взломаны.
— Вы сказали об открытой парадной двери. Ее взломали?
— Нет, насколько я заметила.
— А окна?
— Вряд ли. Хотя точно не знаю.
— Тогда как же они вошли, леди Моуберли?
— Признаюсь, это и озадачивает меня. В первые часы после случившегося я думала, что стала жертвой какой-то галлюцинации, возникшей в моем отягощенном волнениями мозгу. «Может, я схожу с ума?» — спрашивала я себя. А потом принесли утреннюю почту. Среди писем было одно без марки. И боюсь, доктор Элиот, что я совсем не сумасшедшая.
Письмо было у меня с собой. Я вынула его и передала доктору Элиоту. Он прочел его, и лицо доктора потемнело. Да, Люси, это была та самая написанная заглавными буквами записка, о которой я уже упоминала: «Я — СВИДЕТЕЛЬ, КАК БЫЛ УБИТ ДЖ.».
Доктор Элиот изучил записку, встал и подошел к лампе на своей конторке.
— Так я и думал, — сказал он, поворачиваясь спиной ко мне, — эту записку явно послала женщина.
— С чего вы это взяли? — спросила я, вставая.
Он указал на какие-то мазки на задней стороне конверта:
— Это пудра, записку писали на туалетном столике, на который, бывает, просыпается косметика. Видите, вот тут следы отчетливее всего. Я бы сказал, что писавшая часто и помногу пудрит свое лицо.
Он повернул конверт к свету.
— Да, — показал он на отметину ближе к краю. — Видите, как лоснится? Это след краски для лица. Доказательство неоспоримо.
Неоспоримо, дорогая Люси. Я была готова признать правоту слов доктора. Но какого рода женщину могла я заподозрить в написании этого письма? Одну я не отваживаюсь упомянуть, другая же — это вы. Люси, я в отчаянном положении и должна говорить напрямик. У меня нет знакомых актрис, кроме вас, и, конечно, я не знаю никаких актрис, которые состояли бы в интимных отношениях с Джорджем. Так это вы написали мне записку? Я понимаю, вы не испытываете ко мне дружеских чувств, но Джорджа вы любите, и от его имени я взываю к вам. Если это не вы писали мне, то я должна опасаться самого худшего — того, что Джордж мертв и что незадолго до убийства он изменял мне. Однако не могу поверить, что он был способен на такое. Не могу! Поэтому взываю к вам. Вы писали это письмо? И если да, то прошу вас, Люси, помогите доктору Элиоту!
Ибо теперь я должна сказать вам, что он согласился заняться этим делом. Я упомянула ваше имя в связи с письмом, и он наверняка вскоре навестит вас. Не бойтесь его. Даже если это писали не вы, уверена, вы сможете оказать ему помощь. Я посвятила вас во все подробности тайны, поскольку считаю, что пришло время открыть вам правду и что вы сможете помочь распутать это дело. Не отвергайте моего призыва, дражайшая Люси, ради Джорджа и себя самой.
Остаюсь, хотя вы и не верите этому, вашей дражайшей подругой.
Розамунда, леди Моуберли P.S. Дописываю поздно вечером. Только что меня навестил доктор Элиот. Я удивилась, увидев его. Когда я была у него утром, он сказал, что ему нужно некоторое время, чтобы разобраться с делами в клинике, но оказалось, он освободился быстрее, чем предполагал.
— Ллевелин, мой коллега по клинике, уезжал на три недели, — сказал он, когда лакей принял его шляпу. — Но он вернулся и может подменить меня на несколько дней.
Я удивленно взглянула на него:
— Вы думаете, пары дней будет достаточно?
— Увидим, — пожал он плечами и оглядел холл.
Я догадалась, что он хочет осмотреть кабинет Джорджа и показала ему, куда идти. Несколько минут он рыскал по кабинету, словно гончая, вынюхивающая добычу.
— Что ж, — хмыкнул он наконец. — Следов проникновения через окна не видно, но вот это, — он указал на поверхность конторки, — представляет некоторый интерес.
Я посмотрела туда, куда он, указывает, но не увидела ничего необычного.
— Полагаю, — продолжал доктор Элиот, — с прошлой ночи вы запретили слугам входить сюда?
— Я хотела оставить все так, как застала, — призналась я.
— Отлично! — воскликнул он. — Чересчур добросовестная горничная может погубить жизнь сыщика. А теперь посмотрите внимательно, леди Моуберли. На конторке очень тонкий слой пыли, ровный везде, кроме этого места. Видите? Прямоугольник точно подходит вон той красной шкатулке.
Он подошел к столу, на котором стояла одна из шкатулок с правительственными документами Джорджа.
— Очевидно, ее вчера ночью сдвигали с места, и, следовательно, она была предметом внимания ваших непрощенных гостей. Что в этой шкатулке?
— Бумаги Джорджа.
— По законопроекту о границах в Индии?
— Предположительно, да.
— Что ж, посмотрим! — Доктор Элиот нажал защелку шкатулки. — Заперто. — Он осмотрел шкатулку. — Опять-таки никаких следов взлома.
— Может быть, взломщика спугнула сообщница, прежде чем он успел открыть шкатулку?
— Может быть, — нахмурился доктор Элиот. — У вас есть ключ?
— Нет.
— Ну, раз так, — пошарил он в кармане, — думаю, Индийский кабинет простит меня.
В руках у него оказался кусок проволоки, который доктор вставил в замок, повернул, подергал, и после нескольких неудачных попыток замок поддался. Доктор Элиот улыбнулся.
— В Лахоре воры клянутся этим малым инструментом, — сообщил он, пряча в карман свой «ключ» и открывая крышку шкатулки.
Он отшатнулся, а я вскрикнула. Ибо, Люси, представьте мой ужас — шкатулка была пуста! Бумаги исчезли!
Доктор Элиот казался, однако, удовлетворенным.
— Этого и следовало ожидать, — проговорил он, обводя взором кабинет. — Сомневаюсь, что мы найдем тут что-нибудь более интересное, леди Моуберли. Так что теперь, с вашего разрешения, мне хотелось бы осмотреть вашу спальню.
Все еще ошарашенная размахом только что раскрытого нами преступления, я провела доктора наверх. И снова доктор Элиот начал рыскать по комнате. У туалетного шкафчика он остановился и нахмурился, затем взял в руки склянку с лекарством.
— Это помогает вам справиться с лондонским воздухом? — спросил он.
Я сказала, что да.
— Но пузырек полон, — заявил он почти обвиняюще.
— Да, я только начала им пользоваться.
— Когда?
— Вчера вечером.
— У вас остался пузырек от лекарства, которое закончилось до этого?
— Горничная, наверное, выбросила его.
— А можно его извлечь?
Я вызвала звонком горничную и приказала ей принести пустой пузырек.
