мы услышали также много о маленьком озере, называемом Бемба.
Центральноафриканские озера и истоки Нила
Продолжая свой путь на запад, мы пересекли не только истоки Луангвы, но и другой реки, называемой Монтава или Монтала, о которой нам говорили, что именно она главным образом питает озеро Бемба. Это не имело бы большого значения, если бы не было связано с тем фактом, что, как говорят, из Бемба на запад течет довольно большая река Луапула, или Лоапула, которая затем расширяется в другое, гораздо большее озеро, называющееся Моеро или Моело. Протекая еще дальше в том же направлении, Луапула образует озеро Мофуэ, или Мофу; затем, говорят, она проходит город Каземба, поворачивает на север и впадает в озеро Танганьика.[46] Куда идет вода после того, как вливается в это последнее озеро, никто не мог ничего сказать определенного. Но мы полагаем, что эта река действительно образует водный бассейн этой части страны, так как мнения туземных путешественников в отношении этого не расходились. Не могло быть сомнения, что люди, сообщавшие нам эти сведения, действительно были в стране, расположенной по ту сторону города Каземба. Мы удостоверились в этом, когда впоследствии встретили милях в 35 или 40 к западу от этого города вождей, которых они знали и описывали нам. Говорят, что Луалаба впадает в Луапулу; и когда для того, чтобы проверить сведения, получаемые от путешественников, мы говорили им, что все воды в этой части страны, окружающие город Казембе, вливаются в Луамбадзи, или Луамбези (Замбези), они замечали смеясь: «Он говорит, что Луапула течет в Замбези, – слыхали ли вы когда-нибудь такую чепуху?» – или что-нибудь в этом роде. Мы были вынуждены признаться, что, согласно их показаниям, понимаем, что наше прежнее впечатление, будто Замбези собирает воду из местности, находящейся вблизи города Каземба, было ошибочным.
Район озера Танганьика. Хозяйственная постройка для хранения съестных припасов
Мы сообщаем теперь только их географические данные, без дальнейших объяснений, кроме того, что из маршрутов арабов и других явствует, что по пути к городу Каземба они дважды пересекают Луапулу. К этому мы можем прибавить, что мы никогда не бывали в затруднительном положении из-за приписываемой неграм неспособности объяснить, куда течет река.
Плавание Ливингстона и Стэнли по озеру Танганьика
Точка кипения воды указывала, что высота склона от края возвышенности до нашего крайнего пункта на западе равна 170 футам. Но это определение высоты нужно рассматривать как приблизительное, и если бы для подтверждения такого довольно грубого способа у нас не было течения реки, то на это совсем нельзя было полагаться. Местность снижалась, как это показывал водораздел, по направлению к ЛуангваМарави и Монтала, или к юго-западу, западу и северо-западу.
После того как мы покинули реки, питающие озеро Нья-са, мы заметили, что вода стекает к центру материка. Течение Касаи (реки, которую видел д-р Ливингстон во время своего путешествия к западному берегу) и ее притоков было направлено на северо-восток или приблизительно в этом направлении. Находит ли себе вода, текущая в этом направлении, выход через Конго или Нил, достоверно неизвестно. Говорят, что некоторые части материка напоминают собой опрокинутую вверх дном обеденную тарелку. Эта часть, если она вообще имеет какую-нибудь общую форму, по-видимому, больше похожа на шляпу с широкими полями, с немного приплюснутой тульей. В некоторых местах высота края довольно значительна. В других, как, например, в Тете и у водопадов Мёрчисона, она так ничтожна, что о ней можно узнать, только устранив ежедневные колебания в показаниях барометра, посредством одновременных наблюдений на побережье и в пунктах, находящихся в двух– или трехстах милях внутри страны. Пока африканские реки остаются внутри того, что мы можем назвать краями, они не являются препятствием. Но как только они выходят из возвышенностей, их полезность снижается из-за водопадов. Низко лежащий пояс очень неправилен. Иногда он поднимается вверх, как край перевернутой вверх дном тарелки, а в других случаях около моря поднимается высокий горный хребет, за которым внутри страны, прежде чем достигаешь центральной возвышенности, следует более низменная область. Ширина низменности иногда доходит до 300 миль, и эта ширина определяет границы судоходства от моря.
