из машины, глядя на него так, как будто сомневалась, в здравом ли он уме.
— Я в порядке, — заявил он ей, поднимая руки и демонстрируя ей свои ладони. — Я в полном порядке.
Она отперла входную дверь и провела его в свой кабинет, положила сумочку в ящик стола и села. На ней было желтое платье, волосы убраны в высокую прическу. Минуту или две они разглядывали друг друга. Он видел, что она читает в его лице что-то, не внушающее ей доверия.
— Ты пришел не по адресу, Торн. Теперь это дело полиции. Поговори с Шугарменом.
— Ее изнасиловали, Салли?
— Говорю тебе, это не в моей компетенции — отвечать на вопросы.
— Я видел ее брюки. Ее изнасиловали, ведь так, Салли?
Салли чуть помедлила, а потом утвердительно кивнула головой.
Они сидели друг напротив друга, и Торн чувствовал, как к его лицу приливает кровь. Он сердился на нее, потому что вокруг больше никого не было. Потому что она выбрала себе такую дерьмовую профессию. Потому что она была женщиной, а женщин насилуют.
Они сидели, глядя друг на друга. Торн вцепился в подлокотники кресла. Это чувство не пройдет, он знал это. Раньше он испытывал его к Далласу, а теперь к убийце Кейт. Он мог накричать на Салли, устроить погром в ее кабинете. Но это чувство осталось бы с ним, даже спустя многие годы. Оно бурлило бы под внешним спокойствием.
Вместе они обсудили кремацию. Салли отвезет тело в Майами, проведет там день и вечером привезет останки. Она назвала их «креманками». Торн снова пришел в ярость. Чуть не высказал ей, что он думает. Даже если она ни в чем не виновата, даже если она добра, открыта и дружелюбна. Все равно она не имеет право называть их «креманками».
Торн сказал, нет, он не хочет еще раз взглянуть на тело.
Потом он отправился в «Карибский клуб» — бар с видом на залив, куда в основном наведывались байкеры и строительные рабочие. Заказал пиво. Осушил бокал, глядя как парочка виндсерферов сражается с волнами залива. Затем заказал еще одно пиво. Бар мен, принесший заказ, сказал ему, что они слышали о том, что случилось с Кейт. Вот только что о ней говорили. Торну не понравилась его интонация. Или то, как он переглянулся с парнем, сидевшим рядом с Торном.
— Да? — спросил Торн. — И что же?
— Да ничего, — ответил незагорелый бармен.
— Эй, — позвал Торн удалявшегося бармена, — эй, почему я здесь единственный, на ком есть рубашка?
— Черт побери, да потому что это Кис, приятель, — сказал сидевший рядом с ним бритоголовый парень.
Перед ним на стойке бара лежала металлическая каска с буквами SS. Его ремень не было видно из-за нависавшего над ним живота.
— Ты, что не в курсе, белый мальчик? Здесь законы не действуют.
— Здесь действует только закон джунглей, — сказал его приятель, наклонившись вперед и бросив на Торна свирепый взгляд.
Это был низкорослый парень с плоским лицом питбуля. На голове у него красовался черный мотошлем.
Тощий мужчина с волосами, забранными в конский хвост, и в жилетке, под которой виднелась его костлявая грудь, направился к ним, оторвавшись от бильярдного стола, держа наготове кий.
— Ах, вот оно что, — сказал Торн, — закон джунглей?
— Разумеется, блин, — откликнулся бритоголовый. Он оторвал локти от барной стойки и нагнулся к Торну, обдав его запахом пива. Ухмыльнулся и обратился к своим товарищам:
— Родился еще один тост! Выпьем за того, кто прикончил крысиную леди! Если чертова крыса не может выжить без посторонней помощи, ее нужно ликвидировать.
— За ликвидацию, — закричал его друг-коротышка. — За закон джунглей!
Торн схватил его бокал с «Будвайзером» и врезал им бритоголовому по глазам. Быстро зашел сзади и, схватив коротышку за шлем, ударил его лицом о стойку бара. Парень с кием встал в позу бейсболиста, готовящегося к удару, крепко сжимая кий в руке, и придвинулся к Торну. Быстрым, почти незаметным движением Торн метнул в него фашистскую каску, и, пока тот отвлекся, пытаясь от нее уклониться, нанес ему удар в пах. Бармен тем временем испарился.
