– В такую-то Ночь – и так шутить! – Он покачал головой и снова заработал лопаткой. – Что встал – помогай!
– А… А что делать? – пробормотал Хакмар, растерянно следя, как под взмахами метелки сугроб под елкой будто складывался заново.
– Не знаешь, как следы заметать? – взмахами мехового веника проходясь по сугробу, вопросил старик. – На ОБЖ ходил – чему учился?
– Не лезть в забой, пока его не проверят на рудничный газ, – буркнул Хакмар. У него появились серьезные сомнения, что Акбузат и впрямь скинул его на голову самому Донгар Кайгалу.
Старик, похоже, не понял ни слова.
– Сам закончу, – неодобрительно пробормотал он. – Где малица твоя? – он завертел головой, явно что-то разыскивая.
– Где – что? – удивился Хакмар.
– Одежа где? – старик начал раздражаться. – Чего это на тебе напялено? – он брезгливо дернул корявыми пальцами за рукав Хакмаровой куртки.
Да в дедовом ауыле кожу для этой куртки год выделывали, а бляшки металлические и крепления отец лучшим мастерам заказывал! Парни аж выли, когда Хакмар ее впервые надел, – выделанную кожу не прожгла бы даже искра от горна, и в то же время куртка сидела настолько мягко, что в ней можно было фехтовать. А железные заклепки наручей запросто принимали на себя клинок противника.
– Ай-ой, некогда искать. На вот тебе… – Дед запустил руку в суму на плече и вытащил оттуда шкуру. В свежем морозном воздухе остро чувствовался исходящий от нее запашок.
Хакмар нерешительно взял протянутую шкуру и под требовательным взглядом дедка накинул на плечи. Вонь теперь била прямо в нос. И кажется… кажется… в завитках жесткой шерсти кишела весьма бурная жизнь.
– Так-то лучше, – наставительно сказал дед. – Копье твое где, лук где? Или ты на медведя с этой игрушкой ходишь? – старик кивком указал на меч.
– Не хожу я на медведя! – застонал Хакмар.
– А-а, – вроде как сочувственно протянул дед. – Не берут еще, однако. Нас вот со старухой тоже не взяли – ходим медленно, племя задержим, из-за нас все пропадут. Ну да мы-то старые, а ты-то молодой. Ну, побежали! – и старик понесся по снегу так, что только край его одежды мехом наружу мелькнул среди темных деревьев – и Хакмар снова остался один.
– Это он так медленно ходит? – пробормотал мальчишка, успевший сделать всего пару шагов по глубокому снегу.
Заскрипело, и среди заснеженных деревьев вновь появился темный силуэт.
– Однако, лыж-гольцов али снегоступов [10] у тебя тож нету? – вздохнул старческий голос.
На ногах у деда красовались какие-то округлые приспособления. Ага! Не иначе как эти самые снегоступы и помогают старику так легко носиться по снегу.
– Второй-то пары у меня нет, – дед достал из мешка пару шкурок и плетеные ремни. Вытащил из-за пояса нож…
Лезвие было из кремня!
– Ногу подними! – скомандовал старик, и вокруг бродней Хакмара наскоро захлестнулись обмотки мехом наружу. – Должно помочь, однако, – с некоторым сомнением в голосе пробормотал старик. – Долго на одном месте стоим – как бы не унюхали! Давай-ка, паря, – ходу-ходу!
Хакмар двинулся по снегу. Идти и впрямь стало легче.
– А куда мы, дедушка? – пропыхтел мальчишка.
– Сперва-то, конечно, ловушки проверим, – сообщил старик. – Охотиться никак нельзя – учуют. Под вон той сосной я ловушки поставил! – он указал куда-то между совершенно, на Хакмаров взгляд, одинаковыми стволами.
У елки действительно что-то шевелилось! Под натянутой на деревянную рамку сеткой, прижав уши, сидел пойманный заяц.
– Ну, чего снова замер? – ворчливо спросил старик. – Доставай зайца!
