Долина Рувумы, окаймленная со всех сторон цепью возвышенностей, имеет в ширину от 2 до 4 миль и идет в довольно прямом направлении от запада-юго-запада; но фарватер реки извилист, а теперь при таком низком уровне воды образует такие дикие зигзаги, что лодка часто должна сделать три мили, когда по прямой линии всего только одна. При полноводье плыть должно быть гораздо легче.
В течение первой недели мы видели мало туземцев. Их селения скрыты в густых джунглях на склонах холмов; население надеется таким образом защитить себя от охотников за невольниками.
В этой части тихой и довольно мелкой реки мы не наблюдали ничего интересного. Хотя были убеждены, что, за исключением восьми месяцев в году, она непригодна для навигации, однако мы все же шли дальше, решив проверить правильность сведений, полученных нами от разных морских, офицеров, относительно характера реки дальше внутри страны. Мы хотели также выяснить, нельзя ли использовать хотя бы ее верхнюю часть, если она соединяется с озером Ньяса.
Наше исследование показало нам, что тем, кто посещает новые страны, нужно быть очень осторожными. Люди, путешествовавшие по реке и достаточно опытные, чтобы составить правильное суждение, говорили, что Рувума, не имеющая бара в своем устье, по объему воды и по красоте прилегающей к ней местности стоит бесконечно выше Замбези. Вероятно, мы были на ней в другое время года, и для того, чтобы добиться истины, надо сопоставить их и наши данные. В течение 3/ года Рувума может быть использована как торговый путь; но случайные посетители, вроде нас, вряд ли могут дать правильное заключение. Интересно отметить, что там отсутствовали птицы и животные. Иногда нам попадалась пара величавых марабу, бродящих по отмелям, а также шпорнокрылых гусей и других водяных птиц, но бегемотов и крокодилов почти не было видно.
В конце первой недели один старик пришел к нам в лагерь и сказал, что хочет прислать подарок из своего селения, расположенного в горах. Он появился на следующее утро со своими людьми и принес нам муки, маниоковых и ямсовых корней. Их наречие значительно отличается от наречия, на котором говорят на Замбези, но оно принадлежит к той же семье языков. Население называется маконде. Они находятся в дружественных отношениях с племенами маби-га и макоа, живущими к югу от Рувумы.
Совершая прогулку вверх по склонам северного берега, мы увидели много разнообразных деревьев, которых нигде раньше не встречали. Те деревья, которые обычно попадаются далеко внутри страны, здесь, по-видимому, растут ближе к берегу. Африканского черного дерева, мпингу, много уже в 8 милях от моря. Оно достигает больших размеров и имеет больше внутренней черной сердцевины, чем обычно. Там также попадается хороший строительный лес под названием мозоко. Недалеко от берега мы видели полуарабов, распиливавших большие бревна его на доски. Прежде чем мы достигли вершины холма, мы оказались в бамбуковом лесу. На плоскогорьях, лежащих выше его, были расчищены и обработаны большие участки. Один из жителей пригласил нас выпить кружку пива. Когда мы исполнили его просьбу, нас перестали бояться.
Наши люди из Мазаро едва понимали речь местных жителей. Некоторые из них бродили по реке и ловили странных рыб в норах, устроенных на глинистом берегу. Брюшной плавник этой рыбы необычайно велик и имеет круглую форму, напоминающую детскую игрушку, называемую брызгалкой. Нам сказали, что эта рыба водится также и в Замбези и называется чирире. Хотя все ее плавники большого размера, однако говорят, что она редко решается уходить в реку, остается около своей норы, где ее легко поймать рукой.
Люди с Замбези точно узнавали характерные признаки глубины или мелководья и очень искусно находили фарватер. Мокадамо, капитан, стоит на носу с длинным шестом в руках, указывает рулевому, молимо, куда править и, если нужно, помогает шестом. Гребцы предпочитали стоять и гнать лодку вперед шестами, чем грести нашими длинными веслами, так как таким образом они могут двигаться быстрее. Они привыкли к коротким веслам.
Наш мокадамо страдал куриной слепотой и ночью ничего не видел. Его товарищи тогда водили его и кормили. Они считали, что он так хорошо мог видеть фарватер потому, что всю ночь глаза его отдыхали. В трудных местах, однако, мокадамо иногда ошибался и сажал нас на мель, а остальные, очевидно, из духа противоречия к его власти и подзуживаемые Хоаньо, которому хотелось занять эту должность, зло подшучивали над ним: «Заснул он, что ли? Зачем он дал лодке зайти туда? Не мог он видеть, что фарватер находится в другом месте?» Рассердившись, мокадамо с досадой бросал шест и говорил Хоаньо, чтобы тот сам был мокадамо. Должность бывала с радостью принимаема, но через несколько минут Хоаньо ставил нас в еще худшее положение, чем когда-либо его предшественник, и, осыпаемый градом насмешек своих товарищей, был устраняем от своей должности.
Шестнадцатого сентября мы прибыли на обитаемый остров Кичокомане. Обычный способ знакомства с населением – это кричать веселым тоном «малонда!» – не хотите ли вы продать чего-нибудь? Если нам удается взять с собой из последнего селения, которое мы посетили, туземца, то последний бывает нам полезен тем, что объясняет жителям следующего селения, что мы пришли с мирными намерениями.
Здешние жители сначала очень нас стеснялись и не могли решиться продать нам чего-нибудь съестного, пока одна женщина, смелее прочих, не продала нам курицу. Этим открылся рынок, и начали приходить толпы с курами и мукой в количестве, сильно превышавшем наши потребности.
Женщины здесь такие же безобразные, как и на озере Ньяса, потому что не может же быть красивой женщина, носящая пелеле, больших размеров кольцо, в верхней губе. Однажды мы были изумлены, увидев молодых людей с пелеле; нам сказали, что в племени мабича на южном берегу мужчины носят его так же, как и женщины.
Выше Кичокомане, по левому берегу, тянется чрезвычайно плодородная равнина шириною почти в 2 мили с значительным числом покинутых селений. Люди жили во временных хижинах, на низменных голых песчаных берегах, – и так было повсюду, куда бы мы ни заходили. Жители оставляют в селениях большую часть своей собственности и припасов, так как не боятся, что эти припасы украдут, а опасаются только, чтобы их самих не украли. Большая невольничья дорога от Ньясы к Килве проходит с северо-востока на югозапад, как раз мимо них, и в это время года, когда кругом бродят похитители людей, опасно оставаться в селениях. Проходя одно из временных селений, мы видели две человеческие головы, лежащие на земле. Мы переночевали в двух милях выше этого селения.
На следующее утро, перед восходом солнца, к нашему лагерю пришла большая группа туземцев, вооруженных луками, стрелами и мушкетами; двое или трое из них несли по курице, от покупки которых мы отказались, так как накануне купили достаточно. Они следовали за нами все утро, а после завтрака переправились на левый берег реки и присоединились к тянувшейся по той стороне главной части своего отряда. Они, очевидно, собирались напасть на нас в каком-то определенном месте, когда мы должны были проходить близ высокого берега; но план их расстроил сильный ветер, угнавший наши лодки, прежде чем большая часть их успела добраться до того места. Тогда они исчезли, быстро пересекли изгиб и оказались впереди нас на высоком лесистом берегу, около которого мы должны были плыть. В переднюю лодку была пущена стрела. Видя такую вооруженную силу у изгиба, мы, насколько нам позволяло мелководье, оттолкнулись от берега и пытались вступить с ними в переговоры, объясняя, что мы пришли не воевать, а осмотреть реку. «А почему вы выстрелили из ружья некоторое время тому назад?» – спросили они. «Мы застрелили большую гадюку, чтобы не дать ей убивать людей, вот она лежит мертвая на песке».
С большим мужеством наш мокадамо подошел на 30 ярдов к берегу и стал серьезно их уверять, что мы мирные люди и пришли не воевать, а осмотреть реку. Мы – друзья, и наши соотечественники покупают хлопок и слоновую кость и хотят прийти и наладить с вами торговлю. Единственное, чего мы хотели, – это спокойно подняться вверх по реке, осмотреть ее и снова вернуться к морю.
Пока он вел переговоры со стоящими на берегу, один старый плут, бывший, как видно, их предводителем, пробрался с дюжиной других по берегу вверх, перешел вброд на остров, около которого стояли лодки, и зашел нам в тыл. В диком восторге они бросились в воду и танцевали у нас за спиной, прицеливаясь из натянутых луков и дико жестикулируя. Их главарь убедил свой отряд зайти за деревья и оттуда стрелять в нас. У отряда, стоявшего перед нами на берегу, было много мушкетов, а те, у которых были луки, держали их наготове с положенными на тетивы стрелами. За ними находилась чаща густого кустарника и деревьев, куда они могли моментально ринуться, выстрелив из мушкетов и луков, и там совершенно скрыться от наших глаз: это обстоятельство обычно придает величайшую самоуверенность людям, употребляющим лук и стрелы. Несмотря на эти демонстрации, мы совсем не были расположены схватиться с ними. Целых полчаса мы объясняли им, что вооружены лучше их и что боеприпасов,
