– Скоро уж два года, как его похоронили.
Аллегра так стиснула кулаки, что побелели костяшки пальцев.
– Ты лжешь, негодяй! Уикхэм жив!
Сэр Генри вскочил на ноги, лицо его сделалось багровым.
– Ты смеешь грубить мне, молокосос, после того как я только что пощадил тебя, избавив от тюрьмы? Говорю тебе, он умер, мирно почил в своей постели.
«Я сойду с ума», – подумала Аллегра. Его слова вонзались в ее сердце как ножи.
– Он не мог умереть! – вскричала она. – Этот подлый негодяй не мог умереть. Ведь не прошло и года, как он продал Бэньярд-Холл.
– Это был его сын, Томас. Новый барон Эллсмер.
Аллегра отказывалась верить. После стольких лет ожидания!.. Сэр Генри лгал, чтобы заполучить ее.
– Лжец! – Закричала девушка. – Подлец! Мерзавец!
Вне себя от ярости и муки она повернулась к столу, схватила тарелку с жарким из голубей и что было сил швырнула в лицо сэру Генри.
Сэр Генри рассвирепел; его маленькие заплывшие глазки засверкали бешенством, сделавшись похожими на два блестящих черных уголька.
– Ах ты гаденыш! – проревел он, брызгая слюной. – Ну хорошо же, сейчас я тебе покажу, как меня оскорблять. Дженкинс не может поклясться, что кролик был мой, а выдвигать обвинение от лица Ридли я не собираюсь. Так что тюрьма тебе не грозит. Но клянусь честью, прежде чем я тебя отпущу, ты заплатишь за свою дерзость.
Он щелкнул пальцами своим двум слугам и показал им рукой на железное кольцо, вделанное в стену таверны.
– Привяжите к нему этого сопляка и принесите мне хлыст.
– Нет!
Выхватив из-под камзола кинжал, Аллегра попыталась полоснуть им одного из бросившихся к ней слуг по руке, но второй слуга так сильно ударил ее ладонью в висок, что с нее слетела треуголка, а сама она растянулась на земле. Оглушенная, не в силах сопротивляться, девушка почувствовала, как ее подняли на ноги и поволокли к дому. Аллегру грубо ткнули лицом в стену, вздели ей руки и привязали их к железному кольцу, так что веревка больно врезалась в запястья. Потом она услышала треск разрываемой рубашки и жилета и ощутила на своей голой спине теплые солнечные лучи. Она закряхтела, пытаясь освободить руки, но путы были слишком крепки. Один из слуг фыркнул:
– Поглядите, какая у него кожа, там, где нет загара. Белая и мягкая, как у девки.
– Да он еще совсем малец, – послышался тихий, мягкий голос Дженкинса. – Сэр Генри, пожалейте его.
Сэр Генри задыхался: похоже, усилия, которые ему пришлось сделать, чтобы пересечь двор, были для него чрезмерными.
– Пожалеть его? После оскорбления, которое он нанес мне и памяти Джона Уикхэма, моего доброго друга?
Уикхэм. При звуке этого ненавистного имени Аллегра почувствовала, что ярость ее утихает, уступая место оцепенению. Джон Уикхэм мертв. Мысленно девушка выругала себя. Надо было вернуться домой раньше, сразу после того как она похоронила маму. Даже если бы пришлось продавать себя, чтобы оплатить проезд.
Она прекратила тщетные попытки освободиться. Теперь уже не важно, что случится с ней. Джон Уикхэм умер, но не от руки Бэньярда, как она обещала маме.
Что ж, она начнет все сначала, ведь решимости ей не занимать. Томас Уикхэм тоже сыграл свою гнусную роль. Юный возраст не помешал ему свидетельствовать, когда судили отца. И его обвинительные показания окончательно склонили тогда чашу весов, и отец, ее любимый отец был осужден. Ничего, она выдержит порку сэра Генри. После, когда все закончится, Аллегра отправится в Лондон, разыщет там Томаса Уикхэма и отомстит ему. Не отцу, так сыну. Она…
– О Боже! – вскрикнула девушка, когда хлыст впился в ее спину, и крепко стиснула зубы, пытаясь не обращать внимания на жгучую боль.
– Пощадите парнишку, сэр, – взмолился Дженкинс, явно страдая вместе с ней.
– Не сейчас, – задыхаясь, проговорил сэр Генри. Хлыст опустился еще раз, и у Аллегры опять вырвался невольный стон. Ее спина горела огнем, но она слышала тяжелое дыхание сэра Генри и надеялась, что наказание будет коротким – у тучного судьи не хватит сил больше чем на несколько жестоких ударов. С замиранием сердца она стала ждать следующего.
– Что это вы делаете, Кромптон?
Голос говорившего был глубоким и низким, а язык слегка заплетался. Аллегра, напрягшись, повернула голову, чтобы через плечо разглядеть незнакомца. Ридли! За ним, на дороге, стоял его экипаж, оттуда, хмурясь, вылезал молодой управляющий, торопясь присоединиться к своему хозяину.
– Не вмешивайтесь в это дело, Ридли, – проворчал сэр Генри. – Этот мальчишка – браконьер, он убил кролика, а кроме того, он наглец, каких поискать.
Виконт Ридли подошел к Аллегре. Его рот кривила высокомерная усмешка, и он был изрядно навеселе.
– Что до наглости и злобности этого создания, – произнес он, лениво растягивая слова, – то я и сам могу их засвидетельствовать. Но что касается остального, то здесь вы ошибаетесь.
