Твари забеспокоились – добыча пыталась уйти из-под их носов. Мэнквы недовольно заворчали и перешли на бег. Трудно не трусить, когда на тебя будто ожившее дерево несется. Но надо. Старый воевода пошире расставил ноги, упираясь в дрожащее полотно таежного тракта.
– А, Эрлик с вами, чуды тупые! – непонятно выругался голос, и вдоль обочины зашелестело – словно кто-то ломился сквозь подлесок, убираясь прочь.
Но задумываться у старого воеводы времени не было – мэнкв рядом! Когтистая лапища протянулась прямо к нему. Старик извернулся – раненый бок полыхнул дикой болью – и изо всех сил рубанул по лапе. Из рассеченной шкуры брызнула кровь. Воевода метнулся прямо между ног мэнква, похожих на столбы у шаманского чума. Если подрубить твари сухожилия, глядишь, и упадет – и тогда кто-нибудь достанет его в сердце копьем. Отличный план, если бы только нападавший не был так стар! Измученное тело почти не повиновалось. Мэнкв всего лишь шагнул в сторону и тут же размахнулся гигантской ножищей, намереваясь пнуть наглого человечишку. Воевода прыгнул в сторону… Нога мэнква с силой врезалась в оказавшегося за спиной у воеводы воина. Того подбросило в воздух. Распластавшись лягушкой, он ударился оземь и замер. Воевода взвыл и с мечом наперевес ринулся на мэнква. Проткнуть, проколоть! Громадная лапища людоеда понеслась ему навстречу, норовя схватить… Меч воткнулся в волосатую ладонь – оставил неглубокую ранку. Обиженно ревя, мэнкв замахал лапой. Воевода торопливо убрался подальше от топочущих по снегу гигантских лап и ощутил настоящее отчаяние. Он ковыряет в чудище мелкие дырочки, а толку-то!
Рядом послышался захлебывающийся крик и тут же оборвался. Воевода не оглянулся – и так ясно, что дела со вторым мэнквом идут еще хуже. Бойцов, преграждающих путь к бесценному обозу, оставалось все меньше.
Но тут вопли донеслись со стороны уходящего обоза. Воевода все-таки коротко глянул – и его бросило в жар. Все бессмысленно – они пропали.
Нещадно подгоняющий оленей на передовых санях молодой воин приподнялся на передке – деревья впереди шевелились. Гигантские лапы раздвинули жалобно заскрипевшие сосны у обочины, и на дорогу, утробно ухая от восторга, выбрались еще двое мэнквов. Спасенная в пауыле девочка страшно закричала. Мэнкв вырвал из упряжки жалобно трубящего оленя и тут же принялся его жрать. Его двухголовый приятель протянул ручищу прямо к молодому воину. Тот швырнул приготовленное копье – наконечник ткнулся мэнкву в плечо, прочертив неглубокую царапину. Копье упало в снег. Разъяренный мэнкв заорал на две глотки, и гигантская ладонь сомкнулась поперек туловища молодого воина. Воин захрипел. Его понесло наверх – навстречу четырем рядам оскаленных зубов, готовых разорвать его на части. В каком-то оцепенении – словно и не с ним все происходит – он успел подметить, что людоеда кто-то недавно здорово потрепал. По всему гигантскому телу разбросаны глубокие резаные и колотые раны, а в шерсти красовались выгоревшие проплешины. На воина дохнуло смрадом из двух пастей…
Рядом коротко взвизгнул рассеченный воздух – и мимо мэнквова бока что-то пронеслось. Мэнкв яростно, ненавидяще взревел и завертелся на месте, размахивая пойманным человечком, как ребенок погремушкой. Мир закружился вокруг полуживого воина, сливаясь в сплошную вертящуюся полосу… Вдруг мэнкв остановился и, выкатив похожие на тарелки буркала, принялся пялиться в чащу.
Из сплетения ветвей послышался торжествующий вопль… а потом оттуда вылетел… заточенный кол. Людоед дернулся, медленно опустил голову – одну, потом так же медленно опустил вторую. Из левой половины мэнквовой груди торчал кол. Людоед захрипел… Воин почувствовал, как сжимающая его смертельная хватка медленно слабеет. Людоед начал заваливаться назад.
– А-а-а! – воин вместе с людоедом улетел наземь. И свалился прямо на одну из великанских физиономий. Оттолкнувшись, сиганул прочь.
Тварь не шелохнулась. Распростертый на земле враг был мертв!