Снаружи, на автостоянке, у него мелькнула мысль повалить их «Харлеи» на землю как костяшки домино. Но шутить с этими парнями не стоило.
Он медленно ехал по первой федеральной магистрали в южном направлении, пытаясь справиться с дрожью в руках, тяжело дыша и чертыхаясь.
Четырехрядное шоссе прорезало остров посередине как позвоночник. Местами остров так сужался, что можно было, стоя в центре дороги, бросить камень либо в океан, либо во Флоридский залив. И услышать, как он упадет в воду.
Сейчас все вокруг казалось Торну чужим и никчемным. От старых времен осталось всего несколько деревянных домиков с железными крышами, цистернами и куполами, зажатых между ресторанами «Пицца Хат», магазинами принадлежностей для ныряльщиков и лавками, торгующими раковинами, витрины которых были завалены раковинами королевского моллюска. Над скоплением ресторанов фаст-фуд поднимался смог от фритюрниц. Даже сильный морской бриз не мог очистить воздух от этого смрада.
На Ки-Ларго не было города в обычном понимании этого слова, не было сетки улиц, не было площади перед зданием суда, не было парка со статуями. Не было даже тротуаров. Только эта горячая четырехрядная полоса шоссе, сбоку от которой бежала велосипедная дорожка. Заправочные станции, автомобильные кемпинги, магазины автотоваров, семейные мотели, магазины, торгующие приманкой для рыбы, со стенами, разрисованными изображениями рыбы-парусника, рекламные щиты, увлекающие водителей мимо всех этих аляповатых строений дальше, на Ки-Уэст.
Незастроенным по случайности остался только один участок земли, открытое пространство, откуда неожиданно открывался вид на Флоридский залив и на Атлантику. Яркое пятно водной глади пятнадцати оттенков голубого и зеленого, а затем снова здания из шлакоблоков, где можно купить страховку от наводнений или гамбургер.
В тех местах, где ширина острова достигала нескольких сотен метров, громоздились кварталы бетонных жилых домов на сваях. Но на Ки-Ларго не было потребности ни в комитете по охране архитектурных памятников, ни в историческом обществе. То, с чем не справился ураган 1935 года, было снесено бульдозерами.
Там, где раньше никогда не было теней, теперь повсюду были тени. Самыми древними на двести километров вокруг были люди. И почти все они, за исключением жалкой горстки, были вновь прибывшими, пенсионерами, которые так привыкли к супермаркетам и огромным автостоянкам там, у себя дома, так гордились своими торговыми центрами, с такой готовностью рассказывали кончам, какими благами цивилизации наслаждается вся остальная Америка, что тут и там стали появляться новые и новые ренегаты.
Даже некоторые старые друзья Кейт предали ее, Им нужны были «Кей-марты», а не древесные крысы. Они устали столько лет ездить за любыми крупными покупками в Майами. Устали быть первопроходцами. При этой мысли Торну захотелось развернуться и поехать на север, ехать до тех пор, пока «кадиллак» не остановится. Осесть там, неважно где. Лучше жить в том месте, которое давно уже покинула надежда, чем оставаться здесь и наблюдать, как все постепенно разрушается.
Однако он вернулся домой, немного посидел в «кадиллаке», а потом дошел до края причала. Просто стоял там, вдыхая морской воздух, ни к чему не приглядываясь. Когда наконец приехала Сара, было уже десять часов.
Торн стоял на причале и смотрел, как она выбирается из своего красного «транс-ама». Наблюдал, как она идет к нему, во что она одета, как уложены ее волосы. Неужели так выглядят торговцы наркотиками? Он не находил в ней ничего особенного. На ней были коричневые вельветовые джинсы, темная блузка с короткими рукавами, теннисные туфли. Солнечные очки. Ее походка, ее волосы ни о чем не говорили.
Она вышла на причал, остановилась перед ним и спросила, как он себя чувствует. Он ответил:
