатов, присутствовавших на Венском конгрессе. Один князь Горчаков, заслонённый величием своего конкурента, пробовал бороться против него»[132]. Его «огромная и презрительная гордость», абсолютная и высокомерная уверенность в своем превосходстве, которая чувствовалась в каждой его позе, тоне и жесте, сопровождалась — что присуще лишь совершенно уверенному в себе человеку — открытостью, добродушием и сердечным отношением к окружающим, которые, казалось, были с ним заодно, соучастниками в его господстве. Помимо проницательного ума, яркое впечатление оставляли его уникальный и поразительный дар самовыражения, неизменная и безупречная ясность целей. Он располагал к себе тех, кого считал нужным расположить, и запугивал, игнорировал или высмеивал остальных. Не было ничего, что мог бы сделать или сказать соперник, чего Бисмарк, если бы захотел, не мог бы пресечь или опровергнуть.
Генерал Грант был человеком, чей внешний облик не шел ни в какое сравнение с блеском графа Бисмарка, он даже казался непроницательным людям ничтожеством. Рассказывают, что, когда он в первый раз явился принять командование полком вскоре после начала гражданской войны, офицер, которого он должен был сменить, не обратил на него никакого внимания и не мог поверить, что перед ним Грант, покуда тот не предъявил свои документы. Один мой старый знакомый как-то сказал о нем: «У него не было хватки делового человека. Он всегда был джентльменом, и все любили его, ибо он был очень вежлив и тактичен; но мы не знали, был ли он на что-нибудь способен»[133]. И все же он имел огромное влияние на более тонких по своему складу людей, и никому из командующих подчиненные не повиновались столь же охотно и не испытывали большего доверия. Он по-своему, но в полной мере проявил необходимые лидеру решительность, самоуверенность и такт. Он никогда не казался сомневающимся, взволнованным или растерянным; и хотя он часто обговаривал свои планы с доверенными офицерами, но лишь однажды, насколько я знаю, созвал военный совет и потом отклонил его решение. Он был едва ли не единственным, кто поверил в план, по которому был взят Виксбург, и хорошо известно, что генерал Шерман, убежденный в том, что этот план обречен на неудачу, передал ему официальный протест, который Грант спокойно положил в карман и позже возвратил автору. «Он очень высоко ценил свое собственное тщательно продуманное мнение, — говорил генерал Шеффилд, — и в этом он был более чем нескромен. Эта абсолютная уверенность в собственном мнении в любом деле, за которое бы он ни брался, нравственное мужество брать на себя величайшую ответственность требовать полной власти и свободы действий по собственному усмотрению и без вмешательства кого бы то ни было помноженное на эго точную оценку своих сил, ясное осознание необходимости единоличной власти и ответственности при ведении военных действий и во всем, что касается жизнедеятельности войск в военное время, составляли основу этого поистине великого характера»[134]. Кроме того, он был человеком большого такта и глубокой проницательности. Он всегда чувствовал ситуацию, предугадывая характер и намерения своих противников и давал понять собственным офицерам, что помнит и ценит их заслуги.
Вопреки тому, что американцам приписывают некий дух хвастовства, полное отсутствие чего-либо показного, столь характерное для генерала Гранта, присуще и американской душе в целом и большинству наших наиболее влиятельных и уважаемых граждан. Без сомнения, типичный герой американской мечты — человек, способный на все, но считающий недостойным для себя это афишировать. Возможно, причиной тому наш уверенный в себе, демократичный образ жизни, который постоянно и многообразно сталкивает нас с реальностью и учит презирать видимость, а равно и искусство притворства, столь действенное в отношении менее искушенных людей. Правда о каждом из нас настолько доступна, что всякое лицемерие бросается в глаза и выглядит смешно и нелепо[135].
Феномен личного влияния лучше всего наблюдать на примерах публичного выступления. Когда на каком-нибудь собрании человек получает слово, все глаза устремляются на него, все присутствующие пытаются мысленно оценить его характер и масштаб личности. Если он производит впечатление правдивого и твердого в своих убеждениях человека, родственного нам по духу, мы чувствуем расположение к нему еще до того, как он начнет говорить, и уверены, что все, что он скажет, будет уместно и правильно. Мы все, вероятно, наблюдали, как из зала поднимается кто-то не знакомый нам, и мы уже по его осанке и выражению лица смутно угадываем в нем своего единомышленника. Другой, напротив, сразу произведет на нас впечатление человека заносчивого, неискреннего, неуравновешенного, холодного, ограниченного или каким-то иным образом чуждого нам и вряд ли способным сказать что-нибудь, с чем мы были бы согласны. Речь нашего первого оратора укрепляет нас во мнении, что он правильно чувствует ситуацию; с ним нам спокойно и удобно, потому что он кажется нам человеком нашего круга, сходных воззрений и вряд ли способного причинить нам зло; подобные легкость и спокойствие мы чувствуем в обществе старых друзей. Изощренное красноречие здесь не обязательно — ощущение личной близости создает не оно. Единственный способ для лидера иметь над нами влияние — это уважение к нашему характеру и настроению: он такой же, как мы, но при этом и нечто большее — он решителен там, где мы колеблемся, понимает то, что нам не ясно, излучает тепло, когда мы холодны. Его предложения основательны и позитивны, он вкладывает в них всю силу своих убеждений. Человек может быть обделен всем, кроме такта и уверенности, и все же быть при этом выдающимся оратором, но без уверенности и такта он ничего не достигнет. Говорите только то, что вы действительно знаете и во что действительно верите, за что готовы поручиться в каждом слове. По сравнению с этими чертами души и характера плавность речи, ее изящество, логичность и т. п., — всего лишь декоративный фасад ораторского
