сделать не мог.
Я повернулся и двинулся вверх по тропе. Я шел долго… очень долго… не оглядываясь.
На нашем восхождении на гору в тот ужасный день я не намерен останавливаться. Достаточно сказать, что оно нас прямо-таки доконало. Подъем был ужасен, большая высота и увиденные ужасы, конечно, вымотали нас до предела. Ближе к вечеру, когда тропа, наконец-то стала менее крутой, все мы находились на пределе выносливости. Отыскав уступ с нависшей сверху скалой, которая могла защитить нас как от порывов ветра, так и от рыскающих чужих глаз, я приказал остановиться и немного отдохнуть. Улегшись, я почти мгновенно уснул крепким сном. Проспал я недолго — во всяком случае, так мне показалось. Минут десять, не больше… Однако сон мой был столь глубок, что я чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Не стану будить остальных, решил я про себя, ведь еще только полдень, — и открыл глаза. Первое, что я увидел, был бледный блеск полной луны.
Она была завораживающе прекрасна, и на мгновение от увиденной картины у меня перехватило дыхание. Предо мной высились величественные вершины Гималаев, а далеко внизу расстилались долины, окутанные густыми синими тенями. Под нами плыли мелкие хлопья облаков, словно выдохнутые каким-то божеством гор, и над всем этим разливался серебряный обжигающий свет луны. Я почувствовал, что нахожусь в мире, в котором нет места человеку, в мире, который пережил и переживет все эпохи, в мире холодном, прекрасном и ужасном. Почувствовал я и то, что часто чувствуют англичане в Индии — как далек я от дома, далек от всего, понятного мне. Я осмотрелся по сторонам и вспомнил о смертельной опасности, грозящей нам. Кто знает, станет ли это странное место моей могилой, где кости мои будут лежать затерянные, безымянные, вдали от Уилтшира и моих близких?
Но солдат не может долго тяготиться печальными раздумьями. Нам грозила смерть, а слезами делу не поможешь. Я разбудил Каффа и Элиота, и, как только они встали, мы снова отправились в путь. Дорога была непримечательной. Тропа становилась все более пологой, вместо скал появились кусты. Вскоре мы вновь вошли в джунгли, и ветви над нашими головами переплелись так густо, что через них не проникал даже свет луны.
— Очень странно, — сказал Элиот, присаживаясь на корточки у большого цветка. — Такой растительности на этой высоте быть не должно.
Я слегка улыбнулся.
— Не расстраивайтесь так! Вы что же, предпочли бы, чтобы мы сейчас шли по открытой местности?
И, как только я это сказал, сквозь деревья что-то блеснуло. Я направился туда и обнаружил гигантский столп, сильно выщербленный и заросший вьюнками, но прекрасной работы и украшенный по бокам каменным ожерельем из черепов.
Элиот осмотрел столп.
— Знак Кали, — прошептал он.
Я кивнул и выхватил револьвер.
Теперь мы двигались крадучись. Вскоре нам на пути стали попадаться еще столпы. Некоторые лежали на земле и были почти полностью скрыты зарослями, другие массивно вздымались вверх. И на каждом было одинаковое украшение — ожерелье из черепов. Деревья поредели, и вдруг я увидел белую как кость арку, выступающую из-за темноты вьюнков и сорняков. Она была украшена в цветистом индусском стиле: резьба по камню вилась, как кольца змеи. Я присмотрелся к одной из этих петель, и она внезапно задвигалась! Петля и в самом деле оказалась телом кобры, свернувшейся в кольцо, — вот он, дух-хранитель этого смертоносного места. Кобра уползла в темноту, а я шагнул вперед и ощутил под ногами мраморные плиты. Впереди замаячили какие-то камни, освещаемые серебряным светом луны, и, выйдя наконец из-под сени деревьев, я оказался среди дворцов и стен, выстоявших невзирая на сжимающуюся вокруг них хватку джунглей.
«Кто построил эти дворцы? — подумал я. — И кто покинул их?»
Я не эксперт, но, на мой взгляд, этим дворцам были многие века. Я пересек главный двор. От него расходились ряды колонн, на которых были возведены другие колонны. Я догадался, что очутился в центральной части дворца.
