лодку на расстоянии 40 миль вдоль водопадов Мерчисона. Платили им по локтю бумажной ткани в день, и так как это считалось высокой платой, то людей, предлагавших свои услуги, всегда являлось вдвое больше того количества, которое нам требовалось. Главное затруднение возникало, когда мы отбирали нужное нам число людей. Целые толпы следовали за нами, и если мы не записывали утром имена нанятых нами людей, то вечером заявляли претензию и те, которые помогали всего только последние десять минут. Мужчины из одного селения доставляли лодку до ближайшего следующего, и нам нужно было только сказать старшине этого нового селения, что утром нам понадобятся свежие люди. Он видел, как мы расплачивались с первой партией, и присылал нам своих людей к назначенному часу, так что мы совершенно не теряли времени на ожидание носильщиков. Они часто сильно шумели, когда им приходилось нести тяжелый груз, но болтовня и крики не утомляли их.
Местность была каменистая с тонким покровом почвы, поросшей травой и редким лесом. Чтобы расчистить дорогу, пришлось свалить несколько небольших деревьев для наших орущих спутников, которые считали лодку свидетельством наших мирных намерений, по меньшей мере по отношению к ним.
Мы пересекли несколько небольших речек, из которых более широкими были Мукуру-Мадсе и Лезунгве. Жители по обоим берегам теперь были любезны и услужливы. То обстоятельство, что у нас была собственная лодка и мы, следовательно, могли переправляться, не завися от каноэ, сделало их гораздо более вежливыми, чем при нашем первом посещении.
Контраст между соседними селениями часто был поразительным. Одна деревня – богатая и процветающая, с хорошими хижинами, обилием пищи и туземных тканей, с откровенным, доверчивым и щедрым населением, охотно продававшим нам продукты. А в соседней – плохие хижины, люди подозрительны, плохо питаются, едва одеты. Продавать им нечего, несмотря на то что земля у них такая же плодородная, как и у их более богатых соседей.
Большей частью мы держались ближе к реке, чтобы иметь возможность в спокойных местах идти на каноэ, но дальше, внутри страны, местность была относительно ровная, и по ней можно было бы проложить хорошую дорогу. Некоторые из пяти главных водопадов очень большие, так как река на протяжении 40 миль спускается на 1200 футов. Миновав последний водопад, мы спустили нашу лодку на глубокие и широкие воды верхней Шире. В сущности, мы были уже на озере, потому что слабое течение указывает только на незначительную разницу в уровне. Русло реки широкое и глубокое, но довольно извилисто и, не доходя 5 или 6 миль до подошвы горы Зомба, делает длинный изгиб к востоку. Туземцы считают верхнюю Шире продолжением озера Ньяса. Они говорят, что там, где называемый нами рекой приток подходит к озеру Ширва, немного севернее гор, бегемоты, эти «ночные бродяги», из «одного озера переходят в другое». Местность там плоская, и только немного нужно пройти по суше.
Быстрота течения здесь редко больше одного узла в час, в то время как на нижней Шире она доходит до 2–21/ узлов. Наш сухопутный отряд макололо сопровождал нас, идя вдоль правого берега. На пути им попадались тысячи беглецов из племени манганджа, которых аджава выгнали из их селений, расположенных на противоположных холмах. И теперь они жили во временных хижинах на этой стороне.
Почва здесь сухая, жесткая и покрыта деревьями мопане; но некоторые манганджа вскапывали землю и сеяли то небольшое количество зерна, которое они принесли с собой. На тех манганджа, продукты питания которых унесли или сожгли аджава при участии португальских торговцев невольниками, уже было заметно действие голода. Представителем, или первым министром, одного вождя по имени Калонджере был горбатый карлик, обладавший большим красноречием. Он очень старался уговорить нас переправиться на другой берег и прогнать аджава. Однако он не мог отрицать, что этих охотников за невольниками привлек сам Калонджере, занимавшийся продажей людей. Это был уже второй карлик-горбун, который занимал такой важный пост; первый был министром одного из вождей батонга на Замбези.
Идя дальше на парусах, мы вспугнули много белогрудых больших бакланов. Мы видели, как они ловили рыбу между водопадами. Здесь они, как и другая дичь, добывали себе пропитание на тихо катящейся воде, а днем сидели сонные на деревьях и в тростнике. В реке было много бегемотов; один из них вытянул свою широкую пасть, будто собирался проглотить всю корму лодки до самой спины д-ра Кэрка. Бегемот был так близко, что, раскрывая пасть, наплескал воды на скамьи в лодке, но не причинил ей вреда.
