миновала. Он от души смеялся над моими страхами, я поддакивал ему, и тот вечер мы закончили в довольно веселом настроении. Мы вышли, пошатываясь, довольно поздно, и, поскольку Пампер квартировал ближе к клубу, чем я, он предложил мне переночевать у него. Я согласился, да и дом у Пампера был приятнее, чем моя квартира, — там чувствовался семейный дух. Тонга (двухколесная бричка) прогрохотала по мостовой и остановилась у бунгало Пампера. Мы сошли и расплатились с извозчиком. Вокруг стояла тишина, и мы задержались на веранде, засмотревшись на звезды. Как вдруг из дома донесся пронзительный крик, за которым последовал выстрел.
Мы со всех ног бросились внутрь и застали ужасную картину: там стояла госпожа Пакстон с дымящимся пистолетом в руке, а на полу лежал мертвый брамин. Я склонился над трупом. Каким-то чудом пуля попала прямо в сердце, и, перевернув тело, я довольно усмехнулся.
— Конец ему! — констатировал я.
Но госпожа Пакстон вдруг затряслась неудержимой дрожью.
— Нет, нет, — всхлипывала она. — Вы не понимаете…
Она уронила пистолет, повернулась и показала на открытую дверь.
— Тимоти… Он, — она сглотнула, — он… он мертв!
И разразилась рыданиями.
Мы кинулись в комнату Тимоти. Мальчик лежал на постели. Горло его было разорвано, а противокомарная сетка вся забрызгана кровью.
— Нет! — вскричал Пампер. — Нет!
Он упал на колени у постели Тимоти и протянул руку погладить мальчика по волосам. Мое сердце разрывалось при виде того, что этот храбрый человек плачет, как ребенок, но я знал, что ничего не могу сказать. Госпожа Пакстон подошла к нему, он приподнялся и обнял ее. Вдруг она замерла.
— Я видела, что он пошевелился! — вскрикнула она. — Говорю вам, я видела — он пошевелился!
Пампер и я впились взглядами в лицо Тимоти. Теперь на нем играла улыбка, которой совершенно точно раньше не было!
— Что же это… — прошептал Пампер.
Внезапно Тимоти открыл глаза.
— О Боже мой, — рассмеялась госпожа Пакстон. — Он жив! Жив!
— Позовите Элиота, — сказал я.
— Но зачем? — удивилась госпожа Пакстон. — С ним же все в порядке!
— В порядке? — переспросил я.
Мы вновь посмотрели на Тимоти. Он приподнялся, и в ране на его горле все еще бурлила кровь. Но что ужаснее всего, глаза его голодно блестели, побелевшее лицо мальчика словно сморщилось.
— Позовите Элиота, — повторил я.
Госпожа Пакстон зарыдала и, повернувшись, выбежала из комнаты. Пампер и я последовали за ней, заперев за собой дверь на засов.
Через двадцать минут появился Элиот. Мы с ним вошли в комнату Тимоти, и я сразу увидел на его лице отчаяние.
— Оставьте меня! — велел Элиот.
Я повиновался, а через несколько минут приехал профессор Джьоти.
— Мне сообщили, — проговорил он и без каких-либо дальнейших объяснений прошел в комнату Тимоти.
До нас донеслись приглушенные голоса, доктор и профессор, похоже, спорили. Затем дверь отворилась, Элиот вышел и заговорил с госпожой Пакстон. Он попросил разрешения оперировать, она без слов согласилась, и Элиот кивнул. Выглядел он ужасно и, судя по всему, никаких надежд не питал. Он закрыл за собой дверь, и до нас донесся скрежет ключа в замочной скважине. Появился доктор лишь часом позже. Рубашка его была забрызгана кровью, а на лице был явно запечатлен провал.
— Мне очень жаль, — пробормотал он, и. Боже мой, он действительно скорбел. Элиот подошел к госпоже Пакстон, взял ее руки в свои и сжал их. — Я ничего не мог сделать…
Он попросил Пакстона не входить в комнату, но Пампер настоял:
— Он же мой сын… был… моим сыном!
Мы вошли вместе. Вся комната была забрызгана кровью.
Тимоти лежал распростершись на кровати и походил на анатомический муляж, ибо грудь его была вскрыта, а сердце вынуто.
Пампер, казалось, не мог оторвать глаз от трупа сына.
— Неужели это было необходимо? — спросил он наконец
Профессор Джьоти, стоявший в дальнем углу комнаты, слегка качнул головой.
— К сожалению! — прошептал он.
Пампер кивнул, пристально вглядываясь в лицо Тимоти, которое абсолютно лишилось юных мальчишеских черт — перекошенное, побелевшее, заострившееся в жестокости.
— Не позволяйте моей жене заходить сюда, — сказал Пампер, повернулся и вышел из комнаты, возвращаясь к госпоже Пакстон.
Тело он приказал отвезти в морг. Вот так и закончилось наше приключение в Каликшутре.
На следующий день пришли приказы для меня. Возвращаясь назад, на равнины, я постарался выбросить из головы ужасы прошлого месяца. Впереди ждал мой полк, и вскоре у меня не осталось времени обращаться к прошлому. Новые приключения ждали меня, новые задания.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Письмо д-ра Джона Элиота профессору Хури Джьоти Навалкару
