совпадений чересчур много…
— Вы полагаете, это попытка сорвать принятие законопроекта?
— Скажем, есть такая возможность.
— Но Артур Рутвен… его нашли убитым…
— Да, тело его было совершенно обескровлено.
— Тогда — сожалею, что говорю это, — не должны ли мы ожидать, что сэра Джорджа тоже убили?
— Не обязательно. Нет, если его удалось изменить.
— Изменить?
Элиот вздохнул и долго смотрел на завихрения тумана.
— Я сказал, — промолвил он наконец, — что сам был в Каликшутре…
Он закрыл глаза, и его лицо с обтянутыми кожей скулами вдруг приобрело очень усталый вид.
— Там свирепствует ужасная болезнь, — проговорил он. — Помимо прочих симптомов, она влияет на разум…
— Боже милосердный, что вы такое говорите? — вскричал я.
— Интересно… просто интересно… — Голос его словно замер, заглушенный желтым туманом, проникшим ему в горло. — Не могло ли так случиться, что сэр Джордж стал каким-то образом порабощен этой болезнью? Тогда это объяснило бы то, что Люси видела с улицы. Джорджа не убивали. Просто, когда на лицо ему накинули тряпку, это ослабило его и без того уже хлипкий самоконтроль. Затем раджа провел свою жертву вверх по лестнице, где оба они затаились без движения.
— Сэр Джордж оказался во власти раджи?
— Вот именно. И был сведен до уровня зомби, если хотите.
Я обдумал эту возможность.
— Да, — медленно сказал я, — да, это почти соответствует фактам.
— Почти? — нахмурился Элиот.
— Тряпка… которую накинули на лицо сэра Джорджа… Вы полагаете, это был хлороформ или что-то в том же роде?
— Да, — отрывисто буркнул Элиот. — Что-то в этом роде.
— Но там, в комнате, вы нашли пятнышки… и сказали, что это, определенно, кровь…
— Да.
Элиот отвернулся. Он разозлился от того, что в такой мелочи, как эта, мои рассуждения оказались впереди его собственных.
— Но вместе с тем признал, — произнес он с некоторой резкостью в голосе, — что случай наш еще не до конца прояснился.
Он зашагал в сторону уличного шума и сутолоки Стрэнда, а я последовал за ним, догнав его почти бегом, так широко шагал он. Он бросил взгляд на Веллингтон-стрит.
— Стокер, — воскликнул он, — смотрите-ка, мы вернулись к «Лицеуму»! Я слишком долго отвлекал вас от работы.
Ясно было, что я надоел ему больше, чем я думал.
— И что вы собираетесь делать сейчас? — спросил я.
— Как вы только что сами отметили, надо еще очень многое расследовать.
— Могу ли я чем-то помочь вам?
— Не сейчас.
Я счел, что мне дают отставку, поэтому, попрощавшись с ним, повернулся и зашатал к театру.
— Стокер! — крикнул он.
Я обернулся.
— Люси будет в театре сегодня вечером?
— Должна быть, — ответил я. — А вам от нее что-нибудь нужно?
— Подвеску с шеи.
— Подвеску? — с удивлением воззрился я на него. — Но зачем?
— Значит, вы ее плохо рассмотрели, — подавил он смешок и потер руки. — Будем считать это моей прихотью. увидимся. — Он приподнял шляпу. — Прекрасного вам дня, мистер Стокер!
— Сгораю от желания быть у вас в помощниках, — прокричал я ему вслед.
— Ну еще бы! — ответствовал он, но не обернулся и вскоре исчез в водовороте уличного движения и тумана.
Я начал проталкиваться сквозь толпу прохожих. Там, за толпой, меня ждал «Лицеум».
Я с головой ушел в дела театра, дочти позабыв о море чудес, по которому плыл всего несколько часов назад. Мистер Ирвинг, как часто бывало с ним после триумфального первого представления, был раздражен и не в духе, страдая от скверного настроения, охватывающего любого великого артиста после отдачи всех сил, и быть с ним рядом было нелегко. Он преследовал меня как дух, одетый во все черное, и я даже стал бояться его высокой тощей фигуры как вестника печали или, по меньшей мере, источника приказов и жалоб! Вскоре я почувствовал, что изрядно измотан. Естественно, я почти забыл об Элиоте и удивился его появлению в начале вечера, когда я осматривал кресла на бельэтаже.
Я был рад его видеть, тем более что на лице его отражалась благодарность.
— Добились кое-какого успеха? — поинтересовался я.
— Полагаю, что так, — ответил он. — После полудня работал у себя в лаборатории.
— Ах, вот как?
Элиот кивнул:
— Анализировал два пузырька из-под лекарств, которыми пользовалась леди Моуберли. Одно, которое она принимает сейчас, абсолютно безвредно. Другое, которое она закончила принимать и выбросила пузырек, было напичкано опиатами.
— Вы хотите сказать, что ее одурманивали?
— Вне всякого сомнения. Тот факт, что она закончила прежний пузырек и пила из нового, объясняет то, что она проснулась, когда к ней проникли взломщики. Поэтому мы должны предположить, что они бывали у нее в доме и раньше.
— Но с какой целью?
— увы, на эту тему я рассуждать не могу.
— Значит, это связано с делами государственной важности?
— Стокер, вы тактичный человек. Я должен просить вас не давить на меня.
— Извините. Мое любопытство только показывает, насколько я заинтригован этим делом.
Элиот улыбнулся:
— Так я могу полагать, что вы снова хотите помочь мне?
— Если смогу быть чем-то полезен.
— Вы свободны сегодня вечером?
— После спектакля.
— Отлично. Возьмите кэб, и пусть он ждет нас в проулке у выхода из театра.
— А что, — спросил я, — вы чего-то ожидаете?
Элиот отмахнулся от вопроса, словно от назойливой мошки, и при этом я увидел, как в руке у него блеснуло что-то серебряное.
— А, так вы уже повидались с Люси? — удивился я. — Полагаю, это ее подвеска у вас в руке?
Элиот разжал ладонь.
— Посмотрите на нее повнимательней! — предложил он.
Изучая подвеску, я увидел то, что пропустил раньше, — это была монета, изумительной выделки и очень старинная.
— Откуда она?
— Из холодной руки трупа Aртypa Рутвена, — ответил Элиот.
— Уж не хотите ли вы сказать, что…
— Да. Он сжимал ее, когда его труп выудили из Темзы.
— Но зачем? Вы думаете, это имеет какое-то значение?
— Это, — произнес Элиот, вставая, — я надеюсь сейчас разузнать. Нет-нет, Стокер, оставайтесь на
