явная издевка.
– Нет, черт побери, ни за что! – выкрикнула она.
– Ну так подари мне парочку поцелуев – без лишних хлопот. И я сразу уберусь восвояси.
До Аллегры наконец дошло, что больше всего ему доставляет удовольствие вот так ее дразнить, доводить до исступления своими шуточками. Конечно, такой тип не заслуживал доверия. Однако какое-то шестое чувство твердило Аллегре, что ей не грозит изнасилование, как и пообещал Ридли. По крайней мере если она не слишком разъярит его, пытаясь вырваться. А может, и вправду уступить, пусть поцелует ее разок? Чем скорее он получит то, чего хочет, тем скорее оставит ее в покое. Обреченно вздохнув, девушка покорно затихла.
– Что ж, извольте, милорд. Я не в силах с вами бороться.
Аллегра ждала, когда же ее вновь коснутся горячие губы. Но вместо этого Грей, все еще не выпуская ее рук, свел пальцы так, что они дотронулись до ее маленьких ладошек. И стал тихонько гладить, осторожно, самыми кончиками пальцев, отчего по всему телу побежали мурашки – поразительное, непривычное чувство. Боже упаси! Как она может быть такой слабой, такой уступчивой? Аллегра зажмурилась и отвернулась. Ридли не должен видеть, что проникнуть сквозь ее защиту не представляет никакого труда. А когда он наконец наклонился и мягкие губы коснулись шеи и плеч девушки, ей оставалось лишь молиться, чтобы он не заметил, как от его ласки трепещет все внутри.
– Вы еще не закончили, милорд? – осведомилась Аллегра, стараясь говорить как можно равнодушнее. Но тут же снова беспомощно прикусила губу и зарылась головой в подушку.
Он рассмеялся: еще бы, от негодяя не укрылась ее слабость!
– Милая Аллегра. У тебя просто очаровательные ушки. Они как две золотистые раковинки. Или как нежные спелые абрикосы, слегка порозовевшие под солнцем. А за ушками, там, куда солнцу никогда не добраться… бледные полукружия двух маленьких лун, прохладных и соблазнительных.
Девушка чуть не охнула от удовольствия, когда он еле слышно притронулся губами к ушку: робкое дыхание, бархатные прикосновения щекотали, заставляли оживать и дрожать от возбуждения каждый изгиб, каждую впадинку чувствительной раковины. Захваченная врасплох его искусством обольстителя, она не в силах была противостоять столь сладостной пытке. Не поддаться нежной ласке его губ. Что она знала до сих пор? Похотливые, слюнявые губы молодчиков из Чарлстона – отвратительно алчные, грубые, равнодушные… За свои жалкие гроши они желали урвать лишний поцелуй – и только. В то время как Ридли добивался от нее полной отдачи. Судя по всему, ему не жаль было ни времени, ни стараний, дабы сделать ее своей добровольной игрушкой.
– Тебе нравится это, не так ли? – прошептал он. Вкрадчивый голос совращал не меньше, чем ласковые губы. – Твое тело охвачено сладкой истомой? Груди налились тяжестью, их терзает неутолимый голод. Твои груди просто прекрасны. Я наклонюсь над ними и буду ласкать их и целовать… Теперь и ты представляешь это, верно? Как мои губы касаются твоих сосков…
О да, она успела представить себе это и многое другое. Впервые в жизни девушка столь отчетливо ощущала каждую часть своего тела, после того как Ридли напомнил, что у нее вообще есть тело. Новые, ошеломительные ощущения переполняли ее существо: налитая, упругая тяжесть грудей, безжалостно вмятых в, жесткий тюфяк, гулкое биение сердца, непонятный, возбуждающий трепет, пробегавший по всем членам. Аллегра застонала от отчаяния. Эта пытка выше ее сил. Она всего лишь человек.
– Ради Бога… перестаньте! – вскричала девушка наконец.
Виконт рассмеялся безумным, пьяным хохотом и отпустил ее руки.
– По-моему, ты будешь чрезвычайно легким объектом для соблазнения.
Мерзавец, он еще издевается над ее слабостью! Слезы брызнули из глаз против ее воли.
– Вы дьявол! – выпалила Аллегра, подавляя рыдания. Кое-как повернулась и села в постели. А потом с ужасом посмотрела на себя. Боже милостивый! Сколько еще унижений предстоит ей вытерпеть в это утро? Как назло ночная рубашка совсем соскользнула с плеча и выставила напоказ грудь. Она готова была сгореть со стыда.
Но прежде чем Аллегра успела сделать это сама, Ридли протянул руку и поправил рубашку – так что теперь девичьи прелести были более или менее прикрыты. После чего встал и отвесил поклон – издевательский, небрежный поклон «истинного кавалера».
– Желаю приятно провести утро, – промолвил он и покинул комнату.
Бедняжку колотил такой озноб, что сотрясалась и скрипела вся кровать. Ридли пообещал, что соблазнит ее, что заманит в свою постель. Пообещал, что ему не придется брать ее силой. Да и зачем ему прибегать к силе? Он прекрасно понял еще с той первой, памятной минуты в тесной гостиной возле кухни, когда гладил ее по спине, что она беззащитна перед его ласками и поцелуями. И оттого была еще больше противна сама себе. Девушка сердито провела рукой по мокрому от слез лицу. Ничтожная дура! «Кому придет в голову брать тебя силой, когда ты сама готова пойти на поводу у собственной слабости?!»
Внезапно ей подумалось, что в чем-то оно и к лучшему, что на свете больше не осталось никого из Бэньярдов. Надо же, какой стыд: столько торчать в Англии и ни на шаг не приблизить возмездие за их гибель! Позволить какому-то пьяному охотнику до юбок заставить ее позабыть, что нужно просто набраться фамильного терпения и переждать злополучный год, как она сделала раньше, угодив на гораздо больший срок в лапы Хаммер Прингл. Аллегра дождется, пока наступит ее час, и тогда оправдает наконец свое существование. Она не сомневалась, что Господу было угодно сохранить ей жизнь только с этой целью. Чтобы сделать орудием уничтожения Уикхэмов.
А все остальное в этом мире – счастье, житейские радости, покой, наслаждение от дьявольских поцелуев этого Ридли – не более чем болезненные попытки потешить самое себя.
Поднявшись на цыпочки, Аллегра кое-как дотянулась до самой верхней полки. Даже с помощью высокого табурета она едва сумела добраться до дальнего угла. Метелкой из перьев новоиспеченная буфетчица смела пыль, положила метелку на полку пониже – и дочиста протерла угол влажной тряпкой, которую держала наготове в другой руке.
В который уже раз при виде царившего здесь запустения Аллегра недовольно прищелкнула языком. Судя по датам на пожелтевших этикетках, в Бэньярд-Холле не было толковой буфетчицы с тех самых пор, как Уикхэм год назад продал поместье Ридли. А вся эта пыль и грязь только подтверждали ее догадку. Все утро она провела за уборкой, чистила, скребла и мыла. Более или менее пригодные к употреблению порошки и экстракты Аллегра расставила на рабочем столе, постаравшись создать хоть какую-то видимость порядка.