Танзания. Распятие. Резьба по эбеновому дереву. Маконде
Подъем к стране Марави и по всей длине западного берега озера, на протяжении, по крайней мере, 300 миль по тому же меридиану, как мы позднее выяснили, представляет собой просто горный проход, подобный тому, какой имеется на пути из Бомбея в Пунаг. Африканский горный проход с западного берега озера, находящегося на 1300 футах над уровнем моря, подымается на такую же высоту над нашим здешним пунктом отправления, как индийский от уровня моря в Бомбее. Африканский Декан немного выше и прохладнее, чем индийский в Пунаге. Африканские хижины похожи на хижины индийцев около Дапура, но гораздо лучше построены. Обладание плугом ставит индийцев выше африканцев, хотя и те и другие возделывают почти те же самые хлеба. Почва и общий вид страны – деревья, ущелья, реки и волнистые равнины – почти одинаковые как на африканском, так и на индийском Декане. Но в Африке мы видим поля, засеянные прекрасным длинноволокнистым хлопком, почти равным египетскому, вместо той жалкой разновидности, которая растет в Индии. Тем не менее разница между обеими странами поразительна. В Индии все – дороги, мосты, каменные стены, развалины храмов и дворцов – свидетельствует о человеческом труде. Африка же, несмотря на все, что делал человек, выглядит такой же, какой она вышла из рук Творца. Единственные дороги – это тропы, протоптанные туземцами на несколько дюймов в глубину и почти от 15 до 18 дюймов в ширину, вьющиеся от селения к селению. Они производят такое впечатление, как будто бы сделаны людьми, считающими, что изогнутая линия является самой красивой, или же теми, кто достиг того состояния мудрости, к которому мы все стремимся, когда можно, не торопясь, прогуливаться по маленьким извилистым дорожкам. Здесь нет развалин хижин, разве только когда они сгорят. Но и тогда тонкий слой красной глины, которой были оштукатурены хижины, и отпечатки тростника сохраняют цвет и твердость мягких кирпичей. Вскоре рассыпаются и они.
Единственными прочными памятниками, которые попадаются здесь, являются жернова, стертые в середине на два дюйма или глубже, и целые пирамиды из камней на горных перевалах. Об этих камнях не упоминается в преданиях, но приветствие: «Привет тебе, о вождь! Да будет нам хорошо в стране, в которую мы идем!» – с каким туземцы обращаются к ним, может означать, что эти камни считают могилами умерших вождей.
Интересно отметить, что в то время, как во многих частях света находили каменные, бронзовые и железные орудия живших там людей, в Африке, поскольку мы могли в этом удостовериться, никогда не было открыто кремневых наконечников стрел, копий, топоров или других орудий такого рода. Д-р Кэрк, занимаясь ботаникой в дельте Замбези, напал на слой гравия, в котором были ископаемые кости почти всех тех животных, которые имеются и сейчас в стране: бегемота, диких свиней, буйволов, антилоп, черепах, крокодилов и гиен. Все эти кости лежали вместе с глиняными изделиями такого же рода и с такими же рисунками, как и те, которые находятся в общем употреблении у жителей. Такие же животные останки были замечены в 1856 г. в слое гравия на дне Замбези, и теперь, в 1863 г., в песке на берегах озера Ньяса были обнаружены глиняные изделия с буйволовыми и другими большими костями. Но мы ни разу не нашли какой- нибудь вид оружия, которым могли бы быть убиты эти животные, чтобы быть употребленными в пищу человеком.
Когда мы пытались разобраться в том, о чем свидетельствовали породы на озере Ньяса и в других районах Южной Африки, нас всегда ставило в тупик то, что нельзя было обнаружить вовсе – или обнаруживалось совсем мало – обычных геологических рядов, как они описываются в книгах. Отсутствие морского известняка и доказательства колебаний почвы и моря, – таких обычных в других странах, – мешали нашим беспомощным исследованиям. Никогда не попадались ни мел, ни кремни. Больше всего напоминали меловые слои огромные плоские массы известкового туфа, и он, судя по отпечаткам тростника и листьев такого же вида, как те, которые и сейчас растут в окрестности, был, очевидно, отложением наземных