Второе чудовище недоуменно заревело – его поднятая для удара лапа замерла над головой. В этот раз воин успел услышать громкий тенькающий звук – будто спустили тетиву, – и тут же новый кол высвистнул из ветвей у обочины. Один вонзился людоеду в бедро, зато второй вошел точно под задранную лапу, пробивая сердце насквозь. С грохотом подрубленной сосны великан грянулся оземь.
– Пусть те чуды тупые бегут сюда! – раздался истошный крик.
Завороженно глядящий на два гигантских мертвых тела, воин не понимал – кто кричит, откуда кричит, кто такие чуды и куда надо бежать. Но позади уже слышался дробный топот. Он вскинул голову… Дядька и с ним еще трое уцелевших воинов неслись к обозу. А за ними с грохотом мчались не собиравшиеся упускать добычу мэнквы. У обочины послышался натужный скрип – будто там ворочали что- то тяжелое. Воевода и его воины поравнялись с обозом…
Над их головами из чащи полетели колья, связанные по несколько штук. Прямо на лету связка распалась – и заряд ударил бегущему мэнкву в шею, в живот, два сразу разворотили мохнатую грудь! Утыканный кольями мэнкв медленно осел на землю, содрогнулся, молотя во все стороны лапами, и затих. Еще один кол просвистел у него над макушкой и с хрустом вонзился второму мэнкву в ножищу. Хромая, тварь сделала еще шаг…
Чаща молчала. Кольев больше не было.
Мэнкв яростно заорал и схватился за кол. С жутким чмоканьем заостренное дерево выходило из ножищи…
– Добивай его! Добивай! – заорал воевода неизвестному спасителю, что скрывался в чаще.
– Эрлик! Я не могу! У меня колья кончились! – откликнулся из чащи плачущий мальчишеский голос.
Словно поняв его слова, уцелевший мэнкв торжествующе взревел и выдернул вымазанный черной кровью кол. Ринулся к саням, на которых сидела малышня. Пища, как стайка испуганных мышат, дети порскнули прочь. Только девочка все так же неподвижно и безучастно сидела на тюках. Мэнкв взмахнул колом, как дубиной.
– Беги! – закричал девчонке воин. – Беги!
– Эрлик! – донесся бешеный вопль из-за деревьев. – Беги, чуда!
Девочка не шевелилась.
– Эрлик! – Гневный крик из чащи вдруг сменился воплем нечеловеческой боли. Будто того, кто там сидел, сжигали заживо! И словно в подтверждение этого за деревьями полыхнуло… алым!
– Чэк-най! – одними губами шепнул молодой воин.
Дубина мэнква неуклонно пошла вниз…
Из-за деревьев у обочины несся крик, а еще скрежет и звучное «дзонг» спущенной тетивы.
Оставляя за собой завихрения черного дыма, из деревьев вылетел… меч! Весь, будто его лентами обкрутили, обвитый языками Рыжего пламени. Обдавая жаром и удушливым дымом, пронесся над головами воинов и пронзил мэнква насквозь. Мэнкв издал вопль, который никто и никогда не слышал из пастей многоголовых великанов, – вопль беспредельного ужаса. Рыжее пламя, словно хищник, спрыгнуло с пылающего клинка, мгновенно охватило тварь, взвилось… и тут же погасло, оставляя лишь высокую кучу пепла и несколько гигантских обугленных костей. Из кучи торчала рукоять меча.
Тишина, обрушившаяся на дорогу после грохота схватки, сама была похожа на удар дубины. Никого. Ничего. Ни рева чудовищ, ни человеческих криков. И нарастающего рокота чэк-ная тоже не слышно. Деревья у обочины стояли темные и спокойные. Будто не оттуда только что летели смертоносные колья и не там бушевал Рыжий огонь. Только остро тянуло запахом гари.
Под санями тихо-тихо, жалобно заплакал ребенок.
Старый воевода вздрогнул, наклонился, сгреб с дороги горсть плотного снега и прижал к пылающему лицу.
– Ох, Торум! – прохрипел он. – Ничего себе!
Постепенно дыхание его восстановилось – он подозрительно уставился в неподвижные деревья у обочины и негромко позвал:
– Эй-эй! Там, за деревьями! Покажись!
Нет ответа. Даже ветки не шевелятся.
– Покажись, не обидим! – уже громче позвал воевода. – Поблагодарить хотим, в ноги поклониться, однако. – С заманчивыми обещаниями как-то плохо вязался его занесенный на отлете, готовый в любой миг ударить меч.
Нет ответа. Воевода покачал головой, сунул меч в ножны и поковылял к куче мэнквова пепла. На ходу
