— Подождите, — прошептал он. — Страдающие этой болезнью чувствительны к свету…
Он махнул рукой на восток. Я увидел, как зарозовели горные вершины. Элиот был прав — до восхода солнца оставалось совсем немного.
— Сэр, — зашептал Хаггард. — Чего мы ждем?
Я жестом приказал ему замолчать, но Хаггард лишь покачал головой,
— Все было точно так же, когда похитили несчастных Весткотов, — забормотал он, — леди с дочкой, похитили их и охрану, растворились в ночи, растаяли в воздухе… — Он вскочил и принялся одичало озираться вокруг. — А теперь они охотятся на нас!
Отчаянным рывком я повалил его обратно на землю и услышал, как Элиот зашипел, чтобы мы лежали тихо. Я взглянул на тропу. В подлеске что-то зашевелилось, и оттуда вышла группа людей в русских мундирах. Лиц их не было видно, ибо люди стояли спинами к нам. Затем один из — них повернулся и стал словно принюхиваться. Уверившись в чем-то, он уставился на скалу, у которой мы все лежали, и рядовой Хаггард громко застонал. Глянув вперед, я почувствовал, как что-то кольнуло меня в сердце, потому что передо мной на тропе стоял человек, которому позапрошлой ночью я прострелил голову! Рану его было трудно не узнать, месиво из крови и костей, но как стервец умудрился выжить, я сказать не мог. И все-таки он выжил! Глаза его сверкали яростным огнем.
— Нет! — вскричал вдруг Хаггард. — Чур меня! Чур!
Он прицелился из винтовки и с единого выстрела разнес вдребезги лицо русского, затем вырвался из рук пытающегося удержать его старшего сержанта и начал карабкаться по скалам к часовне.
— Быстрей! — выругавшись, заорал Элиот. — Нам тоже надо бежать!
— Бежать? От противника? Никогда! — крикнул я.
— Они же заразные. Вы что, не видите?
Он показал вперед, и, повернув голову, я к своему ужасу обнаружил, что русский, уложенный Хаггардом, медленно поднимается на ноги! Челюсть его была отстрелена и свисала с черепа на тонкой жилке. В его горле пенилась кровь, оно сжималось и раскрывалось, словно голодный рот, ждущий пищи. Русский шагнул в нашу сторону. Его товарищи, сгрудившиеся за ним, тоже стали всей стаей медленно подбираться к нам.
— Прошу вас, — принялся умолять Элиот. — Ради Бога, бежим!
Он резко повернулся и дернул меня за руку. От неожиданности я поскользнулся, но удержал равновесие. Тем временем один из русских оторвался от стаи и заковылял прямо на меня, как голодный дикий зверь. Я вскинул револьвер, приготовившись стрелять, но рука моя превратилась в свинец. Я взглянул в глаза русского — в них горела какая-то ужасающая жажда, и в то же время они оставались, как и прежде, холодными, что в целом создавало впечатление непередаваемого кошмара. Невольно я отшатнулся — узрев это, мои противники издали некий странный шелестящий звук, который, не будь он столь зловещим, можно было бы принять за смех. Вдруг русский оскалил зубы и буквально ринулся на нас, видимо намереваясь разорвать мне глотку. Я было поднял руки, чтобы оттолкнуть его, как вдруг за моей спиной раздался револьверный выстрел, и русский рухнул замертво — пуля попала ему точно между глаз. Я обернулся — сзади стоял Элиот с дымящимся револьвером в руке.
— Я думал, вы не хотите применять оружие, — заметил я.
— Обстоятельства заставили, — пожал плечами он, глядя на русского, который вдруг задергался, как и его прежде уложенный сподвижник. — Капитан, старший сержант, — в отчаянии прошептал Элиот, — прошу вас, ради Бога, бежим отсюда!
И мы, конечно, уступили его просьбам. Когда я пишу это сейчас, в уюте своего кабинета в графстве Уилтшир, то знаю, что это звучит позорно, но бежали мы не от людей, а от их адской болезни. И, клянусь Господом, «больные» передвигались довольно резво. Ибо, когда Элиот, старший, сержант и я, обнаружив сбоку от часовни ступени, начали взбираться по склону горы, русские кинулись за нами вдогонку. По этим ступеням карабкаться было легче, и мы быстро лезли вверх, но наши противники неотвратимо настигали нас. Даже самый средненький русский солдат — весьма опасный противник, но наши преследователи особой ловкости не проявляли — по скалам они карабкались неуклюже, спотыкаясь, и можно было с уверенностью сказать, что двигало ими исключительно желание поймать нас. Трудно было поверить, что это человеческие существа — столь голодны они были и так дико сверкали их глаза, что они напоминали стаю дхол, диких собак с Декканского плоскогорья, почувствовавших нашу кровь.
