Русская история. 800 редчайших иллюстраций

вообще не удавалась их исследователям, как не удавалась она и их творцам, московским государям.

Для нас важнее видеть, по каким отраслям управления размножались приказы более усиленно и по каким менее. Сравнительное внимание правительства в этом отношении — показатель и уровня политического сознания, и наиболее настоятельных государственных потребностей. Мы распространим свой расчет и на приказы XVII в.: характер государственного строительства и при новой династии изменился очень мало; да и многие приказы, впервые появляющиеся в документах XVII в., наверное или вероятно существовали раньше. Насчитываем до 15 приказов по военному управлению, не менее 10 по государственному хозяйству и до 13 по дворцовому ведомству. При виде такой организации становится ясным направление московской правительственной деятельности. Видим, что особенные усилия были обращены на устройство отраслей управления, составляющих безраздельную область государства, а также на расширение удельной кремлевской обстановки, какою окружен был московский государь со своим необъятным дворцовым хозяйством. Между тем в обширной сфере внутреннего благоустройства и благочиния, непосредственно соприкасающейся с народными нуждами и интересами, находим всего 12 приказов, да и из тех одни, как Аптекарский и Книгопечатный, были незначительные конторы с очень ограниченным кругом действия, другие служили только потребностям столицы или администрации: таковы были два Земских двора, полицейские управления города Москвы и известный с начала XVI в. Ямской приказ, министерство почт, назначенный преимущественно для рассылки приказных бумаг и для развозки чиновников по казенной надобности. Попечение об общем благосостоянии, пути сообщения, народное здравие и продовольствие, общественное призрение, содействие промышленности и торговле, наконец, народное просвещение — все эти элементарные условия общественного благосостояния не находили себе прямых органов в строе приказного управления, а со стороны Церкви, точнее, церковных властей, насколько касалось их общее благосостояние, государство не встречало не только поощрения, но даже и поддержки в делах этого рода. Мы уже видели, как холодно отнесся Стоглавый собор к возбужденному царем вопросу об общественном призрении. Приказ Строения богаделен возник только во второй половине XVII в., и то по почину и на средства царя, а исполнение приговора того же Стоглавого собора об учреждении городских церковных училищ, кажется, всего меньше заботило отцов собора, постановивших учредить эти училища и обладавших слишком достаточными для того материальными средствами. Правительство государственное и церковное всего требовало от народа и ничего или почти ничего не давало ему. Может быть, ожидать от того и другого чего-либо большего в XVI в. значило бы предварять время; но установить отсутствие того, чего желательно было бы ожидать от них, бесспорно, значит определить их политический возраст, как и меру их внутренней нравственно-общественной силы.

И. Билибин. Боярин

Боярская дума. Деятельность приказов объединялась высшим правительственным учреждением, руководившим отдельными ведомствами, государевой боярской думой. В удельное время, как мы видели, эта дума составлялась из тех или других, вообще немногих бояр, призываемых князем особо по каждому важному делу. Теперь эта дума из тесного и изменчивого по составу совета с колеблющимся ведомством превратилась в постоянное сложное учреждение с более устойчивым составом и определенным кругом дел. Высшие сановники и знатнейшие слуги, заседавшие в удельной думе, все носили звание бояр. Когда в Московском государстве боярство распалось на несколько слоев, неодинаковых по своему происхождению и политическому значению, тогда и в личном составе думы произошло разделение на иерархические чины, соответствовавшие генеалогической знатности думных советников. Представители знатнейших боярских фамилий садились в думу с прежним званием бояр; люди второстепенной знати, состоявшей преимущественно из потомков старинного нетитулованного московского боярства, вводились в совет в звании окольничих, иногда дослуживаясь и до боярского чина; наконец, при великом князе Василии Ивановиче, а может быть, и раньше, в составе думы появляется еще новый чин, получивший название «детей боярских, что в думе живут», потом называвшийся короче думными дворянами; обыкновенно это были дельцы, дослуживавшиеся до места в думе, из захудалых боярских фамилий или из дворянской массы, не принадлежавшей к боярству. Значит, думные чины представляли собой различные генеалогические слои служилого класса, сложившегося в XV–XVI вв.