Доставать – а как? Ладно, в конце концов – кто тут мастер южных гор?! Неужели он не разберется в примитивном устройстве северян? Ага, веревка сюда, здесь подпорка, зверь толкает ее, сетка падает – не так уж и глупо, особенно для дикарей. А чтобы поднять, надо… подцепить вот здесь… Довольно улыбаясь, Хакмар потянул сетку кверху…
Заяц длинным скачком сиганул в приоткрывшуюся щель и, расчерчивая снег цепочкой следов, понесся прочь.
– Да ты с елки, что ли, грянулся, парень! – яростно прошипел старик.
– Вроде того, – растерянно глядя в опустевшую ловушку, пробормотал мальчишка. Он чувствовал, как уши у него становятся красные и горячие.
– Ла-адно… – недоуменно косясь на Хакмара, старик заново насторожил ловушку. – В чуме найдется что пожевать, а там, глядишь, нового зайчишку дух охоты пошлет. А мы ему от шкурки хвост отдадим, а от мяса пар подарим, – искушающим тоном, явно в расчете, что дух слышит, пообещал дед.
Старик снова заскользил между деревьями.
– Дедушка! – Хакмар заспешил, стараясь хоть как-то держаться вровень с шустрым стариканом. – Я… Спасибо за приглашение, конечно, для меня большая честь… – Он поймал брошенный искоса взгляд старика и поторопился упростить речь: – В смысле, я охотно погощу у вас в чуме… Только вы потом проводите меня куда-нибудь… Ну, где люди… – И где он сможет так или иначе выяснить местонахождение Великого Черного Шамана.
– Лю-юди? – протянул старик. – Людей тут, почитай, и не осталось!
– Как – не осталось? – холодея в предчувствии недоброго, пробормотал мальчишка.
– Да вот так, – старик приподнял мохнатую еловую лапу, позволяя Хакмару пролезть снизу.
Открывшаяся перед ними полянка некогда была уставлена остроконечными чумами. Но сейчас почти все – кроме одного-единственного, крайнего, – лежали перевернутыми и… растерзанными. Немаленькие сооружения из дерева и шкур казались берестяными игрушками, побывавшими в руках рассерженного ребенка, – изломанные и разодранные в клочья, они были раскиданы по всей вырубке. Толстые бревна перекручены, как мокрое белье. Утоптанный снег взрыт, словно сотня обезумевших рудокопов прошлась по нему с лопатами, а в самом центре красовался глубоко вдавленный отпечаток великанской ноги с громадными когтями. Ужаснувшись, Хакмар и не заметил, как дед затащил его в уцелевший чум и как бабка поставила перед ним миску с каким-то варевом.
– Говорят, из-за чэк-наев все, потопов огненных, – шепотом проговорил старик, на всякий случай оглядываясь, будто в разоренном стойбище было кому его подслушать. – Будто Огонь – не Голубой, как положено, а Рыжий, подземный, прет. От него и беды. Мэнквы – завсегда были, – вылизывая плошку жира, прочавкал старик. – То охотников подкараулят, то наоборот – мужики на охоту, а мэнкв али мэнквиха в одинокий чум залезет и ну баб с ребятишками выедать. Но то один, ну – два приходило. Охотники справлялись. Главное, в сердце им попасть, потому как ежели голову снесешь – другая вырастет. К большим стойбищам не лезли, однако. А тут из леса четырехголовый вышел и прямо к крайнему чуму. Бабу выволок да половину от нее откусил…
– Ты кушай, мальчик, кушай! Слушай и кушай, – ласково пропела старуха, подсовывая плошку с жиром поближе к Хакмару.
Мальчишка судорожно сглотнул:
– Я… попозже немножко. А что дальше-то было, дедушка?
– Мужики за копья! К лесу отогнали, дрались долго, да наконец ор наш, староста, значит, – хороший охотник был! – ему копье в сердце засадил. Мы обратно, а там… Народ наш меж чумов мечется, а еще двое мэнквов – за ними. Хватают – да жрут, хватают – да жрут!
– Внучка нашего… маленького… – дрожащим голосом сказала бабка и, сдернув с седых кос треугольный платок, тихо завыла без слез.
– А из леса еще троица людоедов лезет, – тихо продолжил старик. – Ор мне и говорит: «Уводи, дед, баб и ребятишек, кого сможешь, а мы вас догоним!» Я и повел – кого смог! А охотники остались – с