Мало-помалу они начали настигать нас, и вот уже ближайший из них отставал всего на вытянутую руку! Но тут я решил, что хватит показывать противнику спину. Я уж было хотел повернуться и встретить свою участь лицом к лицу, но…
— Нет! — отчаянно вскричал Элиот и показал на восток, на горные вершины. — Уже почти рассвело!
Однако русские были слишком близко, чтобы бежать от них. И снова в меня впился взор холодных и вместе с тем жгучих глаз. Русский зашипел, как ядовитая гадина, напрягся и присел, готовясь к прыжку. Однако в этот самый миг первый луч солнца озарил небо, и вершина горы потонула в красном мареве. Русский сразу замедлил ход; его товарищи тоже остановились.
Вдруг буквально в дюйме от моего носа просвистела пуля. Вонзившись в скалу, она осыпала нас и наших преследователей дождем каменных осколков. Я взглянул вверх и увидел, что на гребне стоит Хаггард и целится из винтовки, готовясь выстрелить во второй раз.
— Ты что, парень, черт тебя дери! — заорал я. — Давай вверх, по тропе!
Но Хаггард, взвинченный до предела, не обратил на меня никакого внимания — впервые солдат не подчинился моей команде.
— Нет, сэр! — пронзительно закричал он. — Это же вампиры! Надо их всех уничтожить!
— Вампиры?
Я взглянул на Элиота и покачал головой. Хаггард заметил это и, боюсь, понял меня не так, как надо.
— Я с ними уже сталкивался, — надрывался Хаггард, — когда они пришли и забрали леди Весткот… Леди Весткот и ее очаровательную дочку… Они их сожрали, а теперь и нас хотят растерзать!
Я, конечно же, попытался ему объяснить, крикнул, что эти люди просто больны, и обратился к Элиоту, чтобы тот подтвердил мои слова, но Хаггард только рассмеялся.
— Это вампиры! — повторял он. — Говорю вам, это они!
Он выстрелил еще раз, но промахнулся, потому что дрожал всем телом. Шагнув вперед, чтобы получше прицелиться, он опустил винтовку и вдруг поскользнулся. Я крикнул ему, чтобы он был поосторожнее, но он уже оступился. Он успел выстрелить, однако пуля, не причинив никому вреда, ушла в небо, а сам Хаггард, отчаянно размахивая руками, покатился вниз с утеса. Галька посыпалась у, него из-под ног, и с противным глухим ударом его тело упало в кусты у часовни. Кусты смягчили падение и, должно быть, спасли солдату жизнь, потому что он попытался подняться, но ноги его были переломаны…
Тем временем наши преследователи сгрудились в кучку и наблюдали за нами пылающими холодным огнем глазами. Когда на востоке засияли первые лучи солнца, они застыли на месте, но, увидев, как бедняга Хаггард упал с утеса, сразу напряглись и задрожали, словно ожив. Пару минут они следили за тем, как он старается выбраться из кустов, после чего дружно двинулись к нему. Их глотки издавали странный клекочущий звук, который я раньше принял за смех. Они начали удаляться от нас, шагая еще медленнее, чем раньше, словно солнечный свет был водой, мешавшей им идти. И все-таки они шли. Я беспомощно смотрел, как они дошли до часовни, окружили лежащего в кустах Хаггарда. Руки и ноги его задергались, он пронзительно закричал и снова попытался подняться, но тщетно. Русские, наблюдавшие за беднягой, как коты за мышью, придвигались все ближе. Вот один из них бросился вперед, за ним — второй, и вскоре все сгрудились вокруг Хаггарда, склоняя головы к его кровоточащим ранам.
— Боже мой, — прошептал я, — что они делают? Элиот не ответил, ибо мы оба слышали легенды Каликшутры и сейчас убедились в их правдивости. Русские пили кровь Хаггарда! Эти отродья — я уже не мог думать о них, как о людях, — пили его кровь! Один из них прервал пиршество и сел, довольно откинувшись. По его губам и подбородку стекала кровь, и я понял, что он разодрал Хаггарду глотку. Я выстрелил в нечисть, но рука моя дрогнула, и я промахнулся. Но все же русские попятились. Труп Хаггарда остался лежать у часовни, весь в глубоких рваных ранах, с побледневшей от высосанной крови кожей. Спустя некоторое время русские возобновили свою кошмарную трапезу, а я позволил им это, потому что ничего