В думе присутствовали еще думные дьяки, статс-секретари и докладчики думы. При такой новой организации боярская дума состояла уже не из 3–4 бояр введенных, как в удельное время, а из нескольких десятков членов, носивших разные звания. Все они назначались в думу государем. Можно различить два элемента в ее составе, аристократический и бюрократический. В звания бояр и окольничих назначались обыкновенно старшие представители важнейших боярских фамилий; как скоро они достигали известного возраста, им «сказывали думу», вводили в совет, соображаясь с местническими обычаями и отношениями. Напротив, думные дворяне и думные дьяки, большею частью люди незнатные, получали назначения по усмотрению государя за личные качества или государственные заслуги. Этот второй элемент пока мало заметен и мало влиятелен; во весь XVI в. дума сохраняла строго боярский, аристократический состав. Но правительственное значение думных людей не ограничивалось их сиденьем в думе. Все служилые люди, носившие звания бояр, окольничих и думных дворян, в силу своих званий были членами государственного совета и назывались думными людьми; но те же думные люди управляли московскими приказами, командовали полками в походах и правили областями в качестве наместников и воевод. Полковой воевода или уездный наместник, конечно, не могли постоянно заседать в московской думе; поэтому на ежедневные ее заседания являлись большей частью только начальники московских приказов, судьи, как они назывались, которых должность привязывала к столице. Сами думные дьяки не были исключительно секретарями и докладчиками думы: каждый из них управлял известным приказом. То были обыкновенно главные дьяки или начальники важнейших приказов, Посольского, Разрядного, Поместного и иногда либо Новгородского разряда, либо Казанского дворца, так что думных дьяков обыкновенно бывало трое или четверо.

Дела посольские, разрядные и поместные непосредственно вела сама дума; потому приказы, в которых сосредоточивались эти дела, были как бы отделениями думской канцелярии; потому же во главе их и стояли дьяки, а не бояре или окольничие. Главное место между этими приказами принадлежало Большому Московскому разряду: заведуя служебными назначениями служилых людей, он сообщал другим приказам касавшиеся их распоряжения государя и его совета, как и вносил в думу дела, восходившие к государю помимо приказов, так что думный разрядный дьяк имел значение государственного секретаря. Постоянное присутствие в думе начальников важнейших приказов сообщало ей вид совета министров. Дума ведала очень обширный круг дел судебных и административных; но, собственно, это было законодательное учреждение. Каждый новый закон исходил из думы с обычною пометой: «государь указал и бояре приговорили». Законодательное значение думы теперь уже не держалось только на давнем обычае, а прямо утверждено было в Судебнике 1550 г., одна статья которого гласит: «А которые будут дела новые, а в сем Судебнике не написаны, и как те дела с государева докладу и со всех бояр приговору вершатся, и те дела в сем Судебнике приписывати». Все дополнительные к Судебнику указы и были приговорами думы. Далее, дума руководила действиями приказов и имела контроль над областным управлением. Она же решала множество судебных дел, как высшая или единственная инстанция. Члены думы собирались на заседании во дворце, в Кремле или где находился государь, обыкновенно рано по утрам, летом при восходе солнца, зимой еще до рассвета; заседания длились часов по пяти-шести, между заутреней и обедней, и нередко возобновлялись вечером, когда думные люди, соснув после обеда, с первым ударом колокола к вечерне опять съезжались во дворец. На заседании советники рассаживались по чинам, окольничие ниже бояр и т. д., а люди одного чина по породе, в местническом порядке; дьяки присутствовали стоя; иногда царь сажал и их. Заседание думы обозначалось выражениями «сидеть за делы» или, если на заседании присутствовал сам царь: «слушать дел с бояры». Ходить с докладами в думу значило «всходить с делами в верх перед бояр». Приемные и жилые покои дворца вообще назывались верхом.

Дума сама очень редко возбуждала вопросы, подлежавшие ее обсуждению. Законодательный почин обыкновенно шел снизу или сверху, а не из среды самого совета. Текущие дела вносились в думу