Избегая большой хищной шайки аджава, бродившей по левому берегу Шире, мы все время держались правого берега, или западной стороны, по которой по берегу маленького озера Памаломбе шел наш отряд. Памаломбе представляет собою небольшое озеро длиной от 10 до 12 миль и шириною от 5 до 6 миль. Почти со всех сторон оно окружено широким поясом папируса, такого густого, что мы едва могли найти проход к берегу. Растения эти, высотой от 10 до 12 футов, растут так близко друг от друга, что между ними нет свободного прохода воздуху. В связи с этим там развивается так много сероводородного газа, что низ нашей лодки за одну ночь сделался черным. Мириады москитов, как, вероятно, всегда, свидетельствовали о том, что это место малярийное. Принимая внимательность москитов за намек, что нам нужно искать более приятных мест на здоровых берегах озера Ньяса, мы поспешили уйти отсюда.
Когда мы 2 сентября вошли на парусах в озеро, мы почувствовали себя освеженными прохладой воздуха, исходившей от этого огромного водного пространства. Прежде всего нас интересовала его глубина. Ее можно было определить по цвету воды. Около берега, шириной от 1/4 мили до она была светло-зеленого цвета, а потом поражала темно-синею, или индиговой, окраской Индийского океана. Таким и был цвет основной массы воды в озере Ньяса. Мы нашли, что глубина верхней Шире была от 9 до 15 футов, но когда мы проходили по западной части озера, почти в миле от берега, вода была глубиной от 3 до 15 морских саженей. Потом, когда мы обходили вокруг большого мыса, названного нами мысом Мэклер, в честь нашего большого друга, королевского астронома на мысе Доброй Надежды, наш лот с бечевкой в 35 сажен совсем не доставал до дна. Мы направились вдоль западного берега, состоявшего из ряда бухт, и нашли, что около берега и на милю от него, где дно песчаное, глубина равнялась от 6 до 14 морских саженей. В одной скалистой бухте, приблизительно под 11°40 широты, мы нашли дно на глубине 100 саженей, хотя вне этой бухты не могли достичь дна с бечевкой длиной в 116 сажен. Но это бросание лота было неудовлетворительным, так как при вытаскивании шнур оборвался. По имеющимся у нас теперь сведениям, суда могли бы становиться на якорь только около берега.
Когда мы оглянулись на южный конец озера Ньяса, то нашли, что рукав его, из которого вытекает Шире, был длиной около 30 миль и шириной от 10 до 12 миль. Другой рукав, огибающий мыс Мэклер по направлению к юго-западу, простирался на 18 миль к югу и был шириной от 6 до 12 миль. Эти рукава придают южной части вид вилки, и с помощью небольшой доли воображения ее можно сравнить с «итальянским сапогом». Самая узкая часть, около «лодыжки», имеет ширину от 18 до 20 миль. Отсюда она расширяется к северу и в своей верхней трети или четверти имеет ширину в 50–60 миль. Длина ее свыше 200 миль. Она направляется почти точно с севера на юг.
Никакого изгиба к западу, обозначенного на всех прежних картах, нельзя было обнаружить ни при помощи компаса, ни хронометра, хотя часы, которыми мы пользовались, были превосходны. Время года было очень неблагоприятное. Дым, наполнявший воздух непроницаемой мглой, и бури, сопровождающие равноденствие, не дали нам возможности попасть в восточную часть. Когда мы увидели солнце, восходящее из-за гор на востоке, мы сделали чертежи и занесли их координаты при различных широтах, что дало нам возможность приблизительно определить ширину озера. Наши вычисления совпадали с показаниями туземцев, которые пересекали озеро в различных местах, например у Цен-га и Моламба. В начале верхней трети озеро можно пересечь, воспользовавшись островом Чизумара, что в переводе с туземного языка означает «конец»; дальше к северу туземцы обходят конец озера, хотя на это уходит еще несколько дней.
Озеро казалось окруженным горами, но позднее было обнаружено, что эти красивые высоты, покрытые деревьями, были на западе лишь краями высоких плоскогорий. Подобно всем узким водным пространствам, окруженным плоскогорьями, там часто бывают неожиданные и сильные штормы. Мы были там в сентябре и октябре, – возможно, самые штормовые месяцы года, – и нашему продвижению постоянно мешали бури. Иногда при легком ветерке без какого-либо предупреждения раздавался гул приближающейся бури. Вслед за этим гулом появлялись огромные волны, с шумом накатывающиеся одна на другую. Однажды утром мы оказались среди разбушевавшихся волн и не могли двинуться ни вперед, ни назад, и нам пришлось бросить якорь в миле от берега на глубине семи морских саженей. Если бы мы попытались подплыть к берегу, неистовый прибой расщепил бы наше легкое судно. Устрашающие волны накатывались по три сразу; их