Подойдя ближе, я увидел, что колоннам придана форма женщин, поражающих своей бесстыдностью, которую, к сожалению, часто можно увидеть в древних статуях Индии. Не буду останавливаться на их виде, скажу только, что они были совершенно нагие и невозможно похотливого вида. Но больше всего меня смутили их лица. Они были чрезвычайно мастерски высечены и несли на себе выражение крайней порочности, в которой смешались желание и удовольствие. Взоры каменных дев были устремлены в дальний конец храма, на гигантские статуи, призрачно маячащие вглуби. Я поспешил дальше. Наконец колонны закончились, и передо мной открылся небольшой двор. У лестницы возвышались гигантские фигуры. Я подошел поближе и почувствовал, что ступил во что-то липкое. Я опустился на колени, и запах крови буквально ударил мне в нос. Дотронувшись до плит, я поднял пальцы к свету луны. Верно! Кончики моих пальцев окрасились красным!
Я приблизился к гигантским статуям, чтобы, внимательнее разглядеть их. Их было шесть, они стояли симметрично на восходящей лестнице, по три с каждой стороны. Все статуи представляли собой женщин, смотрящих вверх, на пустой трон. Прямо перед троном, перед этим проклятым сооружением, была установлена еще одна статуя, фигура девочки. Я взошел по липким от крови ступеням.
Элиот последовал за мной. Я вдруг услышал, что он остановился, и повернулся к нему…
— Что это? — спросил я.
— Посмотрите-ка, — ответил Элиот, — узнаете?
Он указал на ближайшую статую. Теперь, поднявшись по ступеням, мы смогли увидеть ее лицо, освещенное серебряным светом луны. Все это, конечно, было чистой случайностью, ведь храму исполнились многие века, но я сразу понял, что Элиот имел в виду — статуя была точным образом захваченной нами женщины, прекрасной и впоследствии исчезнувшей пленницы.
Я повернулся к Элиоту.
— Может, это ее прапрапрабабушка? — пошутил я.
Но Элиот не улыбнулся. Он склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то.
— В чем дело? — поинтересовался я.
Несколько секунд он не отвечал.
— Вы ничего не слышали? — наконец спросил он. Я мотнул головой, и Элиот пожал плечами. — Ветер, должно быть, — сказал он, слегка улыбаясь. — Или сердце у меня бьется.
Я шагнул вперед, намереваясь взобраться на пустой трон, но Элиот вновь замер:
— Вот… Сейчас слышите?
Я прислушался и на этот раз расслышал какие-то слабые звуки. Похоже, били в барабаны, но не так, как у нас на Западе, а словно играли на табла, разливающемся гипнотизирующей, бесконечной дробью. Звуки доносились из-за пустого трона. Я положил руку на подлокотник и, содрогнувшись от всеподавляющего, почти физического страха, невольно отшатнулся. Опустив глаза, я обнаружил, что трон весь покрыт запекшейся кровью, а на его каменном сиденьи валяются кости, внутренности и куски мяса.
— Опять козлы? — уточнил я у Элиота.
Он, склонившись, рассматривал что-то похожее на сердце. Лицо его застыло, и он медленно помотал головой. Теперь дробь табла стала отчетливее и набрала силу. За троном находилась крошащаяся стена; я подошел к ней и, встав на колени, заглянул в щель в каменной кладке. Дыхание мое перехватило, ибо мне открылись руины большого города, заросшего, как, и дворец, вьюнками и деревьями, но все же полного жителей. Обитатели необычного града поспешно ковыляли мимо растрескавшихся арок и колонн к какому-то месту сбора, скрытому от нас высокой стеной. Вдалеке виднелись отблески пламени, и мне вдруг вспомнилось, что пораженные болезнью существа испытывают сильный ужас перед светом. Над всем этим господствовал колоссальный храм, и даже с такого расстояния я разглядел, что внутри него масса статуй. Храм величественно высился на фоне звездного неба, a его подножье освещалось оранжевыми отблесками пламени.
Я увидел, что Элиот определяет направление ветра.
— Все в порядке, — сообщил, он. — Ветер дует в нашу сторону.
— Прошу прощения, сэр? — не понял старший сержант.
— Хочу сказать, — пояснил Элиот, — что они не смогут обнаружить нас по запаху. Вы же видели, они